Контрудар (Роман, повести, рассказы)
Шрифт:
Помогая Буденному, штурмовали подходы к Касторной полки 42-й Шахтерской дивизии. Это была вторая рука полководца, которая схватила противника за грудь. Стрелки-партизаны шли во весь рост. То тут, то там рвались снаряды, выпущенные орудиями бронепоезда. Один боец падал, а люди в густых цепях шли по-прежнему не сгибаясь, не ложась.
Двигаясь уступом впереди головного полка, шел на белых батальон горловцев. Издали, на огромном заснеженном поле, они казались оловянными солдатиками.
Вдруг, отрезая горловцев, выскочили из лощины черные, в мохнатых бурках шкуровцы.
Спусковые крючки не слушались скованных морозом пальцев, но отважные шахтеры,
Из рядов резервного батальона горловцев вылетел со звоном пулеметный фургон. Пулеметчик, водя во все стороны дулом «максима», в бешенстве орал:
— Командир, ты у нас был и царь и бог! Куда же смотришь, в гроб тебя с потрохами… Там наших земляков рубят. Убью… Командир…
— Земляк, брось, уймись, земляк… — стал унимать пулеметчика командир. — Что-нибудь придумаем… погоди…
— Пулеметами их… пулеметами… вураганным огнем… в Христа в бога…
— Пулеметами? Ураганным боем? — пришел в себя командир. — А у тебя в лентах много патронов, сукин ты кот? Много тебе Англия боеприпасов шлет? Как шлет она Деникину…
«Земляк» поднял со дна фургона кучу пустых лент.
Голодную порцию — шесть патронов на винтовку и сто пятьдесят на пулемет — полк израсходовал в предрассветном бою. Больше республика в те тяжелые дни отпустить не могла.
Вдали за станцией гудели пушки белых. Неистовствовали бронепоезда, грохотали танки.
Перевалив через полотно железной дороги, показались всадники Донецкого полка. Дындик, словно шарик, катясь на круглом, упитанном коне, вел в атаку «драгун».
Еще дальше двигались рысью «черти» во главе с Ромашкой. За переездом у железной дороги остановились две пушки. Не то в резерве, не то охраняя орудия, затаился за будкой бывший штабной эскадрон Гайцева.
Фургон пулеметчика-горловца провалился в лощину. За ним потекли и стрелки резервного батальона во главе с командиром. Обгоняя лаву Донецкого полка, катилось в лощину громкое «ура». Пехота — горловские навалоотбойщики, проходчики и крепильщики — ударила в штыки.
Шкуровцы сплошной тучей надвигались на «драгун». Жиденькая цепочка эскадрона повернула. Вдали, в полукилометре, под напором белоказаков отходил Ромашка. Разъяренные белочеркесы гнались за Дындиком, словно хотели ему отомстить за то, что он им не дал расправиться с попавшим в окружение батальоном.
Парусов, оставаясь возле железнодорожной будки, следил за погоней. Тут же, прячась за ствол разбитого клена, с полевой книжкой в руках находился и Кнафт.
Белые казаки, упустив «драгун», заметив в логу одну из батарей пехоты, ринулись к ней. Артиллеристы, взяв орудие на передки и цепляясь за лафет, на ходу вели огонь по скоплениям деникинцев. Снаряды, не столь поражая, сколько сдерживая врага, летели в мерзлую землю, в пространство, в небо.
Алексей с увлечением следил за невиданной им работой наводчиков. Время от времени он останавливался, успокаивал охваченного стадным чувством коня, словно чуявшего, что ему угрожают налитые кровью и яростью лица деникинских головорезов и холодный блеск их клинков. Булат, не то бравируя, не то борясь с тем неприятным чувством, которое рождалось при виде приближавшихся шкуровцев, нарочито не торопился.
Вдруг лошадь метнулась в сторону, захрапела. По ее плечу из раненого горла потекла яркая кровь.
На мгновение у Алексея потемнело в глазах, он подумал — вот-вот налетят шкуровцы с их острыми
клинками. На миг что-то сдавило сердце. «Зачем полез вперед? Оставался бы возле будки с Парусовым».Алексей с отвращением отогнал от себя эту мысль. Вспомнилась ночь в Тартаке, тускло освещенная комната штаба, раненая Мария на диване и Боровой, который с такой уверенностью положил руку на его плечо со словами: «Булат будет комиссаром полка».
И все же его нервировал этот топот казачьих коней. Булат погладил вороного, слегка стиснул его бока шенкелями, словно опасаясь причинить ему боль. Конь рванулся вперед и полетел вскачь. Жуткий храп, вылетавший из раненого горла вместе с кровью, заглушал топот и звериный вой казачни.
А вот и железнодорожная будка, занятая своими. Здесь и пешему не страшны шкуровцы. Вороной, мгновенно прервав храп, закрыл глаза и упал.
После боя со шкуровцами в лощине собрались эскадроны. Алексей достал из полевой сумки бумагу. Появилось желание побеседовать с близким человеком. Окоченевшие пальцы едва держали карандаш. Алексей писал:
«Так дальше продолжаться не может. Полк в боях участвует, но не так, как надо. Теперь от офицеров мало требовать лояльности, нам нужна активная лояльность. Парусов имеет опыт командования эскадроном, получил полк, а руководит им, как корпусом. Я согласен на Дындика, Ромашку. Люди за ними пойдут. У Петра достаточно горячее сердце и холодная голова… Ромашка несколько горяч. С фронтовым комприветом. Булат».
На конверте Алексей написал:
«Штаб дивизии. Товарищу Боровому».
Под Касторной разыгрался второй акт белогвардейской трагедии. Двадцать два полка конницы и восемь полков терской пехоты Деникина, сопровождаемые бронепоездами, с 6 по 15 ноября, страшась мысли о разгроме, оказывая красным отчаянное сопротивление, ценою большой крови отстаивали каждую пядь земли.
15 ноября кавалеристы Буденного, поддержанные горняками Донбасса и волжанами из Симбирской бригады — бойцами 42-й стрелковой дивизии на одном фланге и 8-й стрелковой — на другом, захватив танки белых, ворвались в Касторную. Далеко на западе, дезорганизованные сокрушительными рейдами Червонного казачества, добровольческие силы Май-Маевского, не выдержав натиска 14-й советской армии, отдали ей Курск.
Если с 10 по 30 октября под Орлом — Кромами войска Южного фронта развеяли ореол непобедимости деникинской армии, то под Касторной они ей нанесли смертельный удар.
Врезываясь клином в глубь расположения врага, красные войска изолировали Донскую армию Деникина от Добровольческой.
А теперь? Куда наносить удары теперь — через Донецкий бассейн или же через донские земли?
Прошлый опыт учил, что продвижение по бездорожным пустынным степям Донской области, помимо многих неудобств для наступающих, вызывало ярость и сопротивление белой казачни.
В то же время неохотно, как это и предвидела партия, донские казаки шли драться под Елец и Харьков.
Центральный Комитет Коммунистической партии потребовал от Верховного командования направить основную группировку сил через Харьков и Донецкий бассейн, где Красную Армию ждали уголь, металл и горячая поддержка революционных рабочих.
Белые отступали гигантскими шагами. Красные полки, не успевая их догонять, грузились на сани. И тогда бойцы, добившиеся неслыханным напряжением неслыханных побед, бросили клич: «Они нас — на танках, а мы их — на санках».