Копи Царя Соломона. Сценарий романа

– Умолкни, женщина, – говорит он.

Натан стволом ружья чешет подбородок крестьянину.

– Ох, ты уж прости меня, Корнел, тебя убивать сейчас будут, – говорит она.

– Да не собираюсь вас убивать, если скажете, куда они ушли, – говорит Натан.

– Мы не знаем, куда они ушли, – говорит крестьянин.

– Тогда убью, – говорит Натан.

– Конечно, мне тебя будет не хватать, хоть у нас в жизни было и много плохого, – говорит она.

– Но ведь и хорошее было, Аурика, помнишь июль перед нашей свадьбой? – говорит он.

– Конечно, помню, а помнишь сад яблоневый, он тогда совсем маленький был, а сейчас как разросся… – говорит она.

– Помню, Аурика, а помнишь, как целовались ночью в этом саду? – говорит он.

– Ох, Корнел, что ты вечно глупости вспоминаешь, и это при ком, при молодом человеке, можно сказать, при юнце, – говорит она.

– Ай, брось, нынче такие молодые пошли, что стариков за пояс заткнут, – говорит он.

– Ой, да уж не прибедняйся-то, тоже мне старик нашелся, седина в бороду, бес в ребро, говорят, так у тебя, судя по седине, три беса в ребрах завелись, – говорит она.

– Да, я мужик хоть куда, – говорит ветеринар.

Молчание. Крупным планом ковер. Потом снова семейная пара.

–… Если уж погибать, то, скажу тебе, Аурика, я ни одной твоей подруги мимо не пропустил, но любил, конечно, всегда только одну тебя, – говорит он.

– Это каких таких подруг, Корнел, уж не Марчику ли, или Иляну? – говорит она.

– Ну, и их, понятное дело, тоже, – говорит он.

– Уж не Веронику ли с Розанной, – говорит она.

– Ну… – говорит он и мы впервые видим тень удивления на лице женщины.

– Порознь, это да, конечно, – говорит он (удивление пропадает).

– А про то, что Вероника приходится нам с тобой кумой, ты не подумал, жирный боров, – говорит она.

– Кого угодно бы тебе простила, только не Веронику, чтоб ты сдох, конь холощеный, – говорит она.

– Какой, – говорит он.

– Что, обидно, да, так вот, чтоб ты знал, первенец наш и впрямь не от тебя, – говорит она.

– Не от меня, – говорит он.

– Не от тебя, – говорит она.

– А от кого, – говорит он.

– А от него, – говорит она.

– От мужчины, настоящего мужчины, который любил меня, руки целовал, на руках носил, – говорит она.

– То-то он, тебя обрюхатив, смылся, тоже мне мужчина, – говорит он.

– К таким подонкам только ты и липла, пока я тебя порядочной не сделал, – говорит он.

– Я непорядочная, – говорит она.

– Ох, Корнел, хоть бы ты закрыл свой рот, который ничего от мусорной ямы не отличается, – говорит она.

– Говорила мне мать, не ходи замуж за этого скота и тупицу, – говорит она.

– Впрочем, чего жать от уроженца села Градинары, – говорит она.

– Ведь у вас все мужчины – конокрады, бабники, и злоязычные воры, – говорит она.

– Я вор? – говорит он.

– Шлюха и дура, вот кто твоя племянница, Аурика, – говорит он.

– И, боюсь, это у вас семейное по женской линии, – говорит он.

– Да чтоб глаза тои лопнули, Корнел, говорить такое почтенной женщине, матери большого семейства, подонок ты, скотина, сво…

Грохот. Вьется дымок. Мы видим, что на кровати сидит только крестьянин. Жена лежит, перина быстро меняет цвет на красный. Крестьянин степенно поворачивает голову в сторону жены, потом глядит на Натана. Говорит:

– Спасиб…

Грохот. Дымок.

Иеремия почти синхронно с выстрелом, быстро и жадно швыряет себе в рот еще кусок буженины, намазанный сметаной.

Крупно – жующее лицо. Он похож на кота, которого поймали в то время, когда он царапает обувь. И стыдно и страшно, а все равно в кайф.

Кровать – с двумя лежащими лицом вверх телами. Лица смазано (в них стреляли), просто кровавые пятна.

Картинка размывается.

***

Крупно – лицо Натальи и Лоринкова.

Камера отъезжает, мы видим, что они лежат в стогу сена, посреди поля. Наталья выглядит уставшей, но очень желанной – как, в принципе, любая женщина на сеновале. Крупно показана солома у нее в волосах. Она лежит, и мы видим силуэт фигуры, проступающий через одежду. Мы впервые задумываемся о том, что она хорошо выглядит. Даже Лоринков выглядит умиротворенным (обычно он кусает губы, морщится, бормочет что-то, в общем, мимика постоянная, сейчас этого нет – прим. В. Л.).Камера приближается, мы слышим разговор.

–… знаешь, ничего… – говорит Наталья задумчиво.

– Ну вот, – говорит Лоринков лениво.

– Ни хера вы, американцы, не понимаете, – говорит он.

– Дети блядь асфальтовых джунглей, – говорит он.

– Но в доме-то все равно теплей, – говорит лениво Наталья.

– Ты пойми, – говорит он.

– Я мля 15 лет в газете криминальную хронику вел, – говорит он.

– Если ты правду сказала про сорок тонн золота, это… – говорит он.

– Правду, честно, – говорит она.

– Ну если так, то нам нужно постоянно следы путать, – говорит он.

– Сорок тонн золота за пятьдесят лет, – говорит он.

– Не может быть, чтобы еще кто-то не узнал, – говорит он.

– Их, наверное, вообще уже забрал кто-то, – говорит он.

Но мы видим, что он в это не хочет верить, и говорит так просто потому, что боится сглазить. Глядя в небо – показаны крупные, яркие, жирные бессарабские звезды, – сует руку в нагрудный карман, вытаскивает пачку. Руки крупно – они дрожат. Сует сигарету в рот.