Корабль в вечность

— Ему уже ничто не поможет, — добавила Салли. — Мы все об этом знаем.

Никто из нас не осмелился ей возразить.

* *

Наши новости из Блэквуда — пустая поляна, пропавшая подрывная машина, засада — забылись в суматохе из-за похищения Ксандера, а на следующий день прибыл конвой с едой. Восемь фургонов, чьи оси прогнулись под весом зерна. Я слышала ликование на улицах, но не сумела заставить себя присоединиться.

Однако Палома о Блэквуде не забыла. Она подошла ко мне во дворе.

— Это правда? Никаких признаков бомбы?

Я убедилась, что Зака поблизости не наблюдается. Не хватало еще и его злорадства.

— Все как рассказал Зак: они ее увезли. По меньшей мере несколько недель назад. Даже все строения разобрали.

Палома кивнула. Ее губы были плотно сжаты.

— Я тоже включена в тот список, верно? — задала она новый вопрос. — В тот же, что и Ксандер? Зои отказалась мне говорить, но я подслушала Эльзу и Салли. И с момента появления списка Зои вся на нервах — старается не выпускать меня из дома.

Мне не хотелось ей лгать. Палома уже многим ради нас пожертвовала и, по моему мнению, заслуживала знать правду.

— Да, ты тоже в списке, — ответила я.

Палома оглянулась на кухню, где вместе с остальными сидела Зои.

— Она пытается меня защитить. Не думает, что я справлюсь, если все узнаю.

Я взглянула на чужестранку. На длинную шею, брови настолько светлые, что едва угадывались. Она напоминала белое перышко, которое ветер принес к берегу.

— Никогда не была солдатом или хотя бы политиком, — призналась Палома. — Я присоединилась к посольству, потому что набралась кой-какого опыта в торговле, к тому же им требовались волонтеры. Настоящим послом был Калеб. Это он за все отвечал… — Ее голос надломился, и она помедлила, прежде чем продолжить: — Пока шторм его не убил. — Она передернула плечами. — Зои такая смелая. Порой я думаю, что она будет меня презирать, если узнает, до какой степени я испугана. — Палома посмотрела на меня. — Боюсь, что ваш Синедрион меня схватит. — Ее рука поднялась к вороту рубашки, и я увидела капсулу с ядом. — Но еще больше я боюсь, что этого не случится. Что враги отыщут мой дом без меня и разбомбят, а я останусь тут, живая и невредимая. И мне придется жить с мыслью, что все погибли из-за меня.

Я дотронулась до руки Паломы. Крошечные волоски на ее предплечье встали дыбом из-за вечерней прохлады.

— Не ты все это сотворила, — возразила я.

— Я покинула свой дом, — сказала она. — Попрощалась с родителями и сестрами. Смирилась с мыслью, что могу не вернуться. Исследовательские корабли частенько не возвращаются. — Она медленно покачала головой. — Но я не готова потерять их всех. — Ее голос дрогнул. — Все должно было пойти иначе.

Я не стала высказывать свои мысли: именно так все и должно было пойти. Именно такой ход событий я и наблюдала во всех видениях. Ход событий естественный для нас — обитателей этой выжженной земли. Ведь война и баки уже существовали раньше и вот вернулись опять. Люди рождаются и умирают, вращая замкнутый круг. Взрыв тоже уже был, и, приходя в себя от видений с немым сожженным горлом, я знала — он вновь произойдет.

* * 

До похода на Шестое убежище оставалось шесть дней. Снаружи продолжалась подготовка, а тем временем мы, находясь в приюте, тонули во взглядах и шепотках и передавали друг другу подозрения, словно кружку кислого вина. Виолетта и ее солдаты вернулись, как и вторая группа, — о Ксандере никаких новостей, просто след затерялся в болотах. Салли слова не проронила, выслушав их отчеты; она восприняла новости с фатализмом, который я посчитала более тревожным, чем слезы или гнев.

Дудочник нервничал и рявкал на меня и Палому всякий раз, как мы приближались к окну в гостиной, выходившему на улицу. В третий раз я огрызнулась.

— Мы оба знаем, что Ксандера предал кто-то из близкого окружения, Дудочник. Может, попытки отогнать меня от окна и придают тебе больше значимости, но меня это не спасет.

Он ничего не сказал — только с грохотом закрыл ставни, отсекая нас от улицы. И от того, что обвинения остались висеть в воздухе, лучше я себя не почувствовала.

Позднее Дудочник зажал меня в коридоре около кухни.

— Ты же знаешь, это был не я, — сказал он.

— Хватит говорить мне о том, что я знаю, а чего нет, — ответила я.

Он не дал мне уйти, и я вновь ощутила его массивность. Когда он вот так стоял передо мной, перекрывая коридор, лишь капля света могла просочиться из-за его спины со двора.

Его голос стал тише.

— Я доверял тебе, даже когда ты едва не убила нас обоих в Ковчеге. Никогда в тебе не сомневался.

— Никогда? — переспросила я. — Ты сказал Инспектору, что я на пороге безумия.

— А разве это не так?

Я и сама давно чувствовала, что безумие подстерегает меня, неотвратимое, словно взрыв. Но слышать, как об этом походя говорит кто-то еще — совсем другое дело.

— Почему тот солдат в Блэквуде тебя отпустил? — спросила я.

— Я же сказал. Не знаю. Верь во что хочешь. Но я никогда не предал бы Ксандера.

Я уставилась на руку Дудочника. Я видела ее на плече Ксандера, когда Дудочник его успокаивал. И видела, как та же рука приносила смерть одним взмахом клинка. Столько раз Дудочник спасал меня. Столько раз убивал ради меня.

— Скажи, что веришь мне, — потребовал он.

Я так хотела поверить. Но после случая с тем солдатом простые ответы у меня закончились. Я протиснулась мимо Дудочника, прижавшись плечом к холодной каменной стене, и ушла прочь.

В эти дни каждый раз, когда я входила в спальню, Зак встречал меня с явным облегчением.

— Будь осторожна, — повторял он снова и снова. — Не верь им.

Я не отвечала, даже не смотрела на него, но его шепот все равно проникал внутрь. Мы, омеги, как утверждалось, были прокляты и несли в себе тлен взрыва. «Она — отрава», — однажды предупредил Зак Дудочника насчет меня. Но сейчас отравой стал Зак. Его кандалы и цепи не могли окоротить отчетливо слышимый шепот, даже когда я прижимала к голове подушку. В эти длинные ночи Зак говорил об Инспекторе, его старых связях с Воительницей и жажде власти. Говорил о Дудочнике и его безжалостности. Даже о Паломе: «Ты понятия не имеешь, каковы ее истинные мотивы. Зои и Палома верны сейчас только друг другу». В темноте эти речи исподволь просачивались в мое сознание.

Я понимала, что Зак делает и почему, но не могла его игнорировать. Все его нашептывания в дни и ночи после исчезновения Ксандера только вторили моим собственным страхам. Сомнения и подозрения, которые я пыталась держать в узде, Зак призывал в комнату, где я спала, и давал им волю, чтобы рыскали вокруг нас, точно крысы на стропилах.

* * 

Из казарм пришло известие: Таша умерла. Врачи вытащили стрелу, сообщил вестовой, но она потеряла еще больше крови и скончалась спустя несколько часов после возвращения в Нью-Хобарт.

Я закрыла глаза. Не хотелось показывать гонцу свои чувства. Злость и в равной степени горечь — все впустую. Мы так далеко ее увезли, и тем не менее в итоге она мертва, как если бы мы бросили ее на поляне в Блэквуде с торчащей из бока стрелой.

— Есть еще кое-что, — продолжал гонец.

Я приготовилась выслушать новую порцию дурных вестей.

Посланец был молодым альфой, одним из солдат Инспектора. Он явно ощущал неловкость с самого начала, когда постучался в дверь приюта и увидел искалеченные ноги Эльзы, сопровождавшей его по коридору. От меня он держался подальше, словно мои видения могли его заразить. Но сейчас он посмотрел прямо мне в глаза.