Корабль в вечность

— Ты была неправа, — проронил Дудочник.

— Уже многие годы для меня важнее всего не правота, а результат, — ответила она. — Не знаю, как мы можем выиграть в данном случае. Я не верю, что получится спасти Далекий край. Бывают дни, когда я даже в завтра не верю. Но я не хотела, чтобы этот город голодал. И знай: я по-прежнему верю в вас обоих.

Дудочник и Зои посмотрели на нее.

— Я в тебя тоже верила, — бросила Зои.

Услышав глагол в прошедшем времени, Салли вздрогнула, но смолчала.

Мы с Дудочником и Зои вместе направились к двери. Я выходила первой, но на пороге приостановилась.

— Твое решение спасло Дудочника. — Я повернулась к Салли. — Ты поступила неправильно. Но в результате сумела его уберечь. В Блэквуде солдат пощадил его. Собирался убить, но узнал и отпустил. Я никому не сказала, потому что не понимала, в чем дело. Даже допускала, что Дудочник — предатель. А это твоя сделка его спасла.

Салли медленно кивнула. Удивительно спокойная, она так и стояла возле шкафа.

Зои прошла мимо меня, сжимая в руках ее оружие.

Дудочник задержался в коридоре напротив выхода. Ни он, ни Салли не разговаривали, но глаза их были устремлены друг на друга.

Я не могла прочесть выражение их лиц, не понимала, что происходило между ними в те долгие секунды молчаливой неподвижности.

Затем Дудочник отмер и плотно закрыл дверь.

— Сходи за Виолеттой, — велел он мне. — Скажи ей, пусть поставит двух охранников у этой двери. И твою руку нужно осмотреть.

* * 

К тому времени как Эльза меня перевязала, Дудочник уже шел в контору мытарей. Устремившись следом, я промчалась мимо Виолетты и охранников у комнаты Салли и ухватила его за руку в конце коридора прежде, чем он успел выйти и зашагать вверх по холму. Моя рука болела; порез сильно кровоточил, и Эльза кривилась, промывая его, зато он оказался чистым и не слишком глубоким, так что даже зашивать не потребовалось.

— Обязательно ему рассказывать? — спросила я.

— У меня нет выбора, — ответил Дудочник. — Я не могу ее покрывать. И так худо, что предателем оказался один из наших. Это наверняка ослабит наш союз с Инспектором. — Он выдохнул. — Дело не только в том, что она выдала Ксандера. Под пытками он мог рассказать все наши секреты. Салли не знала в точности, что ему известно. Получается, наши планы под риском.

Уличный фонарь бросал резкие тени на лицо Дудочника.

— Что с ней теперь будет? — спросила я. — Чего ждать от Инспектора?

Я вспомнила солдат, которые заклеймили Зака и получили за это плети. Потребует ли Инспектор для Салли того же самого? Или еще хуже? А Дудочнику опять придется исполнить наказание?

— Что бы он не решил с нею сделать, — сказала я, — это вряд ли будет хуже того, что сделала бы Воительница, получив Салли в свои руки.

— Ее идея сдаться Воительнице попросту безумная. Неважно, насколько Салли решительна и отважна. Никто не может гарантировать, что пытка не развяжет ему язык.

Нет, Салли не лишилась ума. На память пришли ее слова: «Ты правда считаешь, что жалкие остатки моей жизни хоть что-то для меня значат?»

— С тобой все хорошо? — спросила я у Дудочника, касаясь его плеча.

— Нормально, — коротко отозвался он, потом мрачно хохотнул. — Так вот в чем дело, а? Вот чего она добивалась. Я бы умер в Блэквуде, если бы не Салли.

Ему не было нужды произносить то, о чем мы оба подумали: а Ксандер жил бы дальше. По выпяченному подбородку Дудочника я поняла — он понесет груз смерти Ксандера с собой, уходя в ночь.

* * 

Я ожидала возвращения Дудочника с Инспектором на кухне. Стараясь сохранять хотя бы внешнее спокойствие, слушала болтовню Эльзы.

— Я в это не верю, — повторяла и повторяла она, а я не могла ответить, ибо верила слишком твердо.

Все, что прежде не давало мне подозревать Салли — ее безоглядная преданность нашему делу, любовь к Ксандеру — теперь не оставляло мне сомнений в ее вине.

— Ты меня слушаешь? — спросила Эльза, коснувшись моей ноги.

Взглянув вниз, я на мгновение увидела не ее руку, а Салли — с корявыми шишковатыми суставами и морщинистую, как пустой кожаный мех. С пальцев капала кровь. Но совсем не та, что текла часом ранее из разбитого мной носа; эта была гуще и темнее. Я зажмурилась. Когда снова открыла глаза, то увидела только Эльзу, ее вытянутую ладонь и приблизившееся ко мне лицо, на котором отражалось беспокойство пополам с возбуждением.

— Слушаешь меня? — переспросила она.

И я кивнула, пытаясь не думать о том, что Инспектор сделает с Салли. Конечно, он захочет, чтобы ее наказание послужило уроком для остальных. Не спорю — она это заслужила. Но в последнем видении-вспышке было столько крови… Неужели Инспектор зайдет так далеко? Салли приговорят к смерти?

Инспектор не постучал в дверь приюта, просто грохнул ею о стенку. Его шаги по деревянному полу были стремительнее, чем обычно. Когда я вышла в коридор ему навстречу, глаза Инспектора были сужены, губы — плотно сжаты. За ним следовал Дудочник.

Не дожидаясь приказа, охранники у комнаты Салли отпрыгнули в стороны, как только Инспектор с Дудочником приблизились. Но когда Инспектор толкнул дверь, она лишь самую малость приоткрылась, а потом застряла.

— Салли, — позвал он.

Тишина. В коридор вышла Зои и оттеснила меня, чтобы встать рядом с Инспектором. Дудочник шагнул назад и прислонился к стене позади них.

Инспектор обнажил нож и нажал плечом на дверь. Скрежеща, та с натугой открылась. Я ничего не могла рассмотреть за широкими плечами Зои, Инспектора и охранников.

Зои первой шагнула внутрь.

— Ад кромешный, — сказала она.

Я посмотрела вниз. За порожком виднелось кровавое пятно. Инспектор вошел в комнату следом за Зои; я тоже, перешагнув лужу крови.

Салли лежала на полу. Поза была изломанной, потому что тело толкали дверью. На левой руке зияли два решительных пореза от локтя до запястья. Горло также было перерезано — аккуратная рана в палец длиной под правой стороной челюсти. Ни следа мелких повреждений или неровностей, указывающих на пробу или на колебание из-за боли: только прямые рассечения, с вялой кожей по краям и запекшейся кровью внутри. В правой руке Салли до сих пор был маленький ножичек с испачканной кровью костяной рукоятью.