Корделия
Шрифт:
Их провожатым был один из служащих — высокий анемичного вида человек с выдающимся кадыком; мистер Фергюсон представил его как Симнела, главного инженера.
Они вышли из цеха, мистер Фергюсон остановил мальчика с тележкой, на которой высились тюки материи. Он и здесь отогнул краешек, чтобы продемонстрировать ткань невестке.
— Это тот же ситец, только уже окрашенный и очищенный от остатков уксусной кислоты; заметьте — ее почти не видно.
Ситец, на взгляд Корделии, ничуть не отличался от того, который ей только что показали, если не считать еле различимых контуров рисунка.
— Не спешите с выводами.
— Это раствор ализарина, — пояснил мистер Фергюсон. — Смотрите!
Рабочие полностью погрузили тюк в гигантскую ванну, и у Корделии захватило дух: словно по мановению волшебной палочки, на материи начали проявляться яркие цветы, красные, желтые, розовые, сиреневые и голубые.
— Настоящее чудо, не правда ли? — с улыбкой спросил мистер Фергюсон, чрезвычайно довольный произведенным эффектом.
— Да, чудо!
— Это все химия. Но здесь нет ничего нового. Я не имею в виду машины: они-то новые, а вот технология была известна уже древним египтянам.
Они миновали крахмальный цех и пошли дальше — в лабораторию, где разрабатывались рисунки. В соседнем помещении длинные ряды женщин в коленкоровых фартуках вручную нарезали ворс для бархата — они резали ткань большими острыми ножами вдоль утка, при этом получалась на удивление ровная линия. Вжик, вжик, взад-вперед — и так тысячи раз подряд. Эта работа требовала нешуточного терпения. Мистер Фергюсон сказал, что за час можно нарезать кусок материи длиной в два ярда.
Дальше находились открытые цехи с сырым полом из каменных плит, где рабочие вручную заряжали валики краской. Это были коренастые, изможденные мужчины с серыми лицами. Они даже не оглянулись, когда мистер Фергюсон с Корделией проходили мимо.
В самом конце путешествия по территории фабрики они очутились на берегу небольшой речки. Над их головами ярко светило солнце, но его лучи с трудом пробивались сквозь завесу дыма.
— Я показал бы вам еще кое-что, но вы, кажется, устали?
— Нет, спасибо. Просто хочется подышать свежим воздухом.
На нее плохо подействовали запах краски и грохот машин, но все равно производство не оставило ее равнодушной.
Вода в реке была мутного, ржавого цвета и отдавала зловонием.
— Неужели вы спускаете в реку отходы? — спросила Корделия.
— Да, но мы с вами находимся выше этого места. Эта муть — от фабрики "Хеншоу" — видели две трубы возле железнодорожного моста?
— Да, я обратила на них внимание.
Мистер Фергюсон задумался, глядя на загрязненный берег и забетонированное русло.
— Эту фабрику строил мой отец. В то время на берегу росли примулы. Странно, что медиум упомянул об этом. Помните — в феврале?
— Да, помню.
— Тогда я поверил в некую сверхъестественную силу. Однако сейчас испытываю сомнения. Должно быть, отец где-то писал об этом — в какой-нибудь брошюре. Правда, мне не удалось разыскать это место. Очень, очень странно. Даже мистер Слейни-Смит был потрясен.
Они не спеша пошли дальше.
— А где офис Брука?
— Мы прошли его в самом начале. Там нет ничего интересного.
От
Корделии не ускользнула интонация, с какой он это сказал.— Должно быть, Брук замещает вас, когда вы в отъезде?
— Формально — да. К сожалению, у него небольшие способности к управлению, либо надзору за ходом работ.
Корделия немного помолчала. Затем сказала:
— Бруку не хватает уверенности в себе. Если бы он мог от этого избавиться…
— Должен признаться, — не слушая ее, проговорил Фергюсон-старший, — Брук меня сильно разочаровал. Я всю жизнь мечтал о наследнике с такой же, как у меня, практической жилкой. Брук, несомненно, умный, одаренный молодой человек, но его интересы лежат в плоскости литературы и искусства, он ни в коей мере не практик. Хотел бы я, чтобы у него была хоть какая-то часть ваших способностей!
— Моих? — удивилась Корделия. — Вести домашнее хозяйство — совсем не то, что руководить производством.
— Разница есть, но только в масштабе. В сущности, и для того, и для другого требуются одинаковые качества. Однажды я уже упоминал об этом. С тех пор, как вы поселились в Гроув-Холле, у нас гораздо меньше проблем со слугами. И никогда еще мы не жили так экономно — хотя качество жизни отнюдь не пострадало.
— Возможно, дело в том, что я росла в бедной семье.
— Я тоже рос в бедности и так же, как вы, знаю цену деньгам. Я не против того, чтобы тратить их, — только с умом.
— Я рада, что вы мной довольны.
— В последнее время я часто задаюсь вопросом: справедливо ли, что сфера вашей деятельности ограничена Гроув-Холлом?
Корделия вопросительно посмотрела на свекра. Он ответил ей пристальным взглядом сверху вниз, и она в который раз почувствовала силу, исходившую от этого человека Прямо Отец Небесный — властный и всевидящий.
— Всю жизнь я знал за собой один крупный недостаток: нежелание передавать полномочия. Я люблю держать бразды правления в своих руках. Тогда я могу быть уверенным, что поеду туда, куда хочу. Но такая тактика имеет свои издержки. Люди, которые от меня зависят, лишены возможности развить в себе чувство ответственности. В результате они оказываются неспособными нести ее. Мне не хватает сыновей и дочерей, на которых я бы мог положиться — благодаря общим интересам. Вот уже несколько лет я лишен возможности заниматься многими интересными вещами — например, более активно участвовать в общественной жизни города.
— Но Брук…
Он не дал ей договорить.
— Вы жена Брука, а не моя, и сами себе хозяйка. И тем не менее эти слова — не ради сотрясения воздуха.
— Правильно ли я поняла, что вы имеете в виду что-нибудь серьезное?
— Если вы готовы посмотреть на вещи серьезно.
— На какие именно?
Мистер Фергюсон насупился.
— Когда я вынужден на несколько дней отлучаться, мне было бы легче, если бы я знал, что делом руководит человек с такой же деловой хваткой, как у меня, мой заместитель, способный не только в точности исполнить мои указания, но и сам проявлять инициативу. Хотя бы по нескольку часов в день. Не в качестве управляющего или наемного служащего, а как заинтересованное лицо. Конечно, ему потребуется несколько месяцев, чтобы как следует освоиться. И, разумеется, упорный труд и добросовестная учеба. Поэтому я прошу вас: подумайте. На сегодня это все.