Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 3

Не встретив ни одного патруля, завершивших, наверное, по русскому обычаю свой трудовой день досрочно, к Вильнюсу подъехал около восьми в полной темноте и, сторожко вглядываясь в высвеченных фарами прохожих, особенно в военной форме, быстро нашёл дом Немчина и, моля всевышнего, чтобы брат оказался дома, заглушил натруженный мотор, удовлетворённо зашипевший перегретым паром. Распорядитель людских судеб был в настроении, прислушался, и на лёгкий стук дверь тут же открылась, словно Немчин ждал, стоя за ней, и с недоумением вглядывался во вторично появившегося американского агента.

– Что-то вы зачастили, господа янки.

– Кто-то ещё был? – быстро спросил Владимир, неприятно поражённый тем, что за ним кто-то ходит следом.

– Ты не в курсе? – удивился Немчин. – Назвался резидентом, - полуодетый хозяин поёжился от вливающейся в открытую дверь вечерней прохлады, - по-русски говорит так, что самый тупой милиционер, услышав, потащит в отделение. Наверное, из здешнего консульства. Проверяют тебя, учти.

Владимир тоже поёжился, но не от прохлады, а от тисков, в которые зажали и свои, и чужие.

– Сейчас я – сам по себе, - успокоил Фёдора, - пустишь? – и протянул руку.

Немчин отступил внутрь квартиры.

– Заходи. Негоже через порог здороваться – ругаться будем, - объяснил отступное движение. А когда Владимир зашёл, захлопнул дверь, закрыл на задвижку и ответно протянул руку. – Здорово… брат, - и хорошо, приветливо улыбнулся, сразу облегчив сердце Владимира, понявшего, что не зря рвался сюда, и поверившего, что всё обойдётся, придёт в норму. – Как добирался? – спросил хозяин, удерживая руку гостя. – Вот как получилось: я к тебе собирался в гости, а вышло наоборот. Проходи, чего мы у дверей толчёмся.

Они, оба рослые и широкоплечие, протиснулись друг за другом из миниатюрного коридорчика в единственную комнату, беспорядочно заваленную разбросанными где попало вещами. Необжитую разгромленную обстановку подчёркивало почти полное отсутствие мебели: у голого тёмного окна стоял такой же оголённый старый стол с придвинутыми к нему двумя обшарпанными стульями, а в углу сиротилась деревянная раскладушка со скатанной в рулон постелью.

– На машине я, с грузом, - Объяснил Владимир, как он добрался. – Переезжаешь?

– Ага, - коротко подтвердил Немчин, широко улыбнувшись, и было понятно, что переезд ему в охотку. – Садись, устал, наверное, замёрз? Чай, кофе? – он подошёл к старенькой тумбочке, разжёг старенькую, заляпанную масляными и ржавыми пятнами, керосинку, поставил на неё закопчённый, бывший когда-то эмалированным, чайник, повернулся к гостю: - Есть хочешь? – и, не ожидая ответа, предложил: - Хлеб, маргарин, повидло яблочное, застывшая пшёнка и остывшая жареная треска. Водки нет, не пью.

Гость от усталости, тепла и дружелюбия и без водки разомлел. Загородившись от света ладонями, выглянул в окно: студебеккер стоял почти рядом, внизу, никого около него не было.

– Не потянут из кузова? – повернулся к хозяину.

– Да… не должны, - замялся тот, не знакомый с проблемой плохо лежащего чужого добра. – Литвяки точно не полезут, а русские… их здесь почти нет, только солдаты. Посидим у окна, покараулим на всякий случай.

Он переставил стулья, убрал со стола вещи.

– Оставь свет только в коридоре, - попросил Владимир, чтобы их плохо было видно с улицы, а они хорошо бы видели грузовик. – Давай кофе, а поесть – что дашь, себе не забудь оставить на завтра. Я к тебе на всю ночь, не прогонишь?

– И не вздумаю, - обнадёжил брат. – Поболтаем всласть. – Он, пригладив ладонями волосы, присел к столу напротив. – Только уточним для ясности: завязал я, как говорят урки, с твоими дядями Сэмами, сматываюсь, обойдутся и без меня.

Зря, оказывается, Владимир расслабился. Такого удара в поддых от единственного в России, кому мог и хотел поплакаться и довериться, он не ожидал. Неужели рухнула вернейшая возможность отсидеться в надёжном месте до возвращения в Германию, и он зря сюда ехал?

– Когда? – спросил он с тревогой, надеясь, что не завтра и не послезавтра, и вообще не в ближайшие дни.

Немчин ответил не сразу.

– Ты помнишь соседку Марту, которая породнила нас?

– Ну?

– Неделю назад её с матерью, дав на сборы час, отправили вместе со многими другими в товарняке под охраной на восток, неизвестно куда.

– За что?

– Думаю, за брата. Он служил у немцев в военно-строительной компании, уехал вместе с ними в Германию. Больше не за что. – Немчин медленно и трудно проглотил воздушный спазм. – Об эшелоне услышал на работе, почему-то сразу решил, что они там, бросив всё, рванул на вокзал. Нашёл их вагон, попытался прорваться, чтобы уехать вместе, но охрана и близко к оцепленному вагону не подпустила, - он глубоко прерывисто вздохнул. – Докричались, что буду ждать адреса и обязательно приеду. Как видишь, готовлюсь. Расстроил?

Владимир через силу улыбнулся, смирившись с очередной подножкой судьбы.

– Есть немного. – Помолчав чуток, спросил, ревнуя и зная ответ: - Тебе так дорога эта девушка?

– Больше жизни!

Столько страсти и силы было в этом ответе, что Владимир поверил, не сомневаясь.

– Завидую.

Фёдор довольно рассмеялся и щедро обнадёжил:

– Не переживай: Купидон и тебя подстрелит, застанет врасплох.

– Ну, нет, - решительно возразил Владимир, - мне только и не хватает зубной боли в сердце, по выражению Гейне, - и почему-то отчётливо вспомнил тягостное расставание с Зосей. – Пока увернуться бы от стрел Аида.

Фёдор всыпал во вскипевший чайник кофе, распространив по всей комнате пьянящий аромат так, что у гостя требовательно заурчало в животе, подождал с минуту, пока появится и полезет наружу густая пена, снял массивную кофеварку на подставку, накрыл полотенцем.

– С чуток потерпим, - охладил аппетит Владимира. – Зачем ты так мрачно? Что-то случилось? – Он поставил на керосинку закопчённую чугунную сковороду, влил немного мутного растительного масла из бутылки, заткнутой промаслившейся газетной пробкой, выложил из кастрюли два больших кома каши, рядом поместил куски жареной трески, накрыл всё это кастрюльной крышкой и вернулся к столу. – Не забыл, что жизнь движется рывками и словно по плохой дороге – то кочка, то яма, и никогда плавно и ровно? Так что случилось? Может, вместе обмозгуем, найдём выход?

– Я за этим и приехал, - готовно согласился Владимир и привычно рассказал историю Сашки и своё косвенное касательство к ней, добавив разговор с Марленом.

Немчин, слушая, не снимая с чайника полотенце, разлил готовый одуряющий напиток по стаканам, переставил с окна на стол колотый сахар в тарелке, перенёс из кухонного угла чёрный хлеб и маргарин в вощёной бумаге, предложил:

– Ты пей и рассказывай, остынет, - и, присев к столу, замер в напряжённом внимании, дослушивая брата.

Когда Владимир досказал, принёс сковороду с кашей и рыбой, поставил перед гостем, предложил радушно: