Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 3
Шрифт:
– Нет, - искренне ответил запутавшийся американский агент, оголтело рвущийся на родину.
– Не исключено, что янки, которым чужого не жалко, попросту, чтобы не ломать голову и не иметь лишней мороки, прикончат тебя, как только выполнишь задание. Не зря же резидент подкатывался с этим ко мне. Сколько гавриков ещё осталось?
– В Бресте – последний.
– Его исключаем, а вот кто-то из расконсервированных, точно, может за тобой ходить, выжидая приказа. Кто?
Владимир задумался. Кто? Ангел или Зубр? Вряд ли хилый юродивый Трусляк осмелится – кишка тонка да и слабая рука дрогнет. Значит – Игнатюк. Этот,
– Есть такой, - окончательно остановился Владимир на Зубре.
– Уверен?
– Почти на 100.
– Охарактеризуй.
Владимир подробно описал внешность потенциального убийцы, не забыв про главную примету – протез.
– Здоровенный, грубый, ожесточённо-озлобленный мужик, ненавидящий весь мир, в том числе и тех, кто ему платит за подлые дела.
– Годится, - согласился Фёдор. – Протез – не помеха. Он, если не дурак, не будет за тобой прыгать, а подкараулит где-нибудь в глухом тёмном месте, а попадётся – отпустят, не заподозрив как инвалида. – Он толкнул Владимира в плечо: - Не ходи по тёмным закоулкам.
– Зачем спрашивал? Тебе-то он зачем?
Немчин ответил непонятно и уклончиво:
– Для сведения. – Он продолжил анализ ситуации: - Чтобы избежать и первого, и второго вариантов, тебе, Васильеву, надо исчезнуть, поменять шкуру, скрыться от американских и смершевских следопытов, и лучше, чем затеряться на необъятных просторах необжитой восточной России, этого не сделать. Отбрось трусливые сомненья и никчемные раздумья и – со мной. Русское «авось» у тебя не пройдёт. Чёрт, как холодно, - Фёдор поёжился, - словно уже в Сибири. – Он порылся в вещах, накинул на плечи новенькую телогрейку. – Я готов. – Улыбнулся, поощряя брата к окончательному решению.
– Тебе легко так рассуждать – ты в своей стране…
– Да, - перебил Немчин, - ты прав: я здесь свой среди своих, хотя я и… немец.
– 10 –
Опешивший от невероятной новости Владимир ошалело глядел на названого брата, не в силах вымолвить ни слова.
– Что ты на меня так смотришь, как будто увидел впервые? Да, я – немец. Не в пример тебе, почти уверен.
У Владимира отлегло от сердца, вернулось соображение.
– И зачем тебе?
– Что зачем?
– Хочется быть немцем?
Немчин задумался, размышления опять понесли по комнате в поисках нужного ответа.
– Не знаю, что и сказать. Сначала, в пацанах, очень не хотелось, потом втихаря даже гордился исключительностью, а теперь – снова не хочется.
Всё ещё не пришедший в себя Владимир по-хозяйски долил воды в чайник, разжёг керосинку, поставил разогреваться и сел в ожидании допинга за стол, отвернувшись к тёмному окну. Почему-то было очень обидно, словно Фёдор, назвавшись братом, всё время обманывал.
Немчин присел боком напротив.
– Знаешь, у нас похожие линии судеб – обе начинаются со штрихов: неизвестных родителей и детства, продолжаются через чужих людей и казённые дома, идут почти параллельно в подневольном служении чужому дяде и, наконец, освободившись от чужого влияния, пересекаются, чтобы идти рядом, - сказал он примирительно. – Неважно, кто из нас больший немец, важно, что мы братья, так? – Он пытливо глядел на Владимира.
Тот нехотя отвернулся от окна, взглянул
погрустневшими глазами на брата, очень надеясь на искренность его слов.– Хотелось бы.
– А кто мешает? Не будем и мы бессмысленно мешать сами себе. Подумаешь, велика беда, если волею судьбы ты, русский, оказался больше немцем, а я, немец – больше русским. Оба мы, как ни крути, застряли промежду, и оба, ты – по инерции и равнодушию, а я – по глупости и обиде, встали на одну сторону – против русских. Я больше не хочу быть против кого бы то ни было. Только – за себя. И за тебя, брата. В конце концов, не важно, какой ты нации, важно – какой человек, а мы оба оказались людьми никудышными, не людьми, а подвластными шавками. Пора становиться взрослыми и отдавать долги за подлую жизнь. Не будем ни немцами, ни русскими, а станем патриотами Германии и России. Поработали против России, но никак не во благо Германии, поработаем на благо России, но не против Германии. Пивное германофильство ничем не лучше квасного русофильства.
Вода в чайнике забурлила, Владимир экономно всыпал русский молотый кофе пополам с цикорием и стоял, сторожа, чтобы не убежала пена. Смирившись с прискорбным фактом, он недовольно буркнул, скривив губы в брезгливой гримасе:
– Чего-чего, а пить русские мастаки – и не квас, не то, что работать.
– Пьют и немцы не меньше, - справедливо возразил Фёдор, - если не на свои. – Он хмыкнул, вспомнив что-то занятное: - Здесь квасом называют всё, что не водка. А шампанское – вообще кваском. В народе, бахвалясь, говорят: пока Россия квасит по-чёрному, она непобедима. Знаешь, почему?
– Противно побеждать.
Владимир перенёс готовый кофе на стол.
– Потому что водку в таких количествах может потреблять физически здоровая и неугомонная нация, крепкая на голову. Русских трудно расшатать, но ещё труднее одолеть. Бисмарк – едва ли не самый мудрый из германских вождей – настойчиво предупреждал, чтобы не ввязывались в бесплодную драку с бездонной Россией. Его убедил в этом Наполеон. Был бы жив, после Гитлера ещё больше утвердился бы в незыблемости постулата. Не тому богу мы служили. Я начал это понимать после Сталинграда, но по инерции продолжал шпионить, вяло и с огрехами. Если бы Гевисман не заморозил, я бы сбежал сам.
– Зачем тогда согласился работать на американцев? – спросил Владимир, наливая себе осевший кофе.
– Затем, что пришёл ты.
Владимир в недоумении поднял от стакана голову.
– Не по-о-нял.
– Всё просто: если бы пришёл другой, я бы спустил его с лестницы, - улыбаясь, объяснил Фёдор. – Не мог же я поступить так с братом. И потом: ты очень понравился Марте.
– Ты серьёзно? – не поверил Владимир.
– Ещё как, - убеждал брат. – Ты не веришь в любовь с первого взгляда?
– Причём здесь это?
– Мне вдруг так нестерпимо захотелось встретиться с тобой ещё раз, и ещё, и ещё… и вообще не расставаться, что я согласился бы взорвать завод, если бы ты попросил.
– Баламут! – наконец-то Владимир заулыбался по-настоящему, забыв обиду. – Как такому довериться в пустынной ледяной Сибири?
– Не прогадаешь, - заверил Немчин. – Решился?
Владимир, не отвечая, отхлёбывал горячий кофе, бережно откусывая от небольшого кусочка желтоватого рафинада.
– Расскажи о себе, - попросил он, - как ты попал к Гевисману?