Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 3
Шрифт:
– Спасибо вам, не надо, - отказался благодарный зять. – У меня ещё осталась моя манная каша.
– Вай, я и забыла, что ты такой же порченый, как и твой тесть.
Сообразительный шофёр, не слушая дальше, пошёл к машине за остатками дорожного пайка. Есть не хотелось, хотелось только пить, и он взял с собой только оставшийся кусок Марининой копчёной колбасы, завёрнутый в бумагу. В кухне, пропитанной застоявшимся кисло-чесночным духом, за непокрытым столом старательно выбирал из банки застывшую кашку цвета утопленника порченый зять, на керосинке силился закипеть железный чайник, посередине столешницы стыдливо стоял, словно обнажённый, старенький
– У вас какая колбаса так вкусно пахнет, московская или, может, даже – краковская?
Неожиданный вопрос любопытной хозяйки заставил Владимира поперхнуться, и он, откашлявшись со слезами, с трудом ответил:
– Не знаю.
– Вы неправильно кушаете эту колбасу, - ещё более неожиданно попеняла опытная гурманка несведущему едоку. – Надо её порезать наискосок тоненькими ломтиками, чтобы просвечивали на свет, и чтобы их стало много, положить чуть-чуть внакладку друг на друга на тонкий кусочек хлеба, обязательно – на чёрный, помазать чуть-чуть свежей горчичкой и посыпать толчёным чесночком…
Владимир снова поперхнулся от явственного ощущения убийственного букета запахов и вкуса деликатесного бутерброда.
– У нас как раз есть ещё немного чёрного хлеба, только вы не откусывайте так помногу и не жуйте так быстро… Что? У вас там в пакете больше ничего нет?
– Кончилась, - сознался с тайным злорадством кот Васька из известной басни дедушки Крылова.
– Ты-то, надеюсь, не захочешь огорчить бедную маму как твоя Рая и твой шофёр? – переключилась неутомимая хозяйка на экспедитора.
Тот облизал ложку, покончив со своей кашкой в родном доме, где ему всегда рады, и брюзгливо спросил, зная ответ:
– Вам опять срочно нужны гроши? Я совсем недавно отдал вам почти всю зарплату, что ещё?
Всеми обиженная и забытая бедная мама деланно захохотала.
– Ой, не смеши меня своей зарплатой. Как будто она для тебя что-то значит.
– Даром, однако, не даётся, - рассердился сын, обиженный явной неблагодарностью зарвавшейся в обличениях мамы. – У меня свободных денег нет, - твёрдо огорчил он не того ожидавшую тёщу, - а если вам приспичило, возьмите с машины… четыре, нет, так и быть – пять вёдер картошки и продайте.
Поняв, что с этого козла больше молока не возьмёшь, хозяйка отвернулась, зло сверкнув потемневшими глазами и скрипуче закричала в комнаты:
– Яша, ты слышал, что разрешил дядя Серёжа: иди и набери… шесть больших вёдер.
Послышался грохот, как будто кто-то бросил стул, и такой же, как у мамаши, скрипучий голос младшего сына логично ответил с досадой:
– Как я могу слышать здесь, когда вы разговариваете там? И почему, как что, так Яша? Что, в этой семье нет других, кто может? Я не люблю вашей картошки, а денег ты мне за неё всё равно не дашь.
– Тебе нельзя ещё давать деньги, - пошла на разборку в комнату деятельная мать, - ты не знаешь, как с ними правильно обращаться. Они приходят к тому, у кого
уже есть, а ты умеешь только, не задумываясь, тратить вместо того, чтобы на каждый рубль заиметь ещё один и потратить, если очень надо, половину рубля.– То-то ты, такая умная, так много накопила, что у нас с Аркашкой приличных штанов нет, - в словах строптивца слышался едкий упрёк.
– Не в штанах дело…
«Сирожа», не удержавшись, фыркнул, союзнически стрельнув весёлым взглядом на соседа, не умеющего правильно есть колбасу.
– …умный человек и без штанов умный, а дурак, как ты, и в штанах идиот. Иди за картошкой, не нервируй свою бедную маму.
– Пусть Аркашка тоже лезет.
– Ему нельзя пачкаться и вспотеть, - страдальческим голосом возразила бедная мама, - он готовится на важное свидание.
– С Наташкой, что ли? Так она не пойдёт с ним – у него всего рубль в кармане.
– Ты что? – послышался приятный баритональный басок брата. – Шарил по моим карманам?
Экспедиторовы шуряки и по комплекции, и по внешности, и по темпераменту были как лёд и пламя, когда родители зарождают детей не по любви. Старший впитал гены отца, младший – погрузневшей с годами матери.
– А ты чего опять прикрылся газеткой? – вынужденная отступить от непутёвого сына хозяйка снова напала на инертного мужа. – Скажи, наконец, своему негодному сыну, чтобы он шёл, куда ему говорят.
– Не могу, - глухо пробурчал хозяин, зашелестев экраном.
– Это ещё почему? – начала взвинчиваться еврейская матрона.
– Потому что это твой сын.
– Так и быть! – снова воззвала к ничейному сыну радетельница финансового благополучия семьи. – Я дам тебе рубль из тех, что мы получим за картошку, которую продадим, чтобы помочь себе немного на бедную жизнь.
С интересом прислушивающийся к семейной перепалке родной родственник тихо и удовлетворённо засмеялся.
– И так у них каждый вечер.
– Я сам тебе дам рубль, - отказался от журавля в небе Яша, - чтобы не лезть на машину.
– Ты – не еврей! – трагически вскричала мать.
– Я – не жид! – парировала её копия.
Послышался длинный скрежет стула по полу и тяжкий вздох упорной воспитательницы, очевидно, опускавшейся на стул для затяжных переговоров.
– Что же мне теперь, самой карабкаться за этой проклятой картошкой? Серёжа, ты лучше всех знаешь, где лежит наша бульба.
– У меня язва разыгралась от кашки, - ответил приёмный сын, подмигнув Владимиру.
Картофельная операция зашла в тупик.
– Пока не принесёшь, из дома не выйдешь, - перешла в решительное наступление взбешённая мать, - а если уйдёшь, то не возвращайся.
– Я один не смогу, пусть Аркашка поможет, - захныкал по новому кругу младший сын, сдаваясь.
Высказался, наконец, по перегревшейся проблеме и хозяин:
– Лучше им вдвоём, иначе Яшка продаст половину картошки соседке.
– Больно-то надо, - возмутился заподозренный предприимчивый отпрыск, - она всегда старается взять в долг, а потом забыть.
– А я вам русским языком вдалбливаю в ваши тупые еврейские головы, - размеренно произнесла мать и жена, почувствовав обозначившуюся слабину в защите вредной семьи. – Аркаша готовится к важному в нашей жизни свиданию, – старший сын явно был её любимчиком, - и на машину в грязь и пыль не полезет.
Аргументы всех сторон были изложены и подтверждены повторно, наступило временное ничейное затишье. Затем раздался приятный юношеский бас-баритон, разрушивший статус-кво: