Король-Бродяга (День дурака, час шута)

— Давайте поговорим о чем-нибудь отвлеченном, — предложил я.

— Извольте. — Вито не стал спорить. — Как поживает Ваш племянник?

— Хорошо. Просто замечательно. Он сейчас…э-э-э, занят починкой мебели. Здоров, как бык.

— Его зовут Рэдрогт, верно?

— Да, он с Севера.

— А та девушка, Хилли, она с Юга?

Я дернулся; да уж, поговорить отвлеченно не удалось.

— Откуда Вы знаете о ней? Вы за мной шпионили?!

— Сам я лично подобными делами не занимаюсь. Для этого есть специально обученные люди, — с совершенно серьезным лицом объяснил Советник. — Осторожнее, тут лужа, лучше обойдем.

— Это переходит все возможные границы, Советник… — прошипел я, и собрался бросить его руку, но тут нога моя поехала на мокрой земле, и мне пришлось уцепиться за него еще крепче. — Я бы попросил Вас не совать нос в дела, Вас не касающиеся…

— Успокойтесь, мессир. Я знаю только то, что она живет с вами там, в домике на склоне. Это все, клянусь… чем хотите.

— Больше не живет. Она уехала… — злость испарилась так быстро, словно ее и не было., осталась лишь усталость. — И не называй меня на людях мессиром, тоже мне, конспиратор.

Вито тонко улыбнулся, чем ввел меня в замешательство. Мои слова не были шуткой. Чему тут смеяться? На мгновение мне захотелось придушить его, или, на худой конец, пнуть в колено. Я, если честно, немного испугался собственной эмоциональности и резко остановился.

— Что случилось? Вам плохо? Вызвать лекаря?

Все-таки хоть что-то человеческое в нем есть, вон, как встрепенулся.

— Нет, все в порядке. Давайте отойдем в сторону и присядем.

Я оглянулся — склеп моего отца был не так уж и далеко. Вито проследил за моим взглядом, понял все без слов и помог мне сойти с дороги. Идти по земле, хоть и разъезжающейся местами под ногами, было все же легче — можно было выбирать поросшие травой участки, а не семенить по слякоти, зажатому со всех сторон толпой. В туфли мне попала вода, но я решил не обращать на нее внимания. Такая же часть этого мира, как я сам, что толку раздражаться?

Мы с Советником поднялись на холм и присели на ступени, ведущие ко входу в склеп; я вытянул ноги и облегченно вздохнул.

— Точно все в порядке?

— Да, не волнуйтесь. Просто меня беспокоят эти… внезапные приступы ярости.

— Приступы? — он тоже вытянул ноги, но не для того, чтобы дать роздых коленям; Вито, похоже, занялся излюбленным делом — начал рассматривать пряжки своих туфель. Как он умудрился не измазать их грязью — ума не приложу.

— С момента нашей встречи сегодня, я несколько раз был на волосок от того, чтобы кинуться на Вас с кулаками. Обычно я более сдержан.

— Охотно верю.

Мы помолчали.

Я внезапно почувствовал себя на всю тысячу лет. Смогу ли я когда-нибудь получить ту толику покоя, которой желаю? Зачем я приехал сюда? Это было ошибкой…

Ну, может, не такой уж ошибкой: все-таки я уже здесь, а гораздо приятнее думать, что ты поступил правильно, когда изменить уже ничего нельзя. По крайней мере, я снова побывал в родном городе, проводил (хоть и не до конца) карету с телом Гедеона, и вот, сижу у могилы своего родителя, как примерный сын. Подул ветер, и я поежился.

— Советник, а вы знаете, кто покоится там, за нашими спинами?

— Король Сигизмунд Второй… — он помолчал и добавил, — Ваш отец.

Интересно, почему он сделал паузу? Уж наверняка не потому, что забыл мою родословную, или сомневался в ней. Возможно, оттого, что не был уверен, как я отреагирую на старые воспоминания. Он же не знал, что на сегодняшние похороны я смотрел глазами полуторавековой давности.

— Да, мой отец. Я плохо знал его, а когда вошел во вкус общения с ним, он уже готовился отойти в мир иной. А… Ваш отец, где он?

Вито посмотрел вдаль. Даже в профиль его лицо напомнило мне маску Пьеро — белое, почти прозрачное и очень печальное.

— Я не помню своего отца, да и матери тоже, я сирота. Меня вырастил и воспитал лорд Оливер. Он… Его… — Вито глубоко и судорожно вздохнул. — Его уже нет с нами.

Мне стало стыдно. Я, хоть и являюсь старой циничной развалиной, все же знаю, что такое — потерять того, кого любишь. Принц Эдуард, подумал я, разыгрывает там спектакль сыновнего горя, в то время как здесь, на склоне холма, сидит человек, и впрямь страдающий от того, что единственный близкий ему человек умер… Я положил ладонь на плечо Вито, и слегка сжал его. И, хотя я обычно не люблю говорить утешающие слова, в этот момент мне показалось невыносимым просто промолчать. Я как можно мягче сказал:

— Все рано или поздно покидают этот мир.

Сознаюсь, странно это звучало именно в моих устах. Старею — раньше я куда лучше чувствовал шероховатость банальности на моем языке и успевал вовремя заткнуться. Но когда Вито обернулся, я увидел в его взгляде лишь благодарность и еще глубоко упрятанные слезы. Только по еле заметному блеску глаз и можно было сказать, насколько ему больно думать об этом, да еще по тому, что он сжал мою руку, лежащую у него на плече.

— Спасибо, милорд.

— Г-хм… я… да что уж там.

— Я… — он тоже замялся, не решаясь сказать. Отвел глаза, что было плохим признаком. — Я хотел бы попросить Вас об одолжении.

— Ну, говори, коль уж начал…

— Не уезжайте сегодня. Придите на коронацию. Поверьте, для меня это очень важно; я обещаю, что ни словом не обмолвлюсь о Вас никому, и о том, чтобы вы заняли трон, тоже речи не будет. — Он, посмотрел на меня, заметил мою приподнимающуюся бровь, поэтому заговорил быстрее, даже с каким-то отчаянием. — Я клянусь чем угодно, завтра я возложу корону на голову Эдуарда и даже не гляну в Вашу сторону… Просто мне… Мне будет гораздо легче, если Вы будете на коронации.

Я смотрел на него: на его чуть подрагивающие губы, на мешки под глазами; на брошь, россыпь камней, искрящихся на солнце. Боги, да он всего на пять лет старше Рэда, ему едва за тридцать, а сейчас, когда он так тревожно смотрит на меня, ожидая ответа, выглядит совсем мальчишкой…

— Хорошо, я приду.

Он с облегчением улыбнулся. Я, немного смущенный его искренностью (вот уж не ожидал), посмотрел вниз с холма. Какое, однако, блеклое утро, словно тушью по мокрой бумаге нарисовал его ребенок, или сумасшедший художник — что-то отъявленно и непоправимо болезненное чувствовалось в воздухе. Наверное, это просто холод. И ветер.

— Кажется, внизу уже закончили. Мне пора в город…

— Я провожу вас. Вряд ли кто-то покусится на Вас, учитывая неприглядность Вашей одежды, но кто знает…

Вот и славно. Расчувствовавшийся Вито меня даже несколько напугал, и хорошо, что он снова стал дерзить. А куртка у меня почти что новая, ей всего четыре года, что бы он там ни говорил.

***

Мы вернулись в город по улице Горшечников. Несколько мужчин срывали со столбов и дверей траурные черные ленты. Зачем? Может, они ими мышиные норы затыкают? Я не знал. Стервятники заметили мой взгляд, пошептались, но не перестали собирать ленты и букеты, продолжили рассовывать их по карманам. Это неприятно кольнуло. Почему-то. Я уверен, Вито тоже заметил — но мы оба не стали комментировать, смолчали.