Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Король-Бродяга (День дурака, час шута)
Шрифт:

Когда я подошел к портрету отца, даже не зная, что и думать, я вдруг услышал шаги — слишком уверенные, тяжелые, чтобы принадлежать заблудившемуся гостю, слуге… а стражники ходили размеренно; уж я-то, проживший почти сорок лет в замках, на слух определял подобные вещи, как охотник по стуку копыт различил бы оленя и пони. Но — тут, похоже, кто-то шел быстро, нервно. Я отступил в нишу, и замер, припоминая заклинание невидимости. Оно почему-то не вспоминалось, зато в памяти всплыло другое (как-то слишком быстро, на мой вкус) — та самая 'ледяная смерть', которой я расправился с разбойниками на дороге.

Когда шаги приблизились и их обладатели показались в свете факелов, я понял, что чуть было не стал королеубийцей, причем дважды. Эдуард и Тобиас, везет же мне, весело подумал я — а потом вспомнил

Ньелля, и его слова о 'багровой звезде'… по телу побежали мурашки, как тысячи маленьких блох. Но Ньелль с Асурро говорили, что все кончится, как только я пересеку границу. Так и случилось, в общем-то, — но как иначе объяснить такое сумасшедшее совпадение? Однако хватит крутить одну (да и ту глупую) мысль так и эдак, старикашка, сказал себе я, лучше подслушай, о чем они говорят. Но, к сожалению, короли стояли слишком далеко, чтобы можно было разобрать шепот. Но я видел их лица, и отметил, что оба, начав разговор сравнительно спокойно, постепенно выходят из себя. Делали они это по-разному: Эдуард сверлил взглядом подбородок короля Локрелеона (потому что, для того, чтобы посмотреть тому в глаза, новоиспеченному монарху пришлось бы задирать голову, а в его понимании это было унижением), и сжимал-разжимал кулаки; Тобиас же краснел шеей и речь его становилась все медленнее, он пыхтел. Я уловил лишь пару слов, ничего не понял, и хотел только одного — чтобы эти двое ушли куда-нибудь, дав мне спокойно убраться из этого проклятого замка. Не знаю, может, Боги услышали мое невысказанное желание, потому что в конце коридора снова послышались шаги — на этот раз гвардейца. Короли поспешили пойти дальше, держась на расстоянии пары шагов друг от друга.

Я покинул замок, как и подобает непрошеному гостю, через заднюю дверь, слава Богам, не ту, через которую пришел. Хватило с меня и одного моря грязи на сегодня.

***

Обратный путь к горам Ага-Раав занял у меня все те же дни, что и всегда. Я напросился в повозку купца, собиравшегося заехать в Низодолье. Моя семидесятилетняя внешность, похоже, незаметно для меня проспорила шестидесятилетней — я стремительно молодел. Ньелль сдержал слово, объяснив мне, как меняться не только снаружи, но и внутри; единственным недостатком этих изменений было то, что они с трудом поддавались контролю. Но я легкомысленно махнул на контроль рукой, и домой добрался на своих двоих, бодро скача по горам, ну чисто козлик.

Дома я обнаружил починенную лестницу, два новых стула, несколько полок и сундук. Пол в моей спальне был перестелен. Вот к чему приводит слишком большое количество свободного времени, хотел сказать я Рэду, но первый мой ученик куда-то запропастился, оставив лишь записку, всю в кривоватых буковках:

'Учитель, я приеду через месяц, берегите себя, не простудитесь, я привез еще пару одеял и воды натаскал'.

Про то, что он отправился снова искать Хилл, он не написал — но я итак понял. 'Кухлин', напомнил я себе, легендарный герой, две трети легенды откапывающий старца; мой мальчик будет рыть носом землю до тех пор, пока не найдет свою подругу, или нос не сотрет, или земля не перевернется.

К середине осени он вернулся. Ругать меня за то, что я тогда, спустившись в деревеньку 'за вином', уехал на несколько дней, он не стал — то ли остыл, то ли понял, что мне это было действительно нужно. Даже не поинтересовался, где я был и что делал. Мы вообще говорили с ним только о бытовых, обычных вещах — даже не о магии. Рэд уговорил меня повесить на окна ставни, а я, поняв, что то ли колокольца уже не выполняют своих обязанностей по отгонянию от меня кошмаров, то ли сами кошмары, сдавшись, ушли, согласился еще и стекла вставить.

Он не сказал ни слова о Хилли, а я не спрашивал.

В октябре, еще до Рэда, ко мне приехала Алисия, не одна, естественно, в сопровождении свиты — но ее она оставила внизу. Я порадовался, что не впал в спячку, лишив тем самым себя общества милой девушки; мы поговорили о неурожае, о снежных бурях, губящих стада овец на противоположных склонах гор Нетотон, о молодом короле, всего раз после помолвки навестившем ее. Впрочем, она

не жаловалась, оправдывая его нежелание видеть свою невесту всем, чем только можно — королевскими заботами, погодой, скромностью, в конце концов. Я не стал объяснять ей, что такого понятия для Эдуарда не существует. Она провела у меня всего один день, но после ее отъезда я радовался непонятно чему целую неделю. Может, тому, что я еще кому-то нужен… А может, потому, что у меня появился еще один друг — за день можно понять это, и можете меня не разубеждать…

***

ГОРЫ АГА-РААВ

НОЯБРЬ

От жителей Низодолья я узнал, что в первый день декабря состоялась церемония бракосочетания Алисии и короля Эдуарда. Люди радовались, что на троне сидит их землячка, по поводу женитьбы короля был устроен праздник, молодой чете желали долгих, счастливых лет жизни и множество детей. Я был вынужден выпить вместе со всеми, попав в трактир как раз во время этого праздника, проклиная свою невезучесть и думая, что счастливой жизни я могу желать только одной половинке венценосной пары.

Подошла к концу осень. Началась зима. Рэд уехал, как, впрочем, всегда делал зимой. И, как всегда, сначала предложил остаться, но я выгнал его практически взашей. Собрался погрузиться в нормальную зимнюю спячку, как делал давно, только поселившись в горах — но не тут то было. Организм наотрез отказался дать мне заслуженный отдых. После двух недель брожения по домику, который заносило снегом, я понял, что придется что-то делать. Взял себя в руки и предпринял несколько весьма результативных поездок — в Низодолье, договориться о том, чтобы мне раз в три дня доставляли еду и дрова, а также в столицу баронства — Уведо, где я приобрел несколько стопок книг, писчую бумагу, запасы чернил и перьев. Так что всю зиму я читал, писал, опять читал… и прогуливался по окрестностям, заходя все дальше. Даже отправился на другую сторону долины, в горы Нетотон, собираясь найти там следы пребывания легендарных Старцев-Под-Горой; ничего, естественно, не обнаружил, зато надышался горами вдосталь. И насмотрелся на них… А они оказались очень разными… То, что я привык видеть из окна своего домика — благолепные вершины, величественные и невозмутимые — на деле оказалось опасными горами, подстерегающими путника, чтобы неожиданно сбросить на него лавину снега или груды камней. Пару раз меня чуть не завалило. Если бы я не успел распылить камни прямо над головой — стал бы сам Старцем-Под-Горой, как пить дать.

Наступила весна.

В середине марта приехал Рэд, со свежими, как он думал, новостями о королеве, отсутствием вестей о Хилли и кучей мехов — согревать старенького учителя. Каково же было его удивление, когда он обнаружил меня бодрствующим — обычно именно он будил меня, приезжая всегда в один и тот же день, пятнадцатого марта, — и почти не старичком. Я сам дал бы себе пятьдесят, глядя в бадью с водой, Рэд же только удивленно покачал головой, и я понял, что мне, спускаясь в деревню, понадобится теперь наоборот, гримироваться под старость.

— Молодеете… Решили добраться до младенчества? — спросил меня Рэд, выставляя из сумки в ряд банки с медом, вареньями и соленьями. — Учтите, грудью я кормить не умею.

Мой ученик чем дальше, тем больше походил на меня в плане юмора. Это и забавляло, и пугало.

— Думаю, остановлюсь на двадцати восьми. Самый глупый и приятный возраст, — парировал я.

— Мне почти двадцать девять, — улыбнулся он и пошел на кухню, рассовать банки по полкам и приготовить чай.

А я задумался… Когда я встретил моего ученика на обледенелой дороге неподалеку от деревни Толькич, ему было шестнадцать. Значит, вместе мы… двенадцать лет! Ужас-то какой!

— Рэд! — крикнул я ему на кухню. Дождавшись тихого бурчания, продолжил: — Ты меня знаешь уже двенадцать лет, представляешь?

— Бу-бу, — отозвался он, и я предположил, что он не отрицает очевидного.

— Скажи… у тебя есть… женщина?

Он заглянул в комнату, держа на весу сковороду, на которой шипело сало и шкворчали яйца.

— Думаю, от яичницы вы не откажетесь. Была.

— Я, помнится, запрещал… — пискляво возмутился я, ощущая что-то вроде паники.

— Запрещали десять лет. А я в учениках, как вы напомнили, уже двенадцать.

Поделиться с друзьями: