Королева из тени

«Вот бы хоть одним глазком посмотреть!» – с тоской подумала Вильгельмина. Она сидела у окна с вязанием в руках, но не могла закончить ряда. Мысли витали далеко, за стенами тюрьмы – как девушка прозвала дворец. Ей хотелось туда, на волю, пройтись по воскресному рынку, а не наблюдать за ним из окна.

Мать хотела найти ей жениха… Откуда он возьмется, если Кристина Августа строго-настрого запретила выходить без ее разрешения. Уж не в соборе же, куда ходят одни старики!

Безусловно, она могла нарушить запрет, с помощью теней ускользнуть из дома, но боялась потревожить мать.

Тяжко вздохнув, Вильгельмина отвернулась.

Скрипнул жесткий деревянный стул – девушка нагнулась, чтобы поднять скатившийся с колен моток шерсти. Рукодельничала она по необходимости: зимняя шапочка совсем прохудилась.

Обитатели дворца чинили одежду и штопали сами, Вильгельмина даже варила варенье из райских яблочек. Разумеется, сама одевалась и раздевалась – у них с матерью была одна горничная на двоих. Еще одна служанка мыла, стирала и гладила вещи. Третья готовила еду. Из-за графского титула приходилось держать и конюха, выезд из двух гнедых кобыл с коляской. Кристина Августа все вздыхала, порывалась от них избавиться, но всякий раз не могла. Тогда бы она совсем опустилась в глазах местного общества.

«Прятать бедность» стало их неизменным девизом. Кристина Августа щедро осыпала нищих медяками, а сама довольствовалась похлебкой на обед. Источала аромат розовой воды и не могла позволить себе батистовую сорочку. По той же причине – всегда и везде оставаться принцессой Эландской – она наняла дочери лучших из возможных учителей. Пришлось продать кое-что из обстановки, книги Петруша, зато Вильгельмина сносно пела, музицировала на клавесине и могла поддержать разговор на любую тему.

Скинув деревянные крестьянские башмаки, которые обувала дома, чтобы не износить раньше времени туфелек, девушка отсчитывала петли. До темноты требовалось связать хотя бы четыре ряда. Лучше больше, заняться все равно нечем. Остатки библиотеки Вильгельмина выучила наизусть, заглянула во все пыльные, заставленные разным хламом дальние комнаты, даже забралась на чердак. Матушка потом ее долго ругала. Не столько за недостойное поведение, сколько за испачканное платье.

Вильгельмина дошла до двадцатой лицевой петли первого ряда, когда ее внимание привлекла перебранка внизу. Судя по голосам, спорили прямо возле их дома. Забросив скучное вязание, она прильнула к окну. Так и есть, у крыльца стояла женщина в самом странном одеянии, которое ей когда-либо доводилось видеть, и визгливо, не чураясь бранных слов, спорила с их служанкой Мартой. Та отказывалась пускать в дом «эратову блудницу, удеву бессовестную».

Порядочной барышне полагалось немедленно захлопнуть окно и зажать ладонями уши, но Вильгельмина, полностью оправдывая свое сомнительное происхождение, жадно ловила каждое слово. Потом и вовсе поспешила вниз, радуясь ниспосланному Творцом развлечению. Матушка заперлась в кабинете, велела не беспокоить, некому ей помешать или запретить.

– Впусти ее! Я хочу знать, кто она.

Марта в сомнении покосилась на Вильгельмину, покачала головой.

– Не стоит, элафа, от асонок одни беды.

– Так она асонка…

Придав лицу скучающее, слегка надменное выражение, Вильгельмина пристально осмотрела незнакомку из-за широкого плеча служанки. Незваная гостья не осталась в долгу, не опустила взгляд, как предписывалось третьему сословию. На последнее указывала непокрытая голова, загорелая кожа и множество дешевых побрякушек: стекляшек, продырявленных монеток, лоскутков, – которыми она украсила себя, расшила свой наряд. Он заслуживал отдельного внимания – множество разноцветных пышных юбок, каждая короче другой, вышитая черная накидка и полотняный корсет, выставлявший напоказ все, что полагалось скрывать. Вильгельмина даже усомнилась, была ли под ним нательная рубашка – слишком много тела просматривалось сквозь свободную шнуровку.

Права, права, Марта, воистину блудница! Даже хуже: те наверняка и рубашку носили, и про лиф платья или блузу не забывали.

– Что смотришь, красавица? Нравятся мои наливные яблочки?

Асонка хрипло рассмеялась; звякнули монетки в ее черных, как смоль, волосах.

– У тебя не хуже, пусть и затянуты в железные тиски. Ничего, скоро выпустишь их на волю, вдоволь с кавалером наиграешься.

Вильгельмина покраснела, инстинктивно прикрыла грудь руками, хотя уж на ней-то одежды хватало! Вдобавок серо-голубое платье со скромным, до ключиц, вырезом, забранным тончайшим газом, исключало любой намек на чувственность. Оно напоминало броню, призванную подчеркнуть талию и скрыть остальные изгибы фигуры.

– Пошла прочь, окаянная!

Марта замахнулась на асонку кулаком, начала теснить с крыльца. Дородная, закаленная ежедневным тяжким трудом, она выиграла бы схватку, если бы не хитрость противницы. Она ловко поднырнула под ее руку, сумела протиснуться в дверь и ухватила Вильгельмину за плечо. Та брезгливо скинула загорелую ладонь, открыла рот, чтобы крикнуть конюха, но асонка ее опередила:

– Прогонишь, судьбу свою не узнаешь.

Вильгельмина заглотила наживку, но пускать женщину дальше порога отказалась:

– Здесь гадай!

Марта тенью нависла за спиной асонки, готовая в любой момент встать на защиту госпожи.

– Рука у тебя знатная… – Мозолистые пальцы скользили по внутренней стороне ладони Вильгельмины. – Давно не встречала такой руки! Корону на тебе вижу. А дальше линия жизни раздваивается. С одной стороны смерть, с другой – жизнь. И с линией любви тоже непросто, то петляет, то раздваивается, то в одну линию сходится. Вижу только страсть, много страсти. Осторожно, красавица, дом не спали! Зато линия ума прямая, глубокая. Будешь следовать ей, уцелеешь. Поддашься искушению, Творец покарает.

Чуть помолчав, асонка хитро добавила, глядя прямо в глаза в собеседнице:

– А, может, и не Творец вовсе, Эрато к себе заберет.

На мгновение сердце Вильгельмины перестало биться. Показалось, или женщина разгадала ее тайну?

– Пошла прочь!

Она резко оттолкнула асонку.

– Как прикажешь, королева из тени! – рассмеялась та в ответ.

Кровь окончательно отлила от щек Вильгельмины. Зачем она спустилась, пошла на поводу у любопытства? Разве не им вымощена дорога в чертоги Эрато?

– Заплати ей, и пусть уходит, – сдавленно приказала Вильгельмина и скрылась внутри дома.

До нее донеслась очередная перебранка Марты и асонки – очевидно, не сошлись в цене. На этот раз Вильгельмина вмешиваться не стала, она даже к окну еще долго боялась подойти, проверить, ушла ли та женщина.

На душе было неспокойно, как днем в соборе.

Сначала странный человек, теперь женщина… Что еще уготовила ей судьба?

* * *

– Слышала, ты опять говорила с чернью. Какой-то бродяжкой.

«Которая пришлась бы по душе моему первому мужу», – хотелось добавить Кристине Августе, но по известным причинам она делать этого не стала, с каменным лицом взялась за вилку и отправила в рот кусочек брюквы так, будто вместо нее подавали оленину.

– Да, матушка.

Вильгельмина лениво ковырялась в тарелке. Есть не хотелось, после слов гадалки она второй день ходила сама не своя.

– Репутация. – Кристина Августа строго взглянула на нее. – Я устала повторять, но скажу снова: ты внучка Кристиана Десятого, а не его конюшего. Хотя даже конюший моего отца на голову выше любого здешнего жителя. Рано или поздно к тебе посватаются, в какое положение ты меня поставишь своими выходками?