Королева пустыни

По-прежнему фактически существовал единственный стимул для объединения племен против турок и противовеса их призыву к антибританскому джихаду – так называется долг отвечать на призыв воевать за Бога – это понятие арабской свободы и независимости… или что-то в этом роде. Существовало уже полуобещание такого исхода, данное Китченером, которое нельзя было не признавать. Вопрос еще больше усложнился из-за переписки Хусейна с Макмагоном. Каждый сотрудник арабского бюро знал, что все их усилия поднять восстание будут предприниматься в атмосфере полуправды-полулжи. Лоуренс писал пояснения к карте Хиджаза с мучительным чувством, что предает своих арабских друзей, и неоднократно признал это в «Семи столпах мудрости».

«Арабское восстание начиналось с притворства и лжи. Чтобы получить помощь шерифа, наш кабинет через Генри Макмагона предложил поддержку туземным правительствам…арабы… просили меня, как свободного агента, поручиться за обещания британского правительства… Я понимал, что если мы выиграем войну, то обещания, данные арабам, станут клочками бумаги… и все же энтузиазм арабов был нашим основным средством выиграть войну на Востоке… Но, конечно, вместо того, чтобы гордиться тем, что мы сделали, я испытывал постоянный и горький стыд».

Гертруда же не намеревалась предпринимать никаких действий, которых ей пришлось бы стыдиться. Она свой блестящий интеллект и удивительную работоспособность использовала, чтобы довести это обещание до арабов. Она умела изменить настроение и убеждение своих контрагентов, объясняла все аспекты и ответвления вопроса и находила наилучшие способы решения, соединяла британское административное искусство с арабской целеустремленностью и гордостью и делала все, чтобы организовать эффективное правление. Она находила способы основать арабское государство, существующее параллельно с благожелательной к нему британской администрацией в настоящем политическом союзе.

Гертруда и Лоуренс были не одиноки в своем желании самоопределения для арабов, поддерживаемого и стабилизируемого британскими советниками. Веря, что многообразие рас, племен и верований делает невозможным формирование единой сплоченной нации с эффективными политическими институтами, сотрудники «мозгового центра», который назывался арабским бюро, были людьми прагматичными и цельными. Они сопротивлялись всем попыткам Индии аннексировать Месопотамию и заменить Османскую империю раджем. В Индии британцы сумели встроиться в систему правления магараджей и занять в ней господствующую позицию; на Ближнем Востоке не было возможности так легко вписаться. Арабская система происходила от Пророка и других выдающихся религиозных фигур, на этой основе главные семьи строили свою духовную и светскую власть. Власть над источниками богатства была для них достаточна, чтобы брать под свое покровительство лидеров поменьше и их племена. Гертруда знала ситуацию до тонкостей, и это знание вместе с ее политической проницательностью и умением убедительно и ясно излагать вопросы необозримой сложности были самым ценным вкладом в коллективное намерение бюро найти решение поставленной перед ним задачи.

Но ясность мысли – это не такая вещь, которую легко найти. Как замечает один комментатор, было около двадцати отдельных правительственных и военных департаментов, одновременно занимавшихся выработкой британской политики на Ближнем Востоке в период Первой мировой войны: военный кабинет, Адмиралтейство и военное министерство – у всех была своя точка зрения, и с ними соперничали министерство по делам Индии и министерство иностранных дел, потом бюрократические структуры в Индии, Египте и Судане, у которых тоже было множество мнений по разным вопросам. В Месопотамии, Исмаилии и Александрии стояли три крупных экспедиционных корпуса, и во всех четырех основных областях имелись свои военно-морские и политические учреждения. Неудивительно, что было очень много пересекающихся линий коммуникации, и обещания, даваемые арабам, не могли не отличаться по содержанию и намерениям. И действительно, англо-арабское взаимопонимание омрачалось недоразумениями, происходящими в основном от изначальной переписки Макмагона и шерифа Хусейна и отставшего от времени англо-французского соглашения, сляпанного несдержанным Сайксом и французским дипломатом Жорж-Пико в мае шестнадцатого года, о котором Гертруду и ее тогдашнего начальника в течение двух лет не информировали.

В бюро создавалось ощущение таинственной деятельности. Сотрудники даже сами себе дали прозвище: «Пронырливые». Лоуренс писал о подрывном намерении внедриться в коридоры власти, «чтобы создать новый арабский мир». Первым обращенным в новую веру оказался сам верховный комиссар – умелый, лояльный, но обладающий бурным воображением сэр Генри Макмагон. Под влиянием постоянного убеждающего воздействия от Гилберта Клейтона и уже лишившийся иллюзий после поражения, которое потерпели на Синае военные с их самодовольством и косностью, он был первым, кто понял и одобрил их план.

«Пронырливые» в вопросе арабского самоопределения придерживались взглядов, противоположных точке зрения администрации в Дели. Они вряд ли могли бы осуществлять свои планы арабского восстания без поддержки из Индии, а таковая им не светила. Вице-король и его правительство твердо верили, что над арабами нужно установить британское правление, и оно будет таким же успешным, как и в индийском регионе. В конце концов, Индией удавалось управлять, имея всего лишь пятьдесят тысяч британского войска. В Каире смотрели более реалистично. По мере того как развивалась война, у Британии оставалось все меньше надежд финансировать империалистические правительства на новом континенте. Бюро эту карту разыгрывало изо всех сил, подчеркивая, что влияние обходится намного дешевле прямого управления.

В бурных и продолжительных обсуждениях, в которых теперь участвовала и Гертруда, они рассматривали возможность победить турок другими, «не британскими» методами ведения войны: финансируя восстания, перерезая железнодорожные линии, перехватывая снабжение, поддерживая терроризм, ведя партизанскую войну. Участие Гертруды, ее знание арабских методов и обычаев помогли эти идеи выкристаллизовать. В конце концов, вероятно, она одна среди них, путешественников и исследователей пустыни, принимала участие в газзу. Она говорила, что возможно собрать арабскую армию против турок, если гордость этих людей, побуждающая их к самоопределению, будет достаточно сильна. Понадобятся заметные финансовые средства. Деньги потребуются по двум причинам: потому что невозможно передвигаться по территории шейхов без платы и потому что ни бедуины, ни оседлые жители пустынь не бросят верблюдов или дома, чтобы идти на войну, если при этом утерянный доход семьи не восполнят из другого источника. Арабский боец – не доброволец, а наемник.

Индийское правительство не отказывалось от намерения расширить свою власть на Аравию и аннексировать Месопотамию. Вице-король ясно выразил свои чувства в язвительном письме в министерство иностранных дел:

«От всей души надеюсь, что это предполагаемое арабское государство тут же развалится, если вообще будет создано. Никто не смог бы предложить плана, более пагубного для британских интересов на Ближнем Востоке, нежели этот. Он просто означает безвластие, хаос и коррупцию, поскольку никогда не было и не может быть никакого согласия или сотрудничества между арабскими племенами… У меня нет слов, чтобы передать, насколько пагубным я считаю это вмешательство и влияние из Каира».

Этим письмом он породил оппозицию к бюро еще и в Лондоне.

К тому времени Гертруда закончила свой первоначальный доклад по племенам, который был воспринят в Ставке с большим уважением за знание дела и подробности. Сделав то, что от нее просили, Гертруда теперь могла вполне респектабельно вернуться в угнетенную войной Англию, в офис отдела раненых и пропавших без вести, в полный печальных воспоминаний Лондон. Вместо этого она задумалась над приносящей вред враждой Каира и Дели и целеустремленностью вице-короля. Лорд Хардинг, великий и многократно награжденный бывший посол в Санкт-Петербурге и Париже, лично выбранный и официально утвержденный советник короля по иностранным делам, был не кем иным, как старым другом Гертруды по снежным прогулкам в Бухаресте, Чарльзом Хардингом. Зная его так, как знала она, понимая проблемы так, как только она могла понять, могла ли Гертруда что-то сделать, чтобы улучшить отношения между Индией и Каиром? «Жизненно важно, чтобы Индия и Каир работали в теснейшем контакте, потому что они имеют дело с двумя сторонами одной и той же проблемы», – писала она капитану Холлу, директору военно-морской разведки, в Лондон 20 февраля 1916 года. Гертруда спросила у Клейтона: можно ли ей поехать в Дели? Формальной причиной поездки стало бы пополнение данных по племенам информацией, которую можно было получить лишь в индийском департаменте иностранных дел. Понимая, как и все «Пронырливые», что никакой панарабской нации быть не может, но не имея возможности широко объявить об этом, поскольку Китченер говорил Хусейну о такой возможности, на самом деле Гертруда хотела уверить Хардинга, что Каир не хуже Дели осознает, что такой нации нет и быть не может, но следует притвориться (как бы ни было неудобно), будто это не так, ведь это единственная причина, способная объединить арабские племена против турок. Она собиралась отстаивать использование против турок новой тактики и пытаться показать правителям Индии возможности, которые откроет арабская партизанская война. Гертруда создавала уже про себя сложный план – вопреки всему пестовать арабское самоопределение.

Если у Хардинга был близкий друг в этот момент в Индии, то это достойный корреспондент «Таймс» сэр Валентайн Игнатий Чирол, «дорогой Домнул» Гертруды, кому она сейчас и послала телеграмму.

Лучше всех понимая, как сильно она любила Даути-Уайли, и тревожась о ней, Чирол сообщил Хардингу, что она была больна и угнетена и теперь работает в Каире в официальном качестве. Благодаря покровительству Домнула Гертруда получила теплое приглашение от вице-короля.

В письме, написанном в конце января, Клейтон высказал ее плану безоговорочную поддержку и веру в ее способности выполнить это сложное и ключевое дипломатическое действие. Он намекает на истинную цель ее поездки: