Королева пустыни

Хардинг предупредил, что это очень неудобная работа для женщины, тем более не имеющей официального положения. Гертруда будет работать из военного штаба генерала сэра Перси Лейка. Политическим агентом при нем был сэр Перси Кокс, наиболее выдающийся официальный эксперт Британии по Ближнему Востоку, находящийся на службе индийского правительства. Если и когда Багдад будет взят (Хардингу не требовалось делать для Гертруды эту оговорку), Кокс туда переедет и организует администрацию. Гертруда знала сэра Перси и леди Кокс по паре встреч у общих друзей, сэра Ричмонда и леди Ритчи. Кокс был резидентом в зоне Персидского залива, когда на каникулах в Лондоне как-то обедал с Гертрудой и очень отговаривал ее от опасной экспедиции в Хаиль, особенно из каких-нибудь портов Залива, находящихся под его юрисдикцией. Будет ли Кокс негодовать по поводу того, что она совершила свой прославленный поход в Хаиль через четыре года, но с северо-запада? Она писала родителям: «В. К. очень хочет, чтобы я осталась в Басре и помогала там развед. департаменту, но все зависит от того, каковы взгляды тамошних работников и будет ли от меня какая-то польза. Видимо, важно, как я смогу себя поставить – как мы часто говорим: все, что можно сделать для человека, – это дать ему возможность самому устроиться. В.К. в этом смысле щедр».

Предстояло, как всегда, заметное противодействие со стороны разведчиков и военных появлению среди них женщины на равных правах. Как сказал Хогарт в каирском офисе, когда его спросили, как с ней обращаться и к каким делам допускать: «Она сама разберется». Хардинг предупреждал ее о вероятных трудностях в Басре, указывая, что ей самой решать, может ли она сделать эту работу для себя постоянной. Потом он написал Коксу, советуя ему принимать Гертруду всерьез. Слова, которые он выбрал, могли бы быть внесены в анналы шовинизма и вызвали бы у Гертруды ироническую улыбку, если бы она их знала. «Замечательно умная женщина, – сообщал он, – с мозгами мужчины». А в мемуарах писал о ней так: «Я ее предупредил, что сэру Перси не понравится ее присутствие, поскольку она женщина, но ее такт и знания позволяют ей себя утвердить. Как я предвидел, в Басре была серьезная ей оппозиция, но, как известно, она своим умением, своим очевидным здравым смыслом и тактом ее преодолела».

Когда Гертруду иногда называют неженственной – и ничто не может быть дальше от истины, – не следует забывать, что она имела дело с исключительно мужскими политическими и военными кругами. Вынужденные соревноваться на своей территории с женщиной, которая слишком часто оказывалась права, некоторые из старых хрычей, с которыми ей приходилось работать, бурчали по поводу ее малой сексуальности. Часто это были те же самые патриоты и колониалисты, которые, как генерал-лейтенант сэр Джордж Макманн, генерал-инспектор путей сообщения в Месопотамии, в частных разговорах называли арабов «халатами». Макманн сперва был к Гертруде дружелюбен, потом критичен. Он вообще так мало разбирался в людях, что блестящего и хитроумного Т. Э. Лоуренса называл человеком «простого пустынного ума», неспособного словом «араб» обозначить что-нибудь более сложное, чем «патриархальные племена пустыни, шейха во всем его тираническом разврате, его чистокровных лошадей, его груженых верблюдов… и прочее в этом роде». С точки зрения Макманна, Лоуренс не постигал «трудные ситуации», возникающие в Дамаске и в Багдаде, а Гертруда – «обмылок человека, говорят, что женщина», которой придают важности больше, чем следовало бы. Гертруда, в свою очередь, нисколько не интересовалась, кто там гей или не гей, эксцентричен или руководствуется странными побуждениями, имеет шестьдесят четыре жены, почитает дьявола, – она просто из каждой личной встречи извлекала все возможное и шла дальше. Она не унижалась до описания этих мелких предрассудков в письмах домой – потому что всегда было что-то поинтереснее, – но иногда роняла мимолетное замечание, позволявшее догадываться, как ей надоело иметь дело с такой мизогинией и утверждать себя снова и снова. «Здесь нелегко – когда-нибудь расскажу, – писала она Хью. – Я думаю, что преодолела большинство трудностей, и растущая сердечность моих коллег – источник беспримесной радости».

Таким образом, Гертруда приехала в разведывательный отдел Ставки в Басре без звания, работы или жалованья, не зная, оставит ли ее при себе департамент, в который она прибыла, или тут же отошлет прочь. Городу – безобразному нагромождению глинобитных домов и пальмовых рощ, прочерченному оросительными каналами, – предстояло развернуться в огромную армейскую базу практически за одну ночь. Все комнаты и офисы были набиты военными, и в атмосфере висело напряжение надвигающегося дела. Сэр Перси Кокс отбыл на несколько дней, но леди Кокс оказалась гостеприимной и поместила Гертруду в запасной спальне, пока гостья не подыщет себе дом. Но кабинета для нее не нашлось. Гертруда должна была работать в жилой комнате полковника Бича, начальника военной разведки. В рабочие часы это пространство приходилось делить с симпатичным помощником Бича Кэмпбеллом Томпсоном, который также когда-то работал с Хогартом и Лоуренсом в Каркемише.

Она стала читать выданные ей папки, давая задания арабскому юноше Михаилу, назначенному к ней слугой, и на время подчинилась, хотя и подняв брови, правилам: ее почта цензурируется, она ограничена в том, куда ходить и что делать, и при посещении арабов в их домах с ней должен находиться офицер или компаньонка. Гертруда старалась создавать леди Кокс как можно меньше трудностей, обедая в офицерской столовой и заняв комнату в Ставке. Такая жизнь очень отличалась от жизни в Бюро, и Гертруде уже хотелось вернуться в Каир, где, как она знала, ее ждут. Дни шли монотонно: «Желала бы я знать, сколько еще мне оставаться в тех или иных местах и что делать дальше. Я уже начинаю себя спрашивать, что на самом деле здесь делаю, – писала она. – В конце недели я оглядываюсь и думаю, что, наверно, это можно выразить одним полезным словом… И если я уйду, это ничего не изменит, и если останусь, это тоже не будет важно».

Сэр Перси вернулся, и Гертруде больше не пришлось скучать. Он тут же поздравил ее, несколько наслаждаясь иронией ситуации, с успешной экспедицией в Хаиль и сообщил, что больше не будет ее недооценивать. Это был высокий мужчина, с серебристыми волосами и орлиным носом, пятидесяти одного года от роду, на четыре года старше Гертруды. Он был весьма уважаем, изысканно вежлив, убедителен и цивилизован. И разделял беспокойство Каира по поводу того, что Бюро пестует арабское восстание. В этом регионе он служил агентом правительства Индии почти десять лет. Какова бы ни была его непосредственная реакция на прибытие Гертруды на военную базу в этих обстоятельствах, он был слишком разумным человеком, чтобы проявлять свои предубеждения. Помня о письме Хардинга, он решил бросить Гертруду в воду на глубоком месте и 9 марта назначил для нее обед с четырьмя генералами, ответственными за военные действия в Месопотамии. Считалось, что Гертруда работает на военную разведку. Если у нее «мужские мозги», мог сказать он леди Кокс за утренним кофе, так пусть объяснится с ними и убедит генералов в своей полезности и профессионализме.

Это было испытание, почти что проба на роль. Местная команда была предубеждена против сующих свой нос в их дела бездельников, которые иногда тут появлялись без всякого видимого смысла. Сейчас ожидалось, что они найдут ей работу. Генералы Лейк, Коупер Мани и Оффли Шоу из индийских экспедиционных сил предпочли бы и дальше ее игнорировать. Когда их попросили развлечь ее за обедом в офицерской столовой, они были готовы оценить ее как женщину и как кандидата на должность. Эта маленькая женщина, понимали они, знаменитый путешественник. Генералы видели, как качается ее шляпа, когда она идет на работу или с работы – в чем бы эта работа ни заключалась. Они знали, что она дружит с этим женоподобным и недисциплинированным позорищем офицерского звания, Лоуренсом. Они, откидываясь в креслах, хохотали над собственными шуточками по поводу старых дев. Арабское восстание! Будто эти халаты могут представлять военную угрозу! Подразумевалось, что они будут вести себя покровительственно, галантно, слегка посмеиваться над ее взглядами и продолжать ее в упор не видеть.

Эта задача мобилизовала все силы Гертруды. Она оказалась в своей стихии. Быстро вошла – все встали, потом сели и не успели собраться с мыслями, как она заговорила. И сумев, как обычно, найти правильный тон. Она говорила на их военном языке, рассматривала факты стратегически, держалась уверенно, а главное – знала свое дело. Лекцию Гертруда расцвечивала юмором и господствовала за столом. Потом она слушала, проявляла дальновидность, как бы между прочим упомянула несколько имен, чуть-чуть польстила генералам и обрисовала несколько критически важных административных и тактических отличий индийских мусульман от бедуинов Ближнего Востока. Генералы были поражены и слегка покорены. Они послали за сигарами, а Гертруда вставила сигарету в мундштук. До военных начинало доходить, почему эту женщину послали в Каир и в Дели, а потом по личному желанию вице-короля – в Басру.

Гертруда решила не затягивать обед. У нее, как она заметила, полно работы. Тепло улыбаясь, она чистосердечно поблагодарила за внимание и вышла, оставив едва уловимый аромат лаванды в прокуренной комнате. После обеденного перерыва она снова пошла на работу.

Подходя к своему «офису», она едва не оцепенела от неожиданного ужаса, увидев, что все ее папки выносят из дома и грузят в повозку. Озадаченный капитан Томпсон стоял на крыльце, пытаясь протестовать. Слуги объяснили, что выполняют приказ из Ставки. Гертруда рванулась в бой. Они с Томпсоном вместе двинулись в Главный штаб выяснять, почему их отстранили. Их встретил штабной офицер, сама любезность, и провел через весь дом на просторную деревянную веранду, выходящую на реку и затененную стенкой листьев и цветов. Рядом с этим широким пространством, где стояли плетеные стулья и журнальные столики, располагалась просторная прохладная комната с парой больших столов, над которыми жужжали вентиляторы. Полки вдоль стен уже были заполнены книгами, которые отобрали Гертруда с Томпсоном. Мимо проходили слуги, нагруженные папками, бумагами и книгами. Это был новый офис для Гертруды. Она написала домой:

«Сегодня я обедала со всеми генералами… и меня тут же пересадили со всеми картами и книгами на прекрасную веранду с прохладной комнатой, где я теперь весь день работаю. Мой компаньон в этом деле – капитан Кэмпбелл Томпсон… очень приятный и обязательный, и радуется вместе со мной смене помещения».

Она прошла испытание и была принята. И готова была стать офицером индийского военного штаба на жалованье.

Генералы решили, что Гертруда им нравится, и вскоре она стала фаворитом у всех военных. В душной жаре середины лета, когда пришли наводнения и вся страна оказалась под водой, генералы Коупер и Макманн – ставший в 1919 году главнокомандующим в Месопотамии – взяли Гертруду с собой на несколько дней на речной пароход, идущий к северу по Шатт-эль-Араб – посетить край болотных арабов. На палубе парохода были подобия кают, сооруженные из деревянных ширм; Гертруда взяла с собой служанку и свою походную мебель. Якорь бросили в озере Хор-эль-Хаммар, где сливаются воды Тигра и Евфрата. Гертруду заворожили водные просторы и непривычная архитектурная красота камышовых плавучих жилищ и мадхифов, деревенских центров, – впечатляющие сооружения пятидесяти футов в длину и пятнадцати в ширину. Это была древняя, рожденная на воде культура, которой будет одержим Уилфрид Тесайджер в ранние пятидесятые и которую впоследствии уничтожит Саддам Хусейн. Гертруда писала Чиролу 12 июня:

«К югу виден высокий край пустыни и огромная гряда холмов, которая есть Ур Халдейский… Деревни не стационарные, они перемещаются по мере подъема и спада воды. Многие построены на плавучих основаниях – камышовых матах, с плавающими скотными дворами, где стоят коровы – вполне довольные, что их заякорили за пальмы, следует думать… Над каждой камышовой деревней возвышается глиняная башня форта шейха, как приземистые церковные колокольни в краю затопляемых болот. Свет и цвет здесь совершенно невероятные – никогда не видела пейзажа такой чуждой красоты… Меня выжгло до углей».