Королева Теней. Пенталогия
Шрифт:
Сокровищ дороже ваш взор благосклонный!
Айлин отпустила занавеску и прижала ладони к пылающим щекам. Серенада! Не жалкие попытки Дерека, а самая настоящая серенада! От преподавателя посреди Академии! Да что же… что он творит?! Зачем так рискует своим положением?! Конечно, маска скрывает лицо, а вокруг больничного крыла всегда полог тишины, но если услышит кто-то из дежурных целителей… И… а кто же его спутник?
Она снова приоткрыла занавеску и разглядела фраганский берет с пером. Ох, это же месьор д’Альбрэ! Такую выправку и осанку никаким плащом не скроешь. И… что ей
Лицо уже горело так, что сладкий томный огонь расходился по всему телу. Голос Дункана ласкал, завораживал, томил…
– Вы даже надеждой меня одарить не согласны,
Хотя свое сердце давно я сложил к вашим ножкам.
Все мысли мои ныне только о донне прекрасной.
Я верю, что счастье в любви в этой жизни возможно!
Он помедлил несколько мгновений, а затем Айлин показалось, что голос магистра взлетел над садом и рассыпался огненными искрами, словно чинский фейерверк.
– Влюблен я безмерно, о юная донна!
Сокровищ дороже ваш взор благосклонный…
Надо… надо выглянуть! Или нет? Она ведь должна ему сказать, что это безумие! Что не стоит рисковать ради нескольких минут… счастья? Да, именно счастья, потому что сейчас, слушая этот волшебный без всякой магии голос, плывущий над ночным садом только ради нее, Айлин чувствовала себя невозможно, непереносимо счастливой! Теперь она знала, как это бывает по-настоящему. Как бьется сердце, готовое выскочить из груди и упасть в бережные и сильные мужские ладони. Как сохнут и горят губы, предательски заставляя желать прикосновения других губ… Неужели это все принадлежит ей?! Эта страсть в голосе, эта нежность и обещающий призыв…
Она вдруг осознала, что ткань занавески не такая уж плотная. Это в комнате она кажется непроницаемой, но света достаточно, чтобы снизу из сада был виден силуэт. И, значит, Дункан видит, что она… Что она стоит и слушает его!
Словно отвечая на ее мысли, лютня и гитара сплелись томными ликующими трелями, не перекрывая голос певца, а поддерживая его и вознося ввысь, словно два крыла. Айлин обреченно поняла, что если кто-то мог услышать пение, то наверняка уже услышал. Но никакая сила в мире не заставила бы ее сейчас отойти от окна. Потому что она должна была дослушать до конца!
– Я сдался бы в плен, только жаль, не берете вы пленных,
Служить вам готов, лишь возьмите меня в услуженье!
– не обманул ее ожиданий магистр.
– Когда же падут равнодушия вашего стены?
Дождусь ли, дождусь ли, дождусь ли счастливых мгновений?
– летело над садом.
Сердце Айлин замерло и снова застучало, когда вкрадчивая мольба сменилась яростным требованием:
– От страсти сгораю, прекрасная донна!
Сокровищ дороже ваш взор благосклонный!
Онемевшей Айлин показалось, что она еще и оглохла. Но нет, это просто голос стих, однако лютня и гитара продолжали вести свою тихую переливчатую беседу…
– Скажи, друг мой Альс, – послышался вдруг из-за ширмы голос Лу.
– Как ты думаешь, эта дивная серенада посвящена тебе или мне?
Что?! Айлин пораженно обернулась туда и услышала растерянный голос Аластора.
– Тебе или мне? Лу, ты о чем?
– Действительно… –
охотно согласился итлиец.– Я совсем забыл, что нахожусь в Дорвенанте, а это значит, что тебе, в высшей степени приличному синьору, серенаду петь никто не станет. Конечно же, она посвящена мне! Что ты так смотришь? Ну, согласись, если бы пели для нашей прекрасной синьорины, она бы уже выглянула!
«Друзья, называется!
– возмущенно подумала Айлин, слыша, как Аластор за ширмой давится от смеха.
– Ладно, еще Лу, так ведь и Ал туда же! Ну, я вам устрою… еще не знаю что, но обязательно устрою! Потом…»
И, вдохнув поглубже, - пока с Лучано не сталось, в самом деле, выглянуть самому!
– она отдернула занавеску.
Магистр передал гитару своему спутнику, деликатно отступившему в кусты, а сам сделал несколько шагов - и оказался под самым окном Айлин, протянув к ней руки.
– Что?
– выдохнула Айлин.
– Нет, я не могу!
– Неужели?
– мягко спросил Дункан, и его глаза блеснули в густой тени от шляпы.
– И что же вам мешает, моя драгоценная донья? Кстати, прошу прощения за маленькую поэтическую вольность, если вы ей удивились. В Арлезе «донна» – это не только благородная замужняя дама, но и просто «возлюбленная».
Айлин, вспомнив обращение в серенаде, молча кивнула, а голос магистра все так же проникновенно завораживал ее:
– Не правда ли, сегодня прекрасная ночь? Я хотел бы пригласить вас прогуляться в одно чудесное место, достойное вашей красоты…
– Прогуляться?
– растерянно переспросила она.
– Но мне нельзя отлучаться из лазарета. Милорд Бреннан…
В мыслях промелькнуло предательское воспоминание о потайном ходе за стены Академии. И о том, что раньше она не была так послушна целителям, а жаль…
– Милорд Бреннан, при всем моем уважении, не единственный ваш врач, – улыбнулся Дункан.
– Я тоже имею честь называть себя целителем. И как целитель я прописываю вам прогулку на свежем воздухе. Это изумительно способствует хорошему сну и настроению. Ну же, Айлин, неужели вы боитесь? Меня?
Айлин решительно замотала головой, ужасаясь такому предположению, и, чтобы доказать свое бесстрашие, присела на узенький подоконник. Но сидеть вполоборота было неудобно, и она перекинула ноги наружу, благо широкий подол мантии это позволял.
– Простите, я правда не могу…
Собственный голос звучал отвратительно жалобно, и Айлин сама не понимала, почему отказывается. Может быть, потому что она твердо решила быть приличной девушкой, за которую никому не придется стыдиться? Да, объятия Дункана манили, но…
– И мы ведь все равно не сможем покинуть Академию тайно, – выпалила она, радуясь такому весомому доводу.
– Но если хотите, я могла бы прогуляться с вами по саду… Ай!
Оказывается, на слишком узком подоконнике она сидела так неустойчиво, что малейший толчок в спину отправил ее вниз, прямо в руки магистра, мгновенно подхватившего добычу.
– Премного вам благодарен, сударь Пушок, – церемонно поблагодарил Дункан, и Айлин поняла, что это был за предательский толчок.
Пушок попросту боднул ее сзади головой!