Королева Теней. Пенталогия

В приподнятом настроении он добрался до уже знакомого особняка. Уважительно поклонился людям канцлера и сообщил, что его величество позволяет им оставить порученные дела и нести службу дальше. Неприметные синьоры раскланялись в ответ и исчезли раньше, чем удалось хотя бы имя у них спросить - Лучано только вздохнул завистливо и подумал, что без магии здесь не обошлось. Ну не могут два человека посреди бела дня раствориться, словно капля краски в ведре воды - без всякого следа!

Он обвел взглядом опустевший двор и понял, что тот не совсем пуст: в уголке между стеной пристройки и забором жался бывший управляющий. У его ног стоял обшарпанный сундучок, при взгляде на который Лучано удивился. Он совсем иначе представлял имущество, которое можно накопить за много лет службы в приличном доме. Увидев его, управляющий вздрогнул и съежился еще сильнее, словно ожидая удара. Лучано поморщился и спешился. Умница Донна встала как вкопанная, ожидая, пока хозяин вернется, и кося хитрым карим глазом в сторону конюшни - чуяла, наверное, чужих лошадей.

– Вы еще здесь?
– хмуро спросил Лучано.
– А где синьора экономка?

– В доме, милорд… – выдавил управляющий, опустив взгляд, и губы у него явственно задрожали.
– Не извольте беспокоиться, собирался я при ней и ничего лишнего не взял…

В его голосе послышалась тень обиды, но такая же слабая и жалкая, каким сейчас выглядел весь этот человек. Лучано передернулся от неприязненной брезгливости, а потом заставил себя отбросить лишние чувства и подумать как младший мастер Шипов. Или как лорд Фарелл. Или просто как Лучано Фортунато, взрослый и умеющий за себя постоять. Но, во всяком случае, не как беззащитный мальчик, в памяти которого приют остался воплощенным кошмаром, Барготовым царством на земле.

Этот… человек все-таки не выгнал девчонку с пузом, как сделали бы на его месте многие другие. Позволил остаться до родов, а потом еще и месяц после них. Да, не платил, но кто бы на его месте стал? И слепого садовника тоже не тронул.

А ведь если бы на месте Лучано оказался настоящий благородный синьор, он мог бы и разгневаться на такую растрату хозяйских денег. Еда, она ведь тоже кое-чего стоит. Благородный синьор мог бы выкинуть самого управляющего за неумение беречь хозяйское добро. И, чего уж скрывать, за ту самую порчу репутации дома. Это безродному Шипу подобное неважно, а дворяне живут иными правилами.

Саграсс прав, больного старика, прослужившего всю жизнь, еще могли бы помиловать, но нагулявшую ребенка девицу даже в Итлии заставили бы сходить к лекарке и вытравить плод. Или отдать его в приют. Или вообще продать - на любой товар есть покупатель, и младенцы, которых никто не станет искать, не исключение… Но местный управляющий позволил девице переждать самое тяжелое время, и ребенок хотя бы остался жив. Ну а теперь…

Из дома не вышла, а выплыла дородная матрона в сером суконном платье, белоснежном переднике и таком же чепце - каждая складочка накрахмалена так, что стоит, словно жестяная. Она присела в чинном книксене и осведомилась у Лучано:

– Желаете принять отчет, ваша светлость?

– Скажите, почтенная синьора, как содержался дом и люди?
– спросил он, борясь с желанием посмотреть в ту сторону, откуда раздался прямо-таки судорожный вздох.

Некстати подумалось, что ведь этот дурак и повеситься может. А что, решит, что начинать жизнь заново где-нибудь в лакеях - гиблое дело, и вздернется. Кому он нужен, немолодой, без отличных рекомендаций, потерявший работу и жилье…

– Весьма пристойно, ваша светлость, – сдержанно ответила экономка Альса. Подумала и добавила: - Конечно, учитывая средства, которые на это выделялись ежемесячно. Люди, во всяком случае, сыты и одеты, в доме чистота. За пятнадцать флоринов серебром большего и требовать нельзя.

– Сколько?
– растерялся Лучано.
– Полтора золотых?!

– Включая дрова и необходимые покупки, - невозмутимо подтвердила синьора экономка.

– Даже если дом стоит без хозяев, его необходимо протапливать, чтобы не отсырел. Прислуга, конечно, жила всего в двух комнатах, женской и мужской, готовили тоже на всех, для управляющего не было отдельного стола. Два года назад, пока был жив старый хозяин, домашние дела велись вполне пристойно, а вот когда он умер, наследники выставили дом на торги, а людям платили не слишком хорошо, ваша светлость.

– Не слишком… - согласился Лучано, пытаясь осознать, как можно содержать восемь человек на пятнадцать, мать их Барготову, серебряных в месяц.

Еще и такой палаццо отапливать! В эти их жуткие зимы! Да на одни дрова сколько уйдет! И это ведь не крестьяне или городская беднота, а слуги в дворянском доме! Их что, одной капустой и редькой кормили?

– Милорд Аластор велел, чтобы я выписала бывшему управляющему рекомендации, – напомнила экономка.
– Какие еще будут указания, ваша светлость? Найти вам нового?

И снова от стены послышался судорожный безнадежный вздох. Лучано все-таки покосился туда и помрачнел от болезненного чувства, больше всего похожего на… жалость? Вздор какой! С чего ему жалеть этого идиотто?! Да пусть хоть и вправду вешается на каком-нибудь постоялом дворе, пустяки какие!

Он вдруг почувствовал себя так, словно поймал старого кота за какой-то шкодой и вместо того, чтобы просто натыкать носом, взял - и вышвырнул на улицу, захлопнув за ним высокие ворота, через которые коту ни за что не перебраться обратно в родной привычный дом. Лучано передернулся, такими отвратительно знакомыми показались чужие страх и отчаяние…

– Погодите минутку, синьора, – попросил он и раздраженно зашагал к управляющему. Подошел и уронил: – Вот что, синьор… как вас?

– Дойл… – прошептал тот и заученно покорно добавил: - К услугам вашей светлости.

– Вот что, синьор Дойл, – повторил Лучано.
– Раз уж с делами вы справлялись, я вас, пожалуй, оставлю в прежней должности. Но если вздумаете опять мне прекословить…

– Да я… да я никогда! – Губы управляющего затряслись, а мгновением позже его заколотило всего, и на Лучано он посмотрел так, словно ему только что отменили смертный приговор.
– Ваша светлость, да я же только… Больше никогда, Благими клянусь!

– Насчет тех двоих распоряжения прежние, – выдавил Лучано, почему-то чувствуя острый гадкий стыд за чужую слабость и беспомощность.
– Кстати, старику лекаря позовите, вдруг поможет.

Он не глядя нашарил в поясном кошельке несколько монет и вытащил - это оказался золотой флорин и пять серебряных. Как раз месячное содержание, чтоб его…

– Это не в счет жалованья, – объяснил с недоумением глядящему на деньги Дойлу.
– Заплатите лекарю и купите на всех хорошей еды, пусть прислуга знает, что у них новый хозяин. И что выгнать я могу запросто, но голодом морить не стану, ясно?
– Управляющий истово закивал. – Приеду через несколько дней, составьте список, что нужно для дома. И… ладно, это потом.

Он махнул рукой, не обращая внимания на несущиеся вслед благодарности, и вернулся к экономке Аластора.

– Благодарю за труды, синьора, думаю, обойдусь услугами прежнего управляющего.

– Счастлива служить вашей светлости, – снова церемонно присела та и ушла.

Лучано посмотрел вслед юркнувшему в дом Дойлу и глубоко вздохнул, чувствуя, как внутри отпускает какая-то застарелая боль. Так, словно что-то очень долго болело, уже онемело и покрылось рубцами, но все-таки не заросло как нужно, а теперь эта рана вскрылась, очистилась и, можно надеяться, заживет по-настоящему.