Королева

Диана плохо себя чувствовала и на банкете не появилась, однако две недели спустя она выполнила свой долг продолжения династии, родив 21 июня Уильяма Артура Филиппа Луиса. “Я испытала большую радость, потому что все снова наладилось, – вспоминала она позже. – И мне на какое-то время стало легче” (21). Королева в числе первых (22) навестила Диану в больнице Святой Марии и увидела новорожденного принца, занявшего теперь второе место в очереди престолонаследования.

Спустя менее года после покушения Маркуса Сарджента Елизавете II пришлось выдержать еще более серьезную проверку на прочность. В четверть восьмого утра в пятницу 9 июля ее разбудила хлопнувшая дверь – придворные такого точно допустить не могли, а Филипп уехал в шесть утра на мероприятие за городом. Подняв глаза, королева увидела, как босой незнакомец в футболке и джинсах раздвигает шторы и прыжком оказывается в изножье ее кровати с осколком стекла из разбитой пепельницы, капая кровью из порезанного правого большого пальца на постель.

Бросив дерзкий вызов системе охраны, тридцатилетний Майкл Фейган взобрался по четырехметровой стене, проник во дворец через открытое окно и беспрепятственно прошел по коридору, добравшись незамеченным до спальных покоев королевы. Как выяснилось, это не первое его проникновение – 7 июня он уже влезал во дворец и поживился половиной бутылки вина.

“Выметайтесь немедленно!” (23) – воскликнула королева, но Фейган, не обращая внимания, принялся плакаться на свои проблемы. Осознав, что опасности он не представляет, Елизавета II сменила тактику. Десять минут она терпеливо слушала жалобы, поддерживая беседу о детях и заинтересованно поддакивая, одновременно несколько раз нажав тревожную кнопку и дважды позвонив на пульт охраны дворца. Позже Фейган свидетельствовал, что королева хранила совершенно невозмутимый вид. Невольно вспоминается сходное происшествие в Виндзорском замке в феврале 1941 года, когда человек в невменяемом состоянии проник в спальню Елизаветы-старшей и схватил ее за лодыжки. Королева-мать, удержавшись от крика, вымолвила: “Что у вас стряслось?” (24) Пока незнакомец рассказывал, она пробралась вдоль стенки к тревожному звонку.

Елизавета II повела себя с Фейганом аналогично – отчасти, как она рассказывала знакомым, потому что “привыкла заговаривать с людьми на улице” (25). Однако немалую роль сыграло и ее сверхъестественное самообладание, а также храбрость и здравомыслие. Когда незваный гость попросил сигарету, королева воспользовалась моментом и повела его в соседнюю буфетную, где лежали запасы.

Встретившаяся им в коридоре горничная Элизабет Эндрю всплеснула руками: “Батюшки, мэм, это еще что за тип?” (26) (Позже Елизавета II цитировала эту реплику друзьям, мастерски изображая йоркширский выговор девушки.) Тут подоспел Пол Уайбрю, старший лакей почти двухметрового роста, со стаей выгулянных корги. Под яростный лай собак лакей вручил Фейгану бокал спиртного, чтобы успокоить. Через несколько секунд прибыл наконец полицейский расчет. “Да шевелитесь же вы!” (27) – воскликнула королева, когда один из офицеров остановился поправить галстук.

“Я даже не испугалась, – заявила она потом адъютанту матери Колину Берджесу. – Так все это было абсурдно. Он просто вошел, мы побеседовали, и он, не причинив никому вреда, удалился” (28). По словам одного из родственников, королева “испытала не испуг, а скорее замешательство и ощущение полной нереальности происходящего” (29). В одиннадцать утра королеве предстояло вести церемонию награждения, и она появилась точно к назначенному времени, попросив советников сохранить происшествие в тайне, пока правительство латает прорехи в системе охраны. Однако уже в понедельник “Express” раструбила о случившемся под заголовком “Посторонний в королевской кровати”. Вечером Маргарет Тэтчер прибыла на еженедельную аудиенцию на день раньше, чтобы принести извинения, а ее министр внутренних дел Уильям Уайтло, выдержав град вопросов в палате общин, подал в отставку.

Неделю спустя на минах ИРА подорвались два военных отряда в Гайд-парке и Риджентс-парке – погибли восемь кавалеристов Королевской конной гвардии и музыкантов “Зеленых мундиров”, еще сорок семь получили ранения. Невольно возникали мысли, что подобную мясорубку террористы способны устроить и во дворце. На общественных мероприятиях королева выглядела притихшей, и врачи советовали ей взять отпуск. Фейгана обвинили в краже вина, однако в сентябре его оправдал суд присяжных. Если не считать помещения в клинику для душевнобольных на пять месяцев, он ловко избежал наказания и какое-то время наслаждался славой.

Немного отвлечься от тревог помогло крещение принца Уильяма 4 августа, в восемьдесят второй день рождения королевы-матери. Елизавета II доверила имениннице почетное право взять младенца на руки, уступив тем самым авансцену самому младшему и самой старшей из своих родных. Диана держалась молодцом, хотя на самом деле уже тогда впала в послеродовую депрессию, которую позже называла “мрачными временами” (30). Кроме того, она вернулась к привычке вызывать у себя рвоту после еды и еще сильнее ревновала мужа к Камилле, отказываясь верить, что он действительно порвал с соперницей. В сентябре, гостя вместе с Чарльзом в Крейговане, особняке на территории Балморалского поместья, она ранила себя острыми предметами, вызывая все большие опасения по поводу своей неуравновешенности, которую Чарльз предпочел скрыть от родителей. Он снова отвез Диану в Лондон на курс терапии под руководством двух независимых специалистов (31), однако принцессы хватило всего на три месяца.

Набор симптомов – депрессия, боязнь быть отвергнутой и брошенной, перепады настроения, членовредительство, непреходящее ощущение одиночества и пустоты – наводил на мысль о пограничном расстройстве личности, которое трудно поддается лечению. Однако за исключением отдельных моментов – опоздания Дианы в королевскую ложу в Альберт-Холле в ноябре 1982 года на ежегодный Фестиваль памяти, прилюдной ссоры с Чарльзом и надутой физиономии – публика оставалась в неведении относительно неуравновешенности принцессы и семейных невзгод принца Уэльского.

Осенью на авианосце “Инвинсибл” вернулся Эндрю, пять месяцев воевавший на Фолклендах. Королева, принц Филипп и принцесса Анна вылетели из Балморала в Портсмут, чтобы присутствовать при торжественной встрече. Когда ликующая толпа на берегу размахивала флагами и транспарантами, Елизавета II украдкой вытирала слезы. “Это было очень трогательно” (32), – вспоминал Эндрю, который разрядил атмосферу, подойдя к матери с розой в зубах.

В феврале 1983 года королева осуществила свою давнюю мечту посетить Западное побережье Соединенных Штатов – в 1957 году эту часть маршрута из ее программы пребывания вырезали, “чтобы не нарушать график и протокол” (33). Елизавета II рассказывала о своем желании (34) Николасу Хендерсону еще до того, как он вступил в должность в Вашингтоне в 1979 году, поэтому приглашение, поступившее от Рональда и Нэнси Рейган во время визита в Виндзор, очень ее обрадовало. “Надо пользоваться моментом, пока во главе Штатов стоит калифорниец!” (35) – пошутила королева. Она сразу поинтересовалась (36), покажут ли ей Ранчо-дель-Сьело Рейганов на горном склоне близ Санта-Барбары, и президент пообещал конную прогулку в ковбойском стиле.

Десятидневной поездке предшествовало несколько недель официального вояжа на “Британии” по странам Карибского бассейна, и королевская чета настраивалась на чередование протокольных мероприятий с осмотром достопримечательностей под знаменитым калифорнийским солнцем. Однако в субботу 26 февраля Калифорния встретила гостей проливным дождем, который не прекращался всю дорогу вдоль побережья, поставив рекорд непогоды за два десятилетия. Вместо того чтобы красоваться в разноцветных шелковых платьях, Елизавете II пришлось каждый день облачаться в клетчатый макинтош “Берберри” и черные сапоги. Принцесса Маргарет даже позвонила как-то раз из Англии с советом купить еще один плащ (37).

Дороги в Сан-Диего, первом пункте их маршрута, были настолько затоплены, что королевскую чету пришлось перевозить на большом автобусе ВМФ США – к вящему изумлению группы лондонских корреспондентов, сопровождающих делегацию. “Она ведь никогда в жизни не ездила в автобусе!” (38) – воскликнули журналисты, по словам Питера Маккея из “Daily Mail”.

“Они устроились на передних сиденьях – ни дать ни взять школьники на экскурсии” (39), – говорит Сельва “Лаки” Рузвельт, глава протокольной службы Рузвельта. Мэр Сан-Диего Уильям Клитон допустил позорнейшую оплошность во время осмотра гостями гавани, то и дело мягко разворачивая ее величество за плечо. “Королева хмурилась, давая понять, что такое обращение ей не по вкусу” (40), – свидетельствовала “Daily Express”, хотя принимающей стороне Елизавета II жаловаться не стала. Бедняга Клитон не знал, куда деться от стыда. Филиппу тоже досталось (41), когда во время прогулки вдоль подпорной стены его облил водой выпрыгнувший из моря тюлень. Королева рассмеялась, но герцогу было не до смеха.

Филипп исполнял свою роль консорта мастерски, временами забывая при этом о политкорректности и пререкаясь по поводу чересчур жестких охранных мер. “Неприятностей ждете?” (42) – рявкнул он на Пита Метцгера, военного атташе Рейгана, которого приставили к герцогу на время экскурсии по авианосцу “Рейнджер”. “Нет, сэр”, – ответил Метцгер. “Тогда отойдите!” – велел Филипп. Пожимая руки пяти представительницам официальной делегации из Сан-Франциско, он полюбопытствовал: “Неужели никого из мужчин не прислали? Вот, наверное, монашеский город!” (43) Когда они с Лаки Рузвельт ехали в автомобиле обратно на “Британию”, он огрызнулся на спецагентов, попросивших выключить в лимузине свет, делавший его удобной мишенью. “Вот еще! – ответил Филипп. – Люди специально пришли на нас посмотреть” (44). Прибыв на пристань, он выскочил из машины и захлопнул тяжелую бронированную дверь прямо перед носом главы протокольной службы. Уже на полпути к яхте, осознав, что он натворил, Филипп развернулся, кинулся обратно и с извинениями поцеловал руку Лаки Рузвельт.

В воскресенье после церкви королева и Филипп вылетели в Палм-Спрингс на ланч в Саннилэндз, двухсотвосьмиакровое имение Уолтера и Ли Анненберг, где на столе уже красовался роскошный фарфоровый сервиз “Флора Даника”. “У Анненбергов фарфор лучше, чем у королевы” (45), – пробормотала одна из фрейлин. Дождь лил даже в пустыне, поэтому после ланча Ли Анненберг предложила гостям короткие экскурсии по огромному особняку (занимающему почти акр площади) с частным собранием импрессионистских и постимпрессионистских шедевров, включающим Ван Гога, Мане, Моне, Вюйара и Коро. Елизавета II настояла на том, чтобы наперекор стихии осмотреть все-таки территорию и поле для гольфа на девять лунок, поэтому Майк Дивер подогнал пять гольфмобилей. Они помчали прикрывающихся зонтами гостей к полю – королеве с послом достался гольфкар технической службы со швабрами и щетками (46).

Вечером королеву и Филиппа чествовали на ужине для пятисот гостей в павильоне звукозаписи номер девять студии 20th Century Fox – среди приглашенных были такие британские и американские кинозвезды, как Джули Эндрюс, Дадли Мур, Фред Астер и Бетти Дэвис, развлекали собравшихся Джордж Бернс, Фрэнк Синатра и Перри Комо, а в меню значились любимые Рональдом Рейганом пироги с курицей из голливудского ресторана “Чейзенс”.

Во вторник состоялся долгожданный визит в Санта-Барбару на ранчо Рейгана, однако непрекращающийся ливень вынудил делегацию вместо “Британии” воспользоваться “бортом номер два”. У подножия горы пришлось выйти из лимузинов и пересесть на кавалькаду внедорожников. “Начались споры, стоит ли подниматься по серпантину в дождь, – рассказывает Лаки Рузвельт. – Королева была настроена решительно” (47). “Она сказала: “Если можно проехать, давайте попробуем” (48), – вспоминает Чарльз Энсон, пресс-атташе британского посольства. Елизавета II в черных резиновых сапогах забралась в джип, втиснувшись рядом с Джозефиной Луис. “Не знаю, каково ей было в этой тесноте, – говорит жена посла. – Я изо всех сил старалась не прижиматься и не наваливаться на нее. Но когда я предложила забрать у нее сумочку, она отказалась и сжала ее покрепче” (49).

Даже в ясную погоду (50) подъем на семьсот тридцать метров по семимильному, лишь местами асфальтированному серпантину Рефухио-Роуд выглядит опасным, учитывая изобилие крутых обрывов и недостаток ограждений. Во время визита королевы дорогу в полудюжине мест размыло потоком и видимость была почти нулевая. Елизавета II, хоть и не проронила почти ни слова за весь подъем, сохраняла невозмутимость (51).Ранчо тонуло в тумане, и Рейганы без конца извинялись за погоду, расстроившую конную прогулку и скрывшую панорамные виды завесой дождя. “Ну что вы! – отвечала королева – Это же приключение!” (52) Четверка отобедала техасско-мексиканскими блюдами – такос, энчиладами и “пережаренной фасолью”. “Все было очень вкусно, мистер Дивер, – поблагодарила королева позже. – Особенно подержанная фасоль” (53). Когда королевская делегация отправилась обратно к подножию, выглянуло солнце. “Вот досада! – не удержался Рейган. – Я ведь говорил, что скоро прояснится” (54).

Все вернулись на Лонг-Бич к ужину на “Британии”. После пели песни под аккомпанемент Майка Дивера на пианино, Нэнси Рейган осталась на яхте до утра. “Мы никак не могли наговориться, – вспоминает она. – Болтали не как королева с первой леди, а как матери и жены, о своей жизни, особенно о детях” (55). У нее уже тогда вызывала беспокойство Диана.

Шторм помешал королевской чете отплыть в Сан-Франциско, потому вместе с тридцатью участниками свиты они вылетели на “борту номер два”. Снижаясь, самолет пролетел (56) почти над самым мостом Золотые Ворота, и королева вместе с остальными восторженно приникла к иллюминатору, окидывая взглядом знаменитую панораму. Президентско-королевская делегация заняла сорок шесть номеров на четырех этажах отеля “Сент-Фрэнсис”. Королеву и Филиппа поселили в президентских апартаментах стоимостью в тысячу двести долларов за ночь, которые дизайнер интерьеров Нэнси Рейган Тед Грабер на скорую руку украсил (57) картинами и предметами искусства из местных художественных музеев.

Повинуясь порыву, англо-американская группа решила отобедать в Трафальгарском зале ресторана “Трейдер Викс”. Королева сперва возражала, однако муж ее переубедил. “В этот вечер я увидела, что она к нему прислушивается, не считая свое мнение единственно правильным, – свидетельствует Каролина Дивер. – Мне он показался чуть более склонным к авантюрам, и ему явно хотелось заразить своим озорством жену” (58). Елизавета II сообщила Диверам, что последний раз обедала в ресторане лет пятнадцать с лишним назад, однако в зале она чувствовала себя совершенно свободно – смеялась и пробовала экзотические пунши с ромом. В конце обеда она разломила свое печенье (59) с предсказанием, прочитала, показала Филиппу и сунула в сумочку.

В четверг 3 марта в честь королевы и Филиппа был устроен торжественный обед в Мемориальном музее де Янга. Когда Майк Дивер полюбопытствовал у Филиппа Мура, зачем сиятельной чете столько времени на подготовку к вечеру, личный секретарь ответил: “Чтобы королева успела украсить диадему” (60). Как он объяснил, у Елизаветы II имеется специальный набор инструментов (61), с помощью которых она дополнительно украшает некоторые бриллиантовые диадемы жемчужинами или драгоценными камнями. Это занятие ей очень нравится, как свидетельствует бывший придворный ювелир Дэвид Томас.

Для банкета в музее Елизавета II выбрала жемчуг, однако блеск диадемы, подходящего к ней колье и больших серег-капель затмевало богато расшитое вечернее платье из тафты цвета шампанского с “пышными рукавами в рюшах из кружева с золотой каймой” (62) и большими бантами на плечах. Щурясь сквозь очки для чтения, она обратилась к двумстам шестидесяти собравшимся в зале Херста: “Я знала еще до приезда сюда, что на Американский континент перекочевали многие британские традиции, однако не догадывалась, что погода тоже в их числе” (63). Тут же раздался гомерический хохот Рейгана, уморительно контрастировавший с убийственно серьезным лицом Елизаветы II.В пятницу погода наконец-то вернулась к калифорнийским стандартам, и королевская чета отправилась на день в Сакраменто. Последний обед на “Британии” у американских берегов был дан в честь тридцать первой годовщины брака Рейганов. “Я помню, что многое обещал Нэнси в день свадьбы, но разве мне удастся превзойти вот это?” (64) – сказал президент, обводя рукой салон. В знак признательности (65) он подарил Елизавете II компьютерную систему для коммерческих расчетов “хьюлетт-пакард” стоимостью двадцать четыре тысячи долларов. Сразу же по возвращении королева установила подарок (66) в Букингемском дворце и стала вести на нем базу данных по племенной работе, тренингу и конноспортивным делам.

У королевы с Рейганами сложилась искренняя дружба, которая распространялась и на других членов ее семьи – прежде всего на Чарльза, а также на принцессу Маргарет. 1 октября 1983 года президент и первая леди устраивали для Маргарет с группой друзей обед на втором этаже Белого дома. Принцесса горячо благодарила Рейганов за “незабываемый вечер” и клялась в “бесконечной любви к этой стране” (67).

Пятидесятитрехлетней сестре королевы трудно было угодить – одинокая, часто всем недовольная, она курила как паровоз и пила столько, что даже угодила в результате в больницу с алкогольным гепатитом. С Тони она развелась в 1978 году, и через несколько месяцев он женился на Люси Линдсей-Хогг. Родди Ллуэллин какое-то время тоже мелькал в кадре, хотя на пятидесятилетие Маргарет в “Рице” в августе 1980 года королева его приглашать отказалась.

На следующий год Ллуэллин женился на модельере Тане Соскин, и Маргарет благоразумно поддерживала хорошие отношения с бывшим любовником и его женой, которая предпочитала не распространяться о знакомстве с августейшей особой. Принцесса по-прежнему исполняла минимум протокольных обязанностей, и на страницы газет гораздо чаще попадали ее фотографии на отдыхе на Мюстике или под руку с очередной мимолетной пассией. При этом она оставалась заботливой матерью, оберегая своего сына Дэвида и дочь Сару от назойливого внимания прессы и развивая их художественные таланты. “Забавно, что как раз беспутной Маргарет удалось воспитать таких приличных и милых детей” (68), – высказался один из бывших личных секретарей королевы.

Всего через несколько недель после теплого приема, оказанного Маргарет, Рейган глубоко оскорбил королеву, введя войска на остров Гренада в Карибском бассейне. Остров входил в Содружество и признавал королеву главой государства, однако с 1979 года им правил диктатор-марксист. В середине октября от рук левых радикалов погиб премьер-министр Морис Бишоп, и власть захватила хунта. Рейган опасался, что кровавый переворот дестабилизирует обстановку в регионе, и переживал за группу американских студентов-медиков, находящихся на острове, поэтому с сочувствием откликнулся на просьбу остальных карибских стран о помощи. О возможном вводе войск президент поставил в известность Маргарет Тэтчер, и она предупредила его о нежелательности таких мер. Тем не менее, не советуясь больше со своим самым надежным союзником, 25 октября Рейган отдал приказ о начале военной операции и известил Тэтчер о вторжении только после захвата главных зачинщиков переворота и обеспечения безопасности американских студентов.И премьер-министр, и королева были возмущены бесцеремонным вмешательством Рейгана во внутренние дела государства – члена Содружества, не говоря уже о попытке действовать за их спиной. Елизавету II особенно уязвляло, что ее американский друг переступил через нее как главу этого островного государства. Однако вскоре она сменила гнев на милость, и на ноябрьской конференции руководителей стран Содружества в Нью-Дели предложила не “пререкаться о прошлом” (69), как выразилась Тэтчер, а “совместными усилиями помочь Гренаде вернуться к демократии”. В июне того же года Рейган приезжал в Европу на сороковую годовщину высадки союзных войск в Нормандии и присутствовал на саммите в Лондоне. На торжественном обеде (70) в Букингемском дворце он сидел на почетном месте между Елизаветой II и королевой-матерью.

Программа зарубежных поездок Елизаветы II в 1984 году включала государственный визит в Иорданию весной, а также две недели в западных провинциях Канады осенью. В рамках второго турне она решила устроить себе первый частный отпуск в Соединенных Штатах: пять дней в легендарном лошадином раю – “штате мятлика” Кентукки, затем три дня в Вайоминге на ранчо Генри и Джин Порчестер. В последние выходные прошлогоднего путешествия (71) по Западному побережью Елизавета II с Филиппом успели познакомиться с величественными горами и сосновыми лесами Йосемитского национального парка, который только раззадорил их желание снова вернуться на американский Запад. Каньонное ранчо Порчестеров под скалистым хребтом Биг-Хорн подходило для этого как нельзя лучше. Филипп уже гостил у них (72) пять дней в 1969 году, развлекаясь рыбалкой и охотой, а поскольку конные заводы его мало интересовали, в этот раз после турне с супругой по Канаде он намеревался отправиться на Ближний Восток.

В этой поездке Елизаветы II отразилось как ее увлечение лошадьми, так и дружба с Соединенными Штатами. За шесть десятилетий царствования она побывает в Америке одиннадцать раз, пять из которых – в частном порядке, посвятив этому континенту больше всего отпускного времени, если не считать Балморал и Сандрингем. Для сравнения, в Австралию, одну из крупнейших подвластных ей стран, она летала шестнадцать раз.

Частным визит в Кентукки был лишь формально, на самом деле он расписывался с той же поминутной точностью, что и государственный. Полюбоваться красотами штата королева хотела тоже, однако главным пунктом было посещение племенного завода, где уже почти два десятилетия содержались ее кобылы, и осмотр шестидесяти с лишним жеребцов для возможного отбора в производители. Чтобы извлечь максимальную пользу (73) из качественного американского племенного поголовья, Елизавета II с Генри Порчестером собирались выслать в 1985 году в Кентукки пять из двадцати трех королевских конематок.

По предложению заводчика Пола Меллона Елизавета II договорилась погостить у сорокачетырехлетнего Уильяма Стэмпса Фэриша 3-го и его жены Сары на ферме Лейнс-Энд площадью в тысячу четыреста акров близ Лексингтона. Меллон был доверенным и очень щедрым знакомым королевы. Каждый год он предоставлял (74) для случки с ее кобылами своего Милл Рифа, производителя-чемпиона, содержащегося на Национальном племенном заводе в Ньюмаркете, отказываясь от сотен тысяч долларов положенной ему за это платы.

Прежде королева виделась с Уиллом Фэришем лишь мельком в 1973 году, во время игры в поло на Смитовой площадке, однако Меллон заверил ее, что супруги-кентуккийцы очень тихие, скромные и совершенно не “публичные” люди. Их кирпичный усадебный дом начала XIX века был оборудован по высшему разряду и представлял архитектурный интерес – длинное здание глубиной всего в одну комнату с арочно-колонным портиком у главного входа. Интерьеры отличались скромностью – деревенская кухня с дубовыми балками, просторная гостиная в желтых тонах с выстроившимися вдоль стен книжными стеллажами, жокейские картины Джорджа Маннингса на стене столовой.

Уилл Фэриш был мультимиллионером из Хьюстона, унаследовавшим семейное состояние в виде прибылей “Humble Oil” (впоследствии “Exxon”) и “Sears Roebuck”, а Сара выступала наследницей “DuPont”. Более двух десятилетий они близко дружили с Джорджем и Барбарой Буш, Фэриш управлял “слепым трастом” вице-президента во время пребывания того в должности. В 1963 году Фэриш занялся разведением лошадей в Кентукки и к 1984 году вывел Лейнс-Энд в лидеры области.

Когда в воскресенье 7 октября Елизавета II высадилась (75) в Лексингтоне, сотрудница таможенной службы отказалась впускать ее без паспорта. Кэтрин Мердок, приставленная к королеве представительница протокольного отдела Министерства иностранных дел, объяснила, что суверену паспорт не положен, однако блюстительница порядка стояла на своем. Пришлось звонить за подтверждением в Вашингтон. Приехав в Лейнс-Энд, королева немедленно переобулась в броги (76), надела дождевик, повязала платок и отправилась на прогулку по сырой траве. За чаем Фэриши принесли показать новорожденного щенка, который тут же сделал кучку прямо перед гостьей. “Официоз как рукой сняло, – свидетельствует Кэтрин Мердок. – Королева – признанная собачница, ее кучкой не напугаешь, но именно так ее встретил дом Фэришей” (77).

Каждый день королевская делегация отправлялась на экскурсии по прославленным фермам. Конюшие выводили жеребцов, а тренеры и заводчики отвечали на вопросы высокой гостьи и советников, комментировавших особенности экстерьера и обсуждавших крови. Парад чемпионов включал победителей “Тройной короны” Сиэтла Слю, Аффермида и Секретариата, восхитивших королеву своими статями. На конном заводе Дарби-Дэн Джона Галбрета ее величество навестила Раунд Тауэр, единственную из ее конематок, содержавшуюся на тот момент в Кентукки. Недавно ожеребившаяся кобыла уже снова была на сносях.

Несколько заводчиков приглашали Елизавету II на ланч и чай, однако темп поездки не особенно позволял рассиживаться. Ее величество посетила скачки на ипподроме “Кинленд”, на которых вручила призеру Кубка королевы Елизаветы II для кобыл-трехлеток серебряный кубок в георгианском стиле, заказанный у лондонского ювелира. В Информационной службе исследования чистокровного домашнего скота двадцатипятилетний сын Генри Порчестера Гарри Герберт показал королеве, как новейший компьютер за десять секунд подбирает варианты для случки, и Елизавета II решила обязательно поставить такую же программу на недавно установленном в Букингемском дворце компьютере; директора “Кинленда” инсценировали аукцион (78) в большом, отделанном деревянными панелями павильоне, представив рекордные ставки прошлых лет в виде викторины, на которой зрителям предлагалось угадать лошадей-однолеток по родословным.Каждый вечер Фэриши устраивали ужин на десятерых (79), где Елизавета II раскрывалась с неожиданной для всех советников стороны. Все гости принадлежали к конноспортивной сфере, многих королева уже знала, и беседа редко выходила за коневодческие рамки. “Она чувствовала себя в Кентукки как дома, – утверждает один из придворных. – Там царили невиданные для Англии непринужденность и веселье. Никто не называл ее “мэм” или “ваше величество”. Она смеялась, шутила и радовалась. Соединенные Штаты – ее большая любовь” (80).