Королева

Незадолго до отъезда из Штатов в пятницу 12 октября королеве доложили, что ИРА устроила мощный взрыв на съезде Консервативной партии в брайтонском “Гранд-отеле”. Маргарет Тэтчер, главная цель террористов, не пострадала, однако пять человек погибли и тридцать четыре получили ранения, в том числе два самых ценных помощника премьера – Норман Теббит и главный парламентский организатор Джон Уэйкем. Тэтчер еще четыре года назад заняла непримиримую позицию против тюремных голодовок в Северной Ирландии, а когда июньские выборы 1983 года усилили перевес консерваторов в парламенте, повысила сопротивление политическим требованиям ИРА. На следующее утро после теракта Тэтчер собрала участников съезда в половине десятого, как и планировалось по программе, и выступила с возмущенной речью, провозгласив, что “все попытки террористов уничтожить демократию обречены на провал” (81).

Елизавета II немедленно откликнулась “выражением глубокого соболезнования” (82) премьер-министру, а пресс-секретарь двора Майкл Ши назвал теракт “вопиющим преступлением”. Прибыв в Вайоминг, королева позвонила Тэтчер, которая первым делом спросила: “Как вам там, нравится?” (83) По утверждению Тэтчер, поддержка Елизаветы II “подняла наш боевой дух” (84). Затем королева позвонила Рональду Рейгану, который выразил “искреннее сочувствие” (85), тем более искреннее, что какое-то время назад он сам стал жертвой покушения.

Хоть и омраченные событиями на родине, выходные в Вайоминге дали королеве возможность впервые за месяц по-настоящему отдохнуть, когда она устроилась в двухэтажном каменно-деревянном доме Порчестеров с великолепным видом на розовые в лучах заката и восхода вершины гор и одетые в золото осинники на склонах хребта Биг-Хорн. Недовольство вызывали только (86) чересчур усердные агенты спецслужб, распугивающие лосей и оленей. Тем не менее королеве удалось прогуляться (87) по территории в четыре тысячи акров, устроить несколько пикников у ручья Литтл-Гус-Крик и поучаствовать в утренней охоте, глядя вместе с собаками, как стрелки сбивают одного за другим фазанов, куропаток и рябчиков. На стол подавали простую американскую еду (88) – радужную форель, пироги с курицей и с яблоками, мороженое и домашнее печенье.

Елизавета II совершила несколько вылазок “в народ” – в Музей западного и индейского искусства Брэдфорда Бринтона в Биг-Хорне и на Главную улицу города Шеридан, где прогулялась вопреки рекомендациям секретной службы и к восторгу тысячи местных жителей, собравшихся посмотреть на королеву.

Субботним вечером ее величество пригласила свиту и десяток друзей Порчестеров на ужин в ночном клубе “Маверик”. За два года ей всего второй раз довелось заказывать по ресторанному меню, и видно было, что это ей непривычно. Ее выбор пал на филе-миньон, однако размер порций – кинг-сайз и квинсайз – поставил в тупик. “Квин-сайз будет логичнее” (89), – решила она, добавив картофель хаш-браун с луком, “потому что никогда такого не пробовала” (90). “Каким соусом заправить салат? – уточнила официантка. – Есть французский, итальянский, ранч, медовая горчица и фирменный” (91). Окончательно растерявшись, Елизавета II дипломатично попросила помочь ей с выбором и остановилась на фирменном.Перед отъездом в понедельник она раздала подарки (92) принимавшей стороне – подписанные фотографии и миниатюрные эмалевые шкатулки “Halcyon Days” с королевским шифром. Кроме того, она отправила Рональду Рейгану письмо с восторженным отзывом, благодаря за возможность “полюбоваться прекрасными чистокровными скакунами” и “погулять по широким просторам предгорий” (93).

Дома королеву встретил новорожденный внук. Второй сын Чарльза и Дианы, Генри Чарльз Альберт Дэвид, появился на свет 15 сентября, когда ее величество была в Балморале. Принца Гарри (как его станут называть) она видела всего раз, во время визита в Хайгроув, глостерскую резиденцию сына, за два дня до вылета в Канаду. Двадцатитрехлетняя Диана в целом находилась в лучшем расположении духа, чем после рождения Уильяма, совмещая материнство, общественные дела и режим укрепления здоровья. Однако, по ее собственному признанию, она “отгородилась” от мужа (94), и ее раздражало в нем практически все. Кроме надзора за своими благотворительными фондами, в частности Фондом принца, помогающим в профессиональной подготовке молодежи из бедных городских кварталов, Чарльз будоражил умы пропагандой защиты окружающей среды и активным неприятием брутализма в архитектуре. Раскритиковав в мае 1984 года проект нового крыла Национальной галереи как “чудовищный нарыв на симпатичном лице” (95), он вызвал возмущение архитектурной общественности, однако крыло все-таки выстроили в более традиционном и приятном ключе.

Чарльз старался не подавать вида, но его очень задевало всеобщее преклонение перед Дианой во время их совместных выходов. Ему до смерти надоело ее недовольство и упреки по поводу Камиллы, несмотря на неоднократные заверения, что он не только не видел свою бывшую любовь, но и ни единым словом с ней не перекинулся. Принцесса Майкл Кентская, супруга кузена Чарльза принца Майкла, в разговоре с Роем Стронгом назвала Диану “катастрофой” и “бомбой замедленного действия” (96), сообщив, что Чарльзу стало совсем туго, когда жена превратилась в “королеву СМИ”.

Чтобы укрепить уверенность Дианы в себе, Елизавета II несколькими месяцами ранее поручила пресс-секретарю двора выступить с официальным заявлением поддержки: “Королева вполне довольна своей невесткой. Она гордится деятельностью принцессы в Британии и других странах мира” (97). С общественными делами Диана справлялась как нельзя лучше, окружая подопечных – особенно больных и обездоленных – теплом и участием, которых не демонстрировали остальные члены королевской семьи. Эта демократичность в сочетании с броской красотой и аристократическими манерами наделяла Диану сильным влиянием – и очень опасным, если обернуть его против мужа.

Во время визита в Вашингтон осенью 1985 года Чарльз и Диана старались скрыть семейный разлад от посторонних глаз. На самом деле Диана ревновала к любой особе женского пола, приближавшейся к мужу, в том числе к Нэнси Рейган, которую Чарльз неприкрыто обожал. Годом ранее Диана в конфиденциальной беседе с Эндрю Нилом, редактором “The Sunday Times”, назвала президента скучным стариканом, а первую леди – охотницей за фотографиями с королевской семьей. Нил не ожидал от нее подобных колкостей (98). Однако на обеде в свою и Чарльза честь в Белом доме принцесса сияла улыбкой, танцуя с Джоном Траволтой (99), а затем с Нилом Даймондом и Клинтом Иствудом.

Через три дня после отпразднованного весной шестидесятилетнего юбилея Елизаветы II скончалась в возрасте девяноста девяти лет герцогиня Виндзорская. Королевская семья присутствовала на службе в часовне Святого Георгия и похоронах в Фрогморе, где герцогиню погребли рядом с мужем. Диана Мосли, подруга усопшей, также переселившаяся во Францию, писала своей сестре Дебо Девонширской, что королева “заботливо предоставила лучшие места Жоржу и Офелии” (100) – французскому дворецкому герцогини и его жене. У могилы Елизавета II стояла в слезах, “оплакивая печальную судьбу этих двоих” (101), – отмечал писатель и автор дневников Джеймс Лиз-Милн.

Менее месяца спустя королева вернулась в Соединенные Штаты на второй “рабочий отпуск”, в этот раз проведя в Кентукки четыре дня. Она снова воспользовалась гостеприимством Уилла и Сары Фэриш, оценивая плоды племенной работы, проведенной вместе с Генри Порчестером полтора года назад, и осматривая новую партию потенциальных производителей. Большинство кентуккийских заводчиков (102) отказывались от случной платы, экономя ее величеству около восьмисот тысяч долларов в обмен на клеймо королевских конюшен для потомства от их жеребцов. К середине 1980-х лошади Елизаветы II выиграли почти три сотни забегов и порядка двух миллионов долларов призовых денег. Однако самые престижные скачки в Британии, Эпсомское дерби, не давались в руки.

Июньским дерби начинался сезон спортивных мероприятий, вечеров и торжеств, кульминацией которых в 1986 году стала свадьба двадцатишестилетнего второго сына Елизаветы II, состоявшаяся 23 июля. Принц Эндрю выбрал в жены рыжеволосую ровесницу по имени Сара Фергюсон (известную в широких кругах как “Ферги”), компенсирующую недостаток образования – второсортную школу-пансион и секретарские курсы – бойкостью и открытостью.

Родители Ферги не отличались знатным происхождением, однако входили в круг респектабельного сельского дворянства, могли похвастаться аристократическими предками и родством с 6-м герцогом Бэклу и принцессой Алисой, герцогиней Глостерской. Отец Сары, майор Рональд Фергюсон, оставив карьеру кавалериста лейб-гвардии, стал управлять семейной фермой в Хэмпшире, а мать, в девичестве Сьюзан Райт, была представлена ко двору на балу дебютанток 1954 года. Оба они были увлеченными конниками и свободно вращались в высших кругах английского общества.

Когда Саре было тринадцать, ее мать сбежала с аргентинским игроком в поло Гектором Баррантесом в Южную Америку, оставив на бывшего мужа Сару и старшую дочь. Рональд Фергюсон играл в поло с принцем Филиппом, работал у принца Чарльза управляющим по поло и руководил Гвардейским клубом поло в Виндзоре, поэтому знакомство его дочери с Эндрю было вполне закономерным.

К лету 1985 года, когда начался их роман, желтая пресса уже окрестила принца “Рэнди-Энди” (“Энди-повеса”) за многочисленные похождения с самыми разными женщинами. Королева, вместо того чтобы приструнить сына, смотрела на его распутство сквозь пальцы. Одна из фрейлин вспоминает, как они с Елизаветой II писали письма в Сандрингеме под навесом. “Внезапно из кустов по соседству раздались ахи-охи и хихиканье. Затем из-за угла вышел Эндрю, таща за собой дочь садовника в помятом платье. Королева как ни в чем не бывало продолжила диктовать письма” (103).

Эндрю и Сару Фергюсон объединял разбитной характер и пристрастие к грубым шуткам. Тем не менее Елизавета II души не чаяла в Саре, которая любила охотиться на оленей, стрелять и рыбачить в Балморале – что автоматически ставило ее в глазах свекрови выше Дианы. Ферги регулярно выезжала с королевой верхом и “чувствовала себя обласканной (104) <…> Я была спортивной, веселой и не задирала нос” (105). На руку Ферги играло и двоюродное родство с Робертом Феллоузом, недавно повышенным до заместителя личного секретаря. “Она очень пронырливая, – утверждала принцесса Майкл Кентская, – и отлично подружилась с королевой” (106).В день свадьбы Елизавета II даровала Эндрю и его молодой жене титул герцога и герцогини Йоркских. Выйдя на балкон Букингемского дворца после церемонии венчания в Вестминстерском аббатстве, они порадовали толпу не по-королевски страстным поцелуем. Теперь уже трое из четверых детей ее величества состояли в браке, у нее имелось четверо внуков, ожидались и новые прибавления. С какой стороны ни взгляни, она выглядела главой счастливой растущей семьи.

...

“Никто не приседал в реверансе глубже, чем Маргарет Тэтчер”.

Премьер-министр Маргарет Тэтчер приседает в реверансе перед королевой на Даунинг-стрит, 10. Декабрь 1985 года. Tim Graham/Getty Images

Глава пятнадцатая Семейные расколы

В разгар свадебных торжеств СМИ обрушились на королеву с критикой, всерьез усомнившись в ее компетентности. В воскресенье 20 июля 1986 года “The Sunday Times” Руперта Мердока напечатала сенсационную статью в одну полосу, утверждающую, что Елизавету II ужасает политика Маргарет Тэтчер. Королева якобы не одобряла (1) неприятие премьер-министром экономических санкций против ЮАР, призванных положить конец апартеиду; жесткие меры по расколу союза шахтеров во время долгой и суровой забастовки 1984–1985 годов; выдачу Соединенным Штатам разрешения на дозаправку на британских авиабазах перед началом бомбардировок Ливии в апреле прошлого года, а также нападки на программы социальной защиты, поддерживаемые “консенсусом” тори и лейбористов с конца Второй мировой. Согласно статье в “The Sunday Times”, королева не просто считала подход Тэтчер к управлению государством “вредным, противоречивым и сеющим рознь”, она превратилась в “непримиримого политического диверсанта, готового при необходимости выступить против Даунинг-стрит” (2).

В субботу вечером старшие советники Елизаветы II ужинали в “Будлз”, мужском клубе на Сент-Джеймс-стрит, с личными секретарями монархов восьми государств, когда поступил звонок с сообщением о выходящей статье. Сановники отправили помощника пресс-секретаря на вокзал Виктория, чтобы перехватить тираж, доставляемый в одиннадцать вечера грузовиком. “Напоминало эпизод из Троллопа, – говорит один из участников. – За столом идет мирная беседа с высокопоставленными гостями, на другом конце зала один личный секретарь общается по телефону с Букингемским дворцом, второй – с “The Sunday Times”, третий – с Даунинг-стрит, пытаясь погасить разгорающийся конфликт” (3).

“Маргарет Тэтчер очень переживала, – говорит Чарльз Пауэлл. – Она возмущалась тем, что кто-то раздул скандал в прессе, но не считала зачинщицей Елизавету II” (4). Больше всего премьер-министра беспокоило, что “простые люди” (5) обидятся на то, что она “расстраивает королеву”. Елизавета II тоже сердилась. В воскресенье она позвонила Тэтчер из Виндзорского замка, чтобы сообщить, что все инсинуации абсолютно беспочвенны, и собеседницы, согласно одному из старших придворных, “поплакались друг другу” (6).

Пресс-секретарь двора Майкл Ши выпустил поспешное опровержение. Глядя, как он убивается (7), коллеги заподозрили, что именно он слил информацию прессе. Выпускник Гордонстоуна с полученной в Эдинбургском университете степенью доктора экономических наук, он пятнадцать лет служил дипломатом, прежде чем поступить в 1978 году во дворец руководителем пресс-службы – к удивлению всех (8), кто знал о его скептическом отношении к монархии.

В предыдущие недели в прессе (9) уже муссировались слухи, что Елизавета II опасается возможного выхода из Содружества ряда стран-участниц, недовольных политикой Тэтчер в отношении ЮАР. На встрече глав Содружества в октябре 1985 года в Нассау Тэтчер активно протестовала против комплекса жестких экономических санкций, доказывая, что они приведут к безработице темнокожего населения ЮАР, повредят британскому экспорту и отодвинут правительство белого меньшинства во главе с П. В. Ботой еще дальше на правый фланг. С подачи королевы канадский премьер-министр (10) Брайан Малруни, выступавший председателем Содружества, принялся совместно с другими руководителями вырабатывать согласованную позицию по вопросу уничтожения апартеида.

Елизавета II не высказывалась по поводу санкций. Однако, как и шестью годами ранее в Лусаке, она сглаживала трения при личных встречах с руководителями, на этот раз проходивших в салоне “Британии”, и подчеркивала “моральную необходимость” (11) продолжать переговоры. Тэтчер в конце концов пошла на компромисс (12), подписав общее коммюнике, порицающее апартеид, требующее ограничения банковских займов и торговых миссий и учреждающее группу из семи руководителей, которой предстояло встретиться в Лондоне в августе для обсуждения дальнейших действий. Статья в “The Sunday Times” вышла всего за несколько дней до намеченного “мини-саммита”.