Королевская кровь. Книга третья

Макс едва не рассмеялся, но смех перешел в спазмы и кашель, заныли ноги, скручиваемые судорогой, и от стоп наверх пошло тепло. Кандалы изнутри стали покалывать запястья, едва заметно посыпалась коричневая пыль. Он откашлялся и замолчал, сосредоточившись. А его собеседник снова раздраженно поправил мантию, успокаиваясь, и приказал:

— Начинай, Тарту. Нашему другу нужен стимул для беседы. Мы ведь можем бесконечно доводить тебя до грани, Охтор, — говорил он, любуясь раскаленным до красноты прутом, который старик взял рукой в толстой перчатке. — У нас есть еще время. И рано или поздно ты будешь умолять, чтобы мы разрешили тебе помочь нам. Все умоляют. Только попадались пока одни слабаки, не способные открыть проход. Какая редкая удача — получить тебя!

Старик с мерзким, трясущимся от сладострастия подбородком и совершенно безумным взглядом подошел ближе, протянул руку — сначала Макс услышал шипение, затем ударила боль — он дернулся назад, захрипел, заорал беззвучно сорванным горлом. Палач отдернул руку, поглядел на ожог, снова приложил, скалясь и облизываясь на бьющегося пленника. Почмокал расстроенно губами — прут остыл, пошел за следующим. Тротт тяжело дышал, изгибался в цепях, и кандалы ходили туда-сюда, натирая запястья до крови.

— Откроешь проход? — спросил тот, что в мантии.

Макс молчал. Поймал настороженный взгляд воина, закатил глаза, сжался, чувствуя, как щиплет свежие ожоги стекающий по телу болезненный пот. Старик уже подходил со вторым прутом, и пленник пошевелил руками, толчками направляя туда стихию. Совсем немного времени не хватило. Совсем чуть.

Снова зашипела плоть, он дернул руками — посыпались хлопья ржавчины, и он оказался на свободе. Перехватил тонкую кисть старого психа, сломал ее с наслаждением — палач только крякнул изумленно, со всхлипом, глядя на дымящийся прут, торчащий из его груди, и рухнул, опрокидывая жаровню. Метнулся к пленнику воин, тихо, сосредоточенно, поднырнул сбоку, ударил мощно в бок, так, что наверняка треснули ребра, вывернул ему руку, пытаясь уложить лицом на пол — Макс изогнулся, двинул затылком в подбородок, развернулся и впечатал ладонь в кадык, кулак в печень, и со всей силы приложил противника пяткой по колену, так, что тот упал, захрипел, держась за ногу, а Тротт уже шел к столу с выложенными на нем «инструментами».

Тощий, судорожно шурудящий ключом в замке, оглянулся, засуетился, затряс решетку, закричал тонко — и замер, булькнул что-то, падая — из спины его торчал нож.

Воин с выбитой коленной чашечкой плевался кровью и хрипел на каменном полу, пытаясь достать из ножен меч, мерцали рассыпавшиеся из жаровни угли, накрытые телом упавшего старика, и тек по темнице отвратительный сладкий запах паленой плоти. Тротт подошел к ведру — там, на дне, оставалась еще вода, совсем немного, и стал жадно пить, наблюдая за отползающим к решетке единственным оставшимся в живых.

— Где я? — спросил он, подходя и пинком отбрасывая от противника меч. — Где моя броня?

Воин дико глядел на него снизу, сипел, стараясь позвать на помощь. Макс наступил ему на горло, нажал.

— Я дам тебе легкую смерть, — сказал он. — Где я? Где моя броня?

Противник зашевелил губами, зашептал что-то. В коридоре уже слышался топот и звук голосов. Тротт убрал ногу, присел, кривясь от боли, прислушался.

— Сдохни, — выдохнул воин и вцепился ему в горло, и Макс, больше не сомневаясь, полоснул его лезвием по запястью, вторым ударом загнал оружие в сердце — и тут же развернулся, подхватил меч, метнулся к двери, быстро провернул ключ. Если его окружат в этой камере — точно конец. Выскочил в коридор — и наткнулся на первую группу спешащих на помощь хозяину.

Тело, болящее, дергающееся, истощенное, ударило болью и протестом, пока разум хладнокровно командовал, подстраивая его под опыт и рефлексы. Удар — и один из стражников падает с распоротым животом, второй — и хрипит противник слева, сползая по стене, третий — и слетает голова у последнего. Меч слишком легок, но не мешает идущему к своей свободе.

Когда есть выбор — либо тебя убьют, либо ты — не до моральных терзаний.

Снова группа — и снова короткая бойня, и виден дикий страх в глазах стражников, и кричат где-то у выхода — Охтор. Охтор на свободе! Он чувствует этот страх, питается им, и вот уже блестит вокруг первый щит — и выстроившиеся в ряд арбалетчики зря расходуют запас, отступают с ужасом к лестнице, ведущей наверх.

— Остановись! — кричит кто-то из спустившихся по ступенькам бойцов. Эти посерьезнее — в броне, в шлемах, вооружены боевыми топорами, грамотно распределяются по пространству, чтобы не мешать друг другу, но двигаться им все равно будет тяжело. А их противник быстр, гораздо быстрее любого бойца. — Остановись, и мы оставим тебе жизнь!

Макс криво улыбается, не прекращая движения. Идиотом он давно перестал быть.

С первым они сшибаются в двадцати шагах от лестницы — сил еще не хватает, чтобы просто раздвинуть толпу. Тяжелый стражник умел и опытен, но он еще не родился, когда его противник уже провел свой первый бой — получает удар в грудь и падает замертво, истекая кровью. Но на его место сразу становится следующий. И следующий. И, когда, наконец, лорд Тротт выходит из подземелья, там нет уже живых — только тишина, густой запах крови и треск факелов.

Человека с окровавленным мечом в руках, покрытого рубцами и свежими ожогами, в главном зале встречает остаток гарнизона твердыни — бойцов пятнадцать, с копьями наперевес. Они боятся, до жути, но все же окружают его и смыкают кольцо.

— Я хочу забрать броню и уйти, — говорит он, не глядя — слушая движение вокруг. Его легкая броня висит над гигантским камином, в котором можно запечь целого быка, а зал темный, холодный. Там же, за креслом хозяина замка, прибиты несколько пар черных крыльев с торчащими из срубов белыми костями, и раны под лопатками начинают ныть просто нестерпимо. Тоже трофеи. В этой проклятой земле и голова врага — трофей.

Солдаты двигаются ближе, еще ближе — сейчас поднимут его на острия, и плевать им, нужен он их повелителю или нет, своя жизнь дороже. Он морщится, слыша движение сзади, шепчет два слова молитвы, и волной расходится от него леденящая сила — рассыпаются прахом наконечники копий, трухой дерево, расползается одежда на окруживших его, а Макс разворачивается и с хрипом рубит наотмашь, по живому, пока противник деморализован и обезоружен, проскальзывает сквозь дрогнувший строй и разворачивается, готовый продолжать бой.

— Колдун, колдун, — бормочут мужчины с суеверным ужасом и отступают. А он, все еще прислушиваясь и постепенно укрепляя щит, подходит к камину, оценивает высоту.

— Снять, — приказывает негромко прижавшимся к стенам людям, — и я уйду.

Через десять минут из ворот твердыни в темную беззвездную ночь вышел человек с мечом в руках, одетый в доспех из вываренной кожи, покрытой черными пластинами. Никто не посмел выстрелить ему вслед.

Твердыня Аллипа была расположена на самой границе земель кнеса Волаши. Дальше шли редкие, низкорослые леса, затем — скалы Овилла. К этим скалам и направлялся тот, кто в другой жизни был профессором Максимиллианом Троттом. Он шел, сколько хватало сил, на отдых забивался в какую-нибудь нору, где бы его не могла выковырять местная фауна или обнаружить погоня. То, что она будет, он не сомневался. Но у него была хорошая фора — пока гонец из оставленного гарнизона доберется до ближайшего замка, пока отправят за ним всадников — был шанс дойти.

Обрубленные культи крыльев дергало болью и тело просило взлететь — и не могло. Регенерирует, но сколько это займет времени?

Двоящаяся память подкидывала фрагменты того, как его ухитрились поймать — пропали женщины из поселения, они полетели на поиски и угодили в ловушку. Накрыли несколькими сетями, оглушили. Попался, как ребенок. Но он хотя бы жив, в отличие от соратников.

Наступало стальное утро второго дня, когда он увидел земляной вал на дороге. Пошел к нему, медленно, стараясь не делать резких движений.