Королевская кровь. Книга третья

— Кто? — раздался из-за укрепления резкий окрик.

— Охтор, — сказал он устало. И, оставляя своего дар-тени внизу, отпустил себя наверх, в привычную нормальную жизнь.

Профессор Максимилиан Тротт проснулся вечером того же дня, что и уснул, в своей постели — в доме в инляндском лесу. Полежал немного, приходя в себя. Встал, умылся. И позвонил Мартину.

— Ты все-таки неравнодушен ко мне, — засмеялся тот в трубку. Дико было слышать его такой обычный, дурачащийся голос. И очень захотелось увидеть нормального улыбающегося человека. — Что опять? Доставить тебе ужин?

— Ты же знаешь, что я параноик? — осведомился Тротт, поглядывая на часы.

— Ну… для меня это не новость, — фыркнул блакориец.

— Поставь мне щиты, Март. Неуютно я себя чувствую без них. Привык.

— Без проблем, — сообщил барон, посмеиваясь. — Могу и колыбельную спеть.

— Упаси Боги, — с ужасом произнес Макс. — А вот ужин можешь захватить. Не откажусь.

Мартин появился через полчаса — открыл Зеркало и несколько раз ходил туда-сюда, перетаскивая подносы с обильным ужином. Макс хмуро наблюдал за ним. Под лопатками зудело, и, хотя он совершенно ясно знал, что вся боль осталась внизу, искушение протянуть руку и потрогать не пропадало.

— Все, — торжественно заявил барон, доставая из кармана пузатую бутылку. — Я готов к длительному пребыванию в твоем обществе, друг. Мой дворецкий теперь уверен, что у меня тайная любовница. Подслушивает, небось, под дверью. А там тишина.

— Мне не наливай, — предупредил Тротт, глядя, как блакориец ловко откупоривает вино.

— Что, даже не лизнешь? — со слезливым сочувствием поинтересовался фон Съедентент, подгребая к себе бокал.

Природник покачал головой — вино полилось густой красной струей. Как кровь. Да не окреп он настолько, чтобы справиться с ослаблением самоконтроля, который приносит алкоголь.

— Ты мне щиты поставь, прежде чем надерешься, — напомнил он и перевел взгляд на дымящихся аппетитным парком перепелов.

— Не боись, мой маленький, — гнусно хихикнул Мартин, отхлебнул из бокала, зажмурился блаженно, — папа защитит тебя от злого внешнего мира. Да и вообще, Макс, — добавил он серьезно, — что тебе со мной угрожает?

— И все же, — настойчиво попросил Тротт. — От физического и ментального воздействия, Март.

— Какой же ты зануда, — буркнул Мартин, отставляя бокал. Через несколько секунд рыжий маг поблескивал свеженькими, крепенькими щитами, которые постепенно приобретали прозрачность. — Теперь-то ты удовлетворен?

— Вполне, — инляндец подвигал плечами и заметно расслабился. Тут же и желудок напомнил о том, что нужно поесть что-то кроме обычной порции глюкозы, и голова закружилась немного — от облегчения и слабости. — Расскажи мне что-нибудь, Март. Только не о бабах, умоляю.

— А о чем еще? — наигранно удивился блакориец, с аппетитом отправляя в рот ломтик белой рыбы.

— Например, почему ты сейчас дома, а не со своей принцессой?

— Она, увы, не моя, — спокойно ответил Мартин и сделал большой глоток вина. Тротт поднял на него глаза, дернул губами, словно хотел что-то сказать, но промолчал. Ел неторопливо, спокойно, поднялся, сделал себе чаю — фон Съедентент пил и пил, и тоже молчал. Очень неприятно молчал. И Макс сделал над собой усилие.

— Расскажешь? — спросил он.

Мартин запустил руку в черные волосы, покачал головой. И поделился все-таки:

— Что тут рассказывать, Малыш. Не любят меня женщины. Черт, как это жалко прозвучало, — хохотнул он невесело и снова налил вина. Он почти не ел.

— Ты нам все уши о своих любовницах прожужжал, — сдержанно напомнил Тротт. Он уже жалел, что спросил.

— Макс, — почти с жалостью произнес барон, — ты, конечно, уже почти заново девственник, но должен понимать, чем куча баб, перебывавших в моей постели, отличаются от женщин особенных.

— Как Вики? — поинтересовался инляндец, грея руки о чашку с чаем. — Почему ты так себя с ней ведешь, кстати?

— Вики, — мечтательно улыбнулся Мартин. — Вики… Малыш, ты помнишь, на что я потратил первую стипендию?

— Как не помнить, — сухо ответил его собеседник, — я потом семь лет с этих солдатиков пыль вытирал. Никогда не понимал, зачем тебе эти уродцы понадобились. Ты их в руки-то брал пару раз. А, нет, мы всадником пиво открывали, пока не отломали ноги у лошади.

Мартин фыркнул, снова выпил. Он будто и не пьянел.

— Ты же знаешь, как мы бедно жили, — проговорил он задумчиво, — отец умер, мать тянула нас одна. Только и было, что имя. Имение было заложено-перезаложено, землю продавали кусками. А напротив школы у нас был игрушечный магазин, огромный, в три этажа. Я постоянно туда бегал, слюни пускал на игрушки. Особенно на этих солдатиков. Но рот не открывался у матери денег на них попросить. Уже лосем был, школу заканчивал, а все ходил и смотрел на них. И как получил живые деньги — купил. Выставил на полку, полюбовался пару вечеров, как на трофеи, и забыл. Понимаешь, о чем я?

— Нет, — честно ответил Тротт, немного даже порозовевший от сытной еды и горячего чая.

— Вики — это мечта, моя большая любовь, — коротко объяснил барон, оставив пространные аналогии, — и я, мой сушеный друг, очень боюсь, что когда эта большая любовь попадет в мои пресыщенные лапы, она окажется очередным трофеем. Поэтому и достаю ее, считай, у меня диссонанс — мечта прекрасна на витрине, а не у тебя в коллекции. Не скажу, что я не хочу этого. Я имею в виду, Вики в свои лапы. Но, увы, она, как и принцесса, предпочитает мне другого мужчину.

И он выразительно посмотрел на попивающего чай Макса.

— Я не собираюсь чувствовать себя виноватым из-за этого, — холодно ответил Тротт. — Мне она не нужна. Тем более, что я прекрасно понимаю, что Вики давно задалась целью меня излечить от смертельной болезни — равнодушия к противоположному полу. И увлеклась немного. Вы не понимаете, что женщины отнимают слишком много времени. А его у нас при всей нашей силе недостаточно.

— А разве они не заслуживают потраченного на них времени? — с неожиданным блеском в глазах, без своей обычной дурашливости спросил Март. — Скажи мне, Макс, разве нет? Разве тебе никогда не хотелось впасть в банальную любовную лихорадку, друг? Ощутить остроту и неуверенность в себе? Мы ведь лишены этого, давно лишены. Все скучно и привычно. А любовь — это единственное, что в любом возрасте волнует, как в первый раз. Да?

— Нет, — уверенно ответил инляндец, и фон Съедентент глянул на него точно как на больного. Встал, подошел к окну, полюбовался на покачивающие ветвями зловещие деревья, окружающие дом природника.

— Бррр, — сказал он уже прежним, смешливым тоном, — как ты здесь живешь? Я понимаю, зачем тебе щиты, Малыш. Я бы постоянно ждал, что они заберутся в дом и сожрут меня.

— Хорошо живу, — улыбнулся жалеемый. — Мне вполне комфортно. Если я хочу компании, я всегда могу позвать тебя, бездельника, или Алекса.