Королевство Гаргалот
Шрифт:
Фицрой покачал головой.
– Ты дипломат, а я бы ему дал в лоб за такие слова.
Я тяжело вздохнул.
– Какой ты грубый. Я вот ни за что бы так… хотя да, пришлось.
– Что, – спросил Фицрой в недоумении, – что пришлось?
– Дать в лоб, – ответил я. – Нечаянно, но с умыслом. Без всякого желания навредить.
Фицрой спросил с надеждой:
– А что… ты его сильно… это… в лоб?
– Не очень, – пояснил я. – Сапоги уцелели… И пряжка с пояса как новенькая!.. Увы, этот пустячок с младшим братом все испортил. Вот так часто бывает, когда все продумаешь и двигаешься точно и ровно,
Глава 13
Фицрой вытаращил глаза, не зная, что и сказать, а Рундельштотт спросил в нетерпении:
– Давай о главном! Что герцог? Герцог что сказал?
– Увы, – ответил я со вздохом, – слишком сильны в этих пасторальных землях примитивные родственные связи! Дождемся ли демократии, когда брат идет на брата, сын вяжется с матерью, отец насилует дочь, вообще каждый за себя и только несуществующий Бог за всех?..
Рундельштотт сказал кротко:
– Не отвлекайся.
– Да это я так, – пояснил я, – вбоквельные мысли и раздумья о судьбах родины и Отечества, что идут вразрез с нашей примитивной моралью. В общем, герцог, почему-то сильно обидевшись за погибшего прямо на его глазах всего лишь брата, подумаешь, сразу забыл весь свой неоплатный долг перед королевством и человечеством, в довольно грубой форме велел меня уничтожить сразу и на месте.
– Ух ты, – сказал Фицрой, загораясь, – ну-ну, дальше?
– Уничтожил, – ответил я грустно.
Фицрой охнул, вытаращил глаза.
– Но ты же вроде живой!
Я отмахнулся.
– Да разве это жизнь? Я уничтожен как умелый дипломат, как переговорщик, как умеющий найти выход… Но не нашел, позорно сбежал.
Рундельштотт все это время обгладывал гусиную лапку, наконец зашвырнул ее в кусты.
– Но ты же не отступишь?
– Мастер, – сказал я твердо, – как могу отступить, когда вы учили меня идти только вперед, ломая все преграды, ибо несу демократию и что-то там еще нужное или полезное, не помню?.. Конечно, я просто обязан это дело закончить. Мирно и окончательно.
Фицрой довольно потер ладони.
– Люблю я это, когда ты все миром… Потом точно не с кем ссориться. Пойдем сейчас?
– Куда? – спросил я.
– Решать вопрос, – подсказал он.
Я подумал, кивнул.
– Хорошо, бери мешок. Да не тот старый, а новенький, что я только что принес. Вот этот. Тебе понравится, он тяжелый, а то у тебя руки что-то одряблели.
– У кого одряблели? – спросил он обиженно. – Это у тебя одряблели! Я и два понесу!
– Хорошо, – сказал я кротко, – уговорил. Неси оба.
На вершину холма, где осталось вытертое нашими пузами лежбище, он в самом деле дотащил оба мешка, тяжело дыша и выпучивая глаза, весь красный, как вареный рак.
– Это потому, – сказал он сердито, что на горку! И не шел я, а бежал! Что там у тебя?
– Арбалет, – сообщил я. – Всего лишь привычный арбалет.
У него глаза расширились, когда я вытащил части снайперской «СУБ-12» и начал складывать воедино.
– Ничего себе привычный, – сказал он почти шепотом. – Это даже не знаю… Похоже, эта штука помощнее того арбалета, из которого ты так лихо сшиб флаг на шпиле?
– У тебя хороший глаз, – похвалил я.
Он сказал польщенно:
– Так это же оружие!
В оружии разбираюсь. Даже в непонятном. Мужчина оружие должен чувствовать, как элитного коня или податливую женщину. Из того арбалета ты раздробил шпиль на башне, а из этого… даже не знаю. Разве что саму башню?Я внимательно посмотрел ему в лицо.
– Фицрой, ты кто?
Он дернулся и посмотрел дикими глазами.
– Что, угадал?
– Почти, – согласился я. – Я миротворец, потому обязан прибегать к таким методам, после которых всюду тишина и умиротворение. Этот арбалет – самое миролюбивое оружие на свете! С его помощью можно быстро закончить любое сражение, уложив десяток человек на ключевых постах. Зато это спасет сотни и тысячи, которые убивали бы друг друга при обороне и взятии крепостей.
Он задумался, никогда не смотрел на мои магические арбалеты под таким углом.
– Интересно… Но это если убить, скажем, герцога. Только он вряд ли выйдет к тебе второй раз!
– Не выйдет, – согласился я. – Придется действовать грубо и некрасиво, а мне это как серпом… я же такой эстет, не выношу грубости. Но вся жизнь грубая, а хто мы такие, чтобы идти против природы?
– Никто, – ответил он твердо. – Потому нужно убеждать так, чтобы если что и осталось… Как же это здорово, когда только пряжка от ремня! Красиво. А у меня всегда только разрубленные головы, будто я не благородный глерд, а мясник какой-то. Моя трепетная душа протестует.
– Вот-вот, – сказал я со вздохом. – Тогда ты меня понимаешь. В общем, давай начнем. Подавай стрелы.
Он вытащил из коробки крупнокалиберную пулю размером со снаряд мелкокалиберной пушки.
– Да, потяжелели.
– Жизнь тяжелая, – объяснил я.
– Потому и стрелы для нее тяжелые, – согласился он. – А когда жизнь будет легкая, стрелы станут легкими?
– Тогда вообще стрел не понадобится, – заверил я.
Он хохотнул.
– Ну ты и придумал!.. Воевать будут всегда, иначе люди уже не люди.
Зарядив, я припал к окуляру. Крепость в утреннем свете исполинского солнца смотрится во всем великолепии, каждый камешек играет, почти светится. Зубчатые стены и башенки – просто чудо, а главная башня-небоскреб упирается в небо с гордыней, которую испытывали разве что строители Вавилонской башни.
– Будешь бить по окнам? – предположил Фицрой.
– Негуманно, – огрызнулся я.
– А как?
– Чтоб без крови, – ответил я нехотя. – В тех редких случаях, когда гуманизм можно проявить, его проявлять необходимо!.. Ты же сам сказал, этот арбалет мощнее.
Он почти прошептал:
– Так ты… в самом деле… башню на донжоне? Неужели сможешь?
– Если получится, – ответил я уклончиво.
Башня, к счастью, высокая, на нее ушла уйма кирпичей. Я прикинул мысленно ее массу и снова припал глазом к окуляру.
– Не промахнись, – шепнул Фицрой, – а то в самом деле кому-то в глаз попадешь.
– Не гавкай под руку.
– Я не…
– И не хрюкай.
Я легонько придавил спусковую скобу, в плечо крепко садануло, несмотря на все ухищрения оружейников. Изображение сместилось, а когда я, потирая одной рукой ушибленное место, навел окуляр искать место попадания, в основании кирпичной башни уже зияет огромная дыра, куда пройдет стельная корова.