Королевство пепла

Аэлина сложила ладони вместе. Маленький листок пламени появился над ними.

Больше ничего.

Она посмотрела на Рована, затем на Шаола, потом на Дорина… их лица выглядели измученными под восходящими лучами солнца.

— Она пропала, — тихо сказала она. — Сила. — она повернула руки, пламя перекатывалось по ним. — Остались только угольки.

Они молчали.

Но Аэлина улыбнулась. Улыбнулась отсутствию этого колодца силы, тому бурлящему морю огня в ней. Тому, что осталось… это был значительный подарок, да, но ничего сверх обычного.

Все, что осталось от того, что дала ей Мэла, в благодарность за Элену.

Но…

Аэлина потянулась внутрь, к тому месту внутри ее души.

Она приложила руку к груди и почувствовала, как бьется сердце.

Сердце Фэ. Цена.

Она отдала всю себя. Она отказалась от своей жизни.

Человеческой жизни. Смертности, которая сгорела, превратилась в пыль между мирами.

Никаких превращений. Только это тело, эта форма.

Она рассказала им об этом. И рассказала им, что произошло.

И когда она закончила, Рован продолжал обнимать ее, Аэлина снова протянула руку к своей силе, просто чтобы посмотреть.

Возможно, это и был последний подарок Мэлы. Этот кусочек, который сейчас образовался у нее в руке — эта капелька воды.

Подарок ее матери.

Что Аэлина сохранила до конца пути к замку, к вратам Вэрда.

Глава 100

Киллиан разбудил Эдиона до рассвета.

Он застонал, растянувшись на койке в Большом зале, вокруг все было тускло.

Бесчисленное количество солдат спали вокруг него, их тяжелое дыхание заполнило комнату.

Он покосился на маленький фонарь, который Киллиан держал над ним.

— Время пришло, — сказал Киллиан с усталыми и покрасневшими глазами.

Они все выглядели не лучше. Всем было не лучше.

Но они были еще живы. Через неделю после того, как Тринадцать пожертвовали собой и отбросили войска Мората, они были живы. Жизнь ведьм купила им целый день отдыха. Пока, а затем Морат снова пойдет на стены Оринфа.

Эдион накинул на плечи тяжелый меховой плащ, который использовал вместо одеяла, поморщился от пульсирующей боли в левой руке. Неосторожная рана, когда он на мгновение выглянул из-под своего щита, а пехотинец Валгов поранил его.

Но, по крайней мере, он не хромал. И, по крайней мере, рана, которую нанес ему принц Валгов, зажила.

Накинув свой щит через то же плечо, он поднял меч и пристегнул его к поясу, пробираясь сквозь лабиринт спящих, изможденных тел. Кивок Киллиану, и тот зашагал к городским стенам.

Но Эдион повернул налево, покинув Большой Зал, направляясь к северной башне.

Это была одинокая холодная прогулка в комнату, которую он искал. Как будто весь замок был могилой.

Он тихо постучал в деревянную дверь возле вершины башни, и она тут же открылась и закрылась, а Лисандра проскользнула в коридор, прежде чем Эванджелина зашевелилась в своей кровати.

В мерцающем свете свечи Эдиона, тени на лице Лисандры после недели борьбы от восхода до заката были еще более суровыми и глубокими.

— Готова? — тихо спросил он, поворачиваясь к лестнице внизу.

Это стало их традицией — он встречал Лисандру ночью на верху лестницы, а утром приходил к ней на встречу. Единственный яркий момент в их долгих, ужасных днях. Иногда Эванджелина сопровождала их, рассказывая о том, как она разносила сообщения и поручения Дэрроу. Иногда они были только вдвоем.

Лисандра молчала, ее изящная походка становилась все тяжелее с каждым шагом, пока они спускались.

— Завтрак? — спросил Эдион, когда они почти спустились.

Кивок. Яйца и вяленое мясо сменились кашей и горячим бульоном. Две ночи назад Лисандра улетела в форме виверны после того, как битва прекратилась днем, и вернулась через час с оленями, зажатыми в когтистых лапах.

Это драгоценное мясо ушло слишком рано.

Они достигли нижней части лестницы башни, и Эдион направился в столовую, когда она остановила его, схватив за руку. В темноте он повернулся к ней.

Но Лисандра, с таким красивым лицом, таким уставшим, только обняла его за талию и положила голову на его грудь. Она прислонилась к нему почти всем весом и Эдион поставил свою свечу на ближайший уступ и крепко обнял ее.

Лисандра осела, оперившись на него. Как будто вес истощения был невыносим.

Эдион опустил подбородок на ее голову и закрыл глаза, вдыхая ее постоянно меняющийся аромат.

Ее сердцебиение билось вместе с его, когда он провел рукой по ее позвоночнику. Длинные, успокаивающие прикосновения.

Они не делили постель. В любом случае, негде было это сделать. Но это, держаться друг за друга — она начала это в ту ночь, когда Тринадцать пожертвовали собой. Она остановила его на этом самом месте и просто держала его тут в течение долгих минут. До тех пор, пока боль и отчаяние не утихли настолько, что они смогли подняться наверх.

Лисандра отстранилась, но оставила руки.

— Готов?

…

— У нас мало стрел, — сказала Петра Синекрованая Маноне в сине-сером свете незадолго до рассвета. Они прошли сквозь импровизированную воздушную зону на одной из башен замка. — Мы могли бы рассмотреть вопрос о назначении командования некоторых из меньших ковенов, чтобы остаться сегодня тут и сделать побольше.

— Сделай это, — сказала Манона, рассматривая все еще незнакомых виверн, которые делили пространство с Абрахасом. Он уже проснулся. Одиноко и холодно смотрел на поле битвы за городскими стенами. На взорванный участок земли, который ни один снег не смог скрыть полностью.

Она часами смотрела на это. Едва смогла пройти через это во время бесконечных боев каждый день.

Ее грудь, ее тело были опустошены.

Только двигаться, — так, как обычно, могло удержать ее от того, чтобы свернуться калачиком в углу и никуда не вставать.