Королевы не плачут
Шрифт:
– Черт!
– выругался Филипп.
– То-то и оно. И теперь, на предстоящем допросе этот подделыватель документов расскажет очень много интересного, чего не смог бы рассказать на позапрошлой неделе. Думаю, он подделал парочку писем или что-то вроде того, призванное скомпрометировать некую особу, предположительно барона Гамильтона. Эти письма либо будут подброшены графом Бискайским на видном месте в покоях принцессы в королевском дворце, либо будут в кармане у Рикарда Иверо, когда он пойдет на дело.
– А что если он УЖЕ пошел на дело?
– встревожено спросил Гастон.
–
– Сегодня ночью госпожа Маргарита может спать спокойно. Покушение состоится завтра.
– Ты уверен?
– Я убежден.
– И на каком таком основании?
– Ну, во-первых, Рикард Иверо сейчас пьян, как бревно...
– Бревно не пьет вино, - заметил Гастон.
– Зато люди подчас напиваются до такой степени, что превращаются в бесчувственные бревна. А я его напоил именно до такого состояния. Это во-первых.
– А во-вторых?
– Во-вторых, Рикард Иверо сам признался мне, что покушение состоится завтра ночью.
– Да?!
– Вот как!
– И что же он сказал?
Последний вопрос, единственный содержательный, принадлежал Филиппу.
– Когда я увидел, что виконт теряет над собой контроль, - повествовал Эрнан, - я перевел наш с ним разговор на Маргариту. Он сразу же начал плакаться мне в жилетку, твердил, какая она жестокая, бессердечная, извращенная. Потом бухнул что-то о плахе с топором и по секрету сообщил, что завтра ночью произойдет нечто такое, что заставит всех нас содрогнуться от ужаса; после чего он вырубился окончательно.
– Понятно, - сказал Филипп, чуть поостыв.
– Но все же...
– Не беспокойся. На всякий случай я поставил Жакомо сторожить покои принцессы. Он спрятался в нише коридора и до самого утра глаз не будет спускать с ее двери. Так что и сегодня она в полной безопасности.
– И на том спасибо, - снова проворчал Гастон.
– Успокоил...
– А я вот одного не понимаю, - отозвался Симон.
– Причем тут топор, о котором говорил Эрнану виконт? Он что, собирается зарубить принцессу?
Альбре устремил на своего зятя такой взгляд, как будто ожидал, что тот с минуты на минуту должен превратиться в осла.
– И за кого я только выдал мою единственную сестру!
– удрученно пробормотал он.
Симон густо покраснел и понурился.
– Любого преступника не покидает мысль о наказании, - снизошел до объяснения Филипп.
– Это становится его навязчивой идеей. Поэтому Рикард Иверо и сболтнул о плахе с топором - он прекрасно понимает, какое наказание ждет его в случае изобличения... Гм...
– Тут на лице его изобразилось сомнение.
– Что значит твое "гм"?
– оживился Эрнан.
– Что там у тебя?
Филипп чуть помешкал, потом вздохнул.
– Ладно, расскажу. Только воздержись от едких комментариев, Гастон, предупреждаю тебя наперед... Вчера, как вы уже знаете от Эрнана, я провел ночь с Маргаритой. Однако пригласила она меня вовсе не затем.
– А зачем?
– Чтобы излить мне свою душу...
– Да ну! И как же она это делала? Хорошо? Пальчики, наверное, оближешь после такого излияния души.
– Прекрати, Гастон!
– рявкнул
– Тебя же по-хорошему просят попридержать свой язык. Еще одно слово, и я надаю тебе по лбу. Продолжай, Филипп.
– Поэтому я не стану пересказывать весь наш разговор, а лишь вкратце сообщу то, что имеет отношение к делу. Итак, первое. Маргарита решила выйти замуж за Тибальда Шампанского...
– Искренне ему сочувствую, - вставил Гастон и тут же получил от Шатофьера обещанный щелчок.
– Однако, - продолжал Филипп, - любит-то она своего кузена Иверо.
– Да что ты говоришь!
– это уже не сдержался Эрнан; пораженный услышанным, он не обратил никакого внимания на щелчок, который не замедлил возвратить ему Гастон.
– Она его любит?
– Ладно, скажем иначе: он ей очень дорог. Но если вы хотите знать мое личное мнение, то после вчерашнего разговора с Маргаритой я убежден, что она в самом деле любит его и страстно желает помириться с ним. Однако он отвергает любые компромиссы; он твердо настаивает на браке, как непременном условии их примирения.
– Ничего не понимаю, - пожал плечами Симон.
– Если она любит виконта Иверо, почему тогда выходит за графа Шампанского?
– Я тоже не понимаю, - признался Филипп.
– Поступки женщин зачастую не поддаются никакому логическому объяснению. И посему я не уверен, что Рикарда Иверо ждет казнь или тюрьма.
– А что, по-твоему, брачное ложе?
– язвительно осведомился Гастон.
– Это не исключено и даже очень может быть. Рикард Иверо не преступник, он сумасшедший. Он просто помешан на Маргарите, и граф Бискайский решил воспользоваться его безумием, чтобы таскать каштаны из огня чужими руками. Вот он и есть настоящий преступник, безжалостный и хладнокровный.
– И ты думаешь, она простит его? Я, конечно, имею в виду виконта Иверо.
– Такой исход дела вполне вероятен. Маргарита женщина парадоксальных решений; узнав обо всем она может без лишних разговоров вцепиться ему в горло, но может и поцепиться ему на шею, до глубины души растроганная столь пылкой и безумной страстью, готовностью скорее убить ее, чем уступить кому-нибудь другому.
– Ты не шутишь?
– Отнюдь. Насколько я понял, Маргарита панически боится потерять Рикарда Иверо, но никогда не рассматривала эту перспективу всерьез; даже попытку самоубийства она восприняла как обычный шантаж с его стороны. Однако в последние дни ее начали мучить дурные предчувствия - как оказалось, не напрасные. И вчерашний разговор со мной она затеяла в подспудной надежде, что я сумею убедить ее пересмотреть свое решение насчет замужества.
– То есть она хотела, чтобы ты уговорил ее выйти за виконта Иверо?
– Угу. Но я не стал этого делать. Напротив, я приложил все усилия к тому, чтобы она не передумала.
– Почему?
– спросил Симон.
– Да потому, детка, что меня не устраивает брак Маргариты с Рикардом Иверо; мне ни к чему укрепление королевской власти в Наварре. И коль скоро на то пошло, мне вообще непонятно, зачем она существует, эта Наварра искусственное образование, слепленное из кастильских и галльских земель.