Коронованный лев

Он замолчал, задумчиво покусывая кончики седеющих медных усов.

— Значит, никто и ничего?

— Как «со щитом иль на щите», — подтвердил отец мрачно. — «Никто и ничего». Разве что больше всех вызывает подозрения сам король. Что вполне логично. С чьей еще позиции удобнее управлять государством, если уж начинать именно с государства?

— С позиции министра, главнокомандующего, королевы-матери, — предложил я навскидку и ясно увидел, что зарываюсь. Если только те, кого мы ищем, не обладают способностью перемещаться прямо на месте из одного чужого сознания в другое (кстати, только этого еще не хватало), в их интересах выбрать для своего обитания кого-то помоложе. Насчет здоровее еще неясно — возможно, с их познаниями в медицине это не имеет большого значения.

— Чтобы действовать через короля как через рычаг, — продолжил отец. — Но если обладать должной силой, целью и возможностью стать абсолютно кем угодно — для чего нужны посредники, зачем стесняться? А между тем, все дружно высказываются, что плохо понимают, что он делает, включая и Колиньи и королеву-мать.

— Но в это время примерно так все и должно быть.

— Да, — он кивнул, — очень удобная мутная водица. И очень удобно для всех казаться непонимающими. Все верно. Но я его тоже не совсем понял.

Я вопросительно поднял брови.

— В том смысле, что «нет ни эллина, ни иудея», — проговорил он, будто это была даже не цитата, а формула или пароль, задевший почти вылетевшее из моей головы далеко не самое яркое за день воспоминание, — как он любит теперь говорить. И теперь он сознает, что его цель — нести просвещение и другим народам.

— А? — переспросил я.

— Все ты понял, — сказал отец как само собой разумеющееся. — Хоть слова и старые, и даже не то, чтобы совсем не подходящие ситуации, но есть в них нечто… настроение, которое я назвал бы несколько революционным для нашей эпохи.

— Если только это не призма нашего собственного сознания, — почти рефлекторно возразил я. Хотя, к чему спорить, я должен был сам быть там, чтобы не строить теперь предположений.

— Все возможно, все, — спокойно ответил отец. — Но отчего-то, знаешь, «холодеет кровь».

Я почти неосознанно кивнул.

— А просто внешне, он выглядит или ведет себя как-то необычно?

— Немного возбужден, что вполне понятно. Но помимо этих слов, как будто, ничего необычного. По крайней мере, ничего необычного — явно.

Я снова задумчиво кивнул.

— Знаешь, мы слышали сегодня те же самые слова. От участников одной из обычных сейчас городских процессий. Они провозглашали, что «все мы христиане», «нет ни эллина, ни иудея» — та же самая цитата, призывали всех «хранить мир божий» и раздавали встречным зеленые ветви.

— Зеленые ветви он не раздавал, — сдержанно отметил отец, но посмотрел на меня явно заинтересованно, как-то настороженно оживившись.

— Но в целом, похоже.

— Или все же только кажется. Цитата ведь сама по себе известнейшая.

— Да, конечно. Но нас немного удивило, как вяло реагировали горожане. Без особенного удовольствия, но и без открытого раздражения. Если такова королевская позиция, — как и заметила Изабелла, — то, пожалуй, в этом нет ничего удивительного.

Отец задумчиво пожал плечами.

— А помнишь Моревеля? — спросил я почти неожиданно для себя самого. Но связь вдруг показалась мне такой яркой, буквально засиявшей в голове.

Он бросил на меня косой взгляд и выжидающе прищурился: «смеешься?»

— «Храните мир божий»! — сказал я. — Моревель в «Пулярке» задал всем вопрос, не слышали ли мы о Хранителях. Мол, это такой духовный орден, который проповедует… правда, что он проповедует, мы не услышали, его перебил тот чернобородый тип, что, возможно, затем его убил.

— Итак?..

— Королевский убийца и, возможно, королевский духовный орден…

— Ты видел среди этой процессии кого-то из своих знакомых? — мягко поинтересовался отец. Это не было похоже на возражение. Скорее, он хотел подтвердить какую-то возникшую у него самого мысль.

— Нет.

— Как ты думаешь, ведь наверняка там был бы кто-то тебе известный, будь этот духовный орден действительно королевским?

Я отрицательно покачал головой.

— В процессии все были явно невысокого звания, но разве это исключает их преданность королю? Или непременно какому-нибудь герцогу нужно лично раздавать прохожим зеленые ветки, если он может послать заниматься этим слуг?

В глазах отца мелькнуло веселье.

— «Вассал моего вассала — тоже мой вассал…» — перефразировал он. — Ладно, продолжай.

— Когда мы вернулись в «Пулярку» ночью и я в последний раз видел Моревеля на крыльце живым, он спросил: «Не правда ли, чудесен мир, сотворенный Господом?» — Отец никак не отреагировал, продолжая выжидать. — Но его интонация… Сейчас я думаю, что именно она меня так разозлила, хоть я понял это не сразу — он произнес это как пароль. На который ждал определенного ответа.

— Интересно, — проговорил отец. — Похоже, правильного ответа он не дождался за всю ночь. Хотя, может, как раз дождался… И что ты ему ответил?

— «А вы уверены, что он сотворен именно им?..»

Отец хохотнул.

— Ты неисправим со своими шуточками. А что же он?

— Шарахнулся, — ответил я покаянно.

— Я его не виню, — усмехнулся отец. — Но все-таки, так нельзя, держи себя в руках, не хотелось бы, чтобы тебя отлучили от церкви только потому, что тебе взбрело в голову пошутить. Что ж, Хранители, так Хранители, если не как причина, то как очередной симптом… посмотрим. Ну, так что же еще у вас произошло сегодня?

Вкратце обрисовав первую половину дня, я поглядел на него выжидающе — какую это у него вызовет реакцию.

Но он только кивнул.

— Да, — сказал он. — Рауль мне уже поведал эту леденящую кровь историю.

— Я, конечно, понимаю, что это был ненужный риск, зверство и большая глупость…

— Что сделано, то сделано, — отец пожал плечами, как будто, без какого бы то ни было осуждения. — Будем считать, что это просто опыт. А что же было потом?

И я перешел к рассказу о второй половине дня. Это вышло не так уж сложно. Рассказывать оказалось почти нечего, если исключить эмоции.

— Она испугана и сбита с толку, но я уверен, что они ничего не знают. К тому же, их образ жизни слишком спокоен и частен, чтобы они могли хоть на что-то как-то повлиять.