Корректировка 2

— Чашечку кофе, пожалуйста, — с достоинством попросил я.

— И всё? — сурово удивилась барменша.

— А… что-то ещё есть?

— Много чего… Коктейли, фирменное мороженое «Метро»… десерт.

— Мне пока чашечку кофе, и фирменное мороженое, а там посмотрим.

Ответом мне был презрительный взгляд. «Атаманша» удалилась.

В ожидании заказа я принялся разглядывать Джуну. Она порхала вдоль барной стойки, щебетала с постоянными посетителями, отшучивалась на откровенные комплименты. При этом, успевая смешивать коктейли и разливать шоты и дринки.

В какой-то момент, она внезапно оказалась напротив меня.

— Гамарджоба!

Я вздрогнул от неожиданности. Черные глаза девушки, казалось, смотрели прямо в душу. — голос у неё был глубокий, несмотря на несерьезные размеры грудной клетки.

— Зачем ты меня искал? — говорила по-русски она правильно, но с каким-то странным акцентом.

Хм, похоже экстрасенс, она не такой уж и плохой, как утверждает Тинатин. Отпираться смысла не было.

— Привет, Джуна!

— Разве мы знакомы?

Тут я задумался, как пояснить свою мысль.

— Нет, не знакомы. Я, в некотором смысле, твой коллега… вот хотел пообщаться.

— Ты бармен?

— Нет, — засмеялся я, — имел в виду экстрасенсорные способности.

С минуту она пристально разглядывала меня, потом, смахнув челку со лба, заявила:

— Нет, ты не «видящий». Что тебе нужно?

Я не успел ответить, да и не знал, что отвечать. Тут нарисовалась её товарка с заказом.

Фирменным мороженым «Метро» оказались двести граммов коньяка, в котором плавала пара шариков сливочного мороженого и кусочек шоколадки. К нему, трогательно, прилагалась соломинка.

Так они и стояли напротив меня — Джуна, ожидая ответа, а «атаманша» из вредности.

— Тамара! — просительно, но с железной ноткой в голосе, сказала ей Евгения и, та саркастически хмыкнув, удалилась.

Мне уже хотелось выпить, но я не знал как — черпать коньяк прилагающейся ложечкой, выглядело затратно, пить из чашки — вульгарно, а через соломинку — пошло. Джуна ждала, и я решил зайти с козырей.

— Я знаю будущее! Ну и прошлое, кое-какое.

Она криво усмехнулась.

— На цыгана вроде не похож.

— А я не гадаю, я просто знаю. Хочешь расскажу твоё? В детстве ты упала в колодец. Должна была утонуть, но не утонула. За это односельчане прозвали тебя ведьмой…

Девушка заметно вздрогнула.

— В семнадцать лет ты родила дочь. Юну. Она умерла…

— Тамара! — перебила мой рассказ Джуна. — У меня перекур пятнадцать минут.

И мне:

— Пошли покурим.

— Пошли. — я сгреб свой кофе и коньячное мороженое и последовал за ней в подсобку. Там она уселась на шаткий стул вынула из ящика стола сигареты. Чиркнула спичкой и сразу глубоко затянулась. Выпустила дым, испытующе глянула черными дырами глаз.

— Как тебя зовут?

— Григорий.

— Нет, не так, — она покачала головой. — Впрочем, неважно… кто тебе это сказал? Про Юну, про колодец…

— А кто тебе сказал, что я не Григорий?

Сесть мне предложено не было, и я подпирал косяк. Мороженое растаяло и плюнув на вульгарность (в подсобке больше всё равно никого не было, кроме нас с Джуной), я залпом выдул образовавшуюся смесь, закусив шоколадкой со дна чашки, и запив кофе.

А ничего, кстати, интересная комбинация вкусов.

— Но, я не вижу твоей ауры! — в отчаянье, девушка взмахнула рукой, с сигареты посыпался пепел.

— Ну и ладно, — успокоил я её. — у нас просто техника разная… Раджа-йога, бесцветная аура… не бери в голову. Про будущее рассказать?

Она торопливо прикурила следующую сигарету. Затянулась и обреченно кивнула.

— Давай.

— Через три года у тебя родится сын. Вахтанг. Насколько я понимаю, ты сейчас встречаешься с его папашей? Это плохо… сын погибнет уже взрослым… и ты себе этого не простишь.

— Заткнись, гад! — вскинулась она в ярости, потом помахала ладонью перед лицом, словно разгоняя дым. — Извини, извини! Я вижу, что ты веришь своим словам. Что дальше?

— Дальше… — я сделал вид, что задумался. — В восьмидесятом году, ты по протекции очень важных людей, переедешь в Москву. Твой дар будут изучать в научных институтах, а ты прославишься на весь Союз, как целительница и экстрасенс.

— Ого, — похоже она уже мне безоговорочно верила, — а дальше?

— У славы есть обратная сторона, — продолжал вещать я, — всё кончится плохо. Ты поймаешь звезду, начнешь нести всякую чушь, водиться с сомнительными личностями. Потом Советский Союз развалится, тебя постепенно забудут, кроме как в скандальном контексте. Прогрессирующая психическая болезнь, распад личности. Свои дни ты закончишь в нищете.

— Сволочь, — сказала Джуна безнадежным тоном, — ты меня убил сейчас. Теперь, только пойти и удавиться…

— Я тебя предупредил, — возразил я, — но будущее можно изменить. Хочешь, подскажу, как?

На самом деле неважно, захочет она или не нет, я для себя на её счет, всё решил.

* * *

Вернулся в гостиницу. В баре взял бутылку коньяка, еду заказывать не стал. Поднялся в номер, вышел на балкон, открыл коньяк. Сел за столик. Накатил и принялся смотреть вниз на горящий огнями город. Ждать.

* * *

Рабочий день подходил к концу.

Джуна не любила пьяных, но работа в баре ей нравилась. Ей было с чем сравнивать — она работала с шестнадцати лет, перебрав кучу профессий. К тому же напивались в основном приезжие, сами грузины, как правило, меру знали. Но приезжие посещали «Метро» не слишком часто — гуляли по соседству в шикарных барах и ресторанах «Иверии», до которых здешнему заведению, как до Китая раком. А сюда приходили местные завсегдатаи, которые собирались не для того, чтобы напиться и побуянить, а чтоб пообщаться, так сказать, культурно провести время. Люди интеллигентные — писатели, художники, артисты местных театров. От них проблем почти не было. Они полюбили симпатичную, похожую на девчонку, сноровистую хозяйку бара с её фирменным коктейлем, который назвали в её же честь «Коктейль Джуна».

Коктейль народу нравился, его заказывали наперебой.

Джуна только успевала, откупоривать бутылки. Звеня высокими стеклянными стаканами, отмеряла нужные для коктейля составляющие: сто частей сухого шампанского; десять частей вишневого ликера; десять марочного коньяка, и долька лимона.

А сама наблюдала за посетителями, расположившимися в зале. И мир, и присутствующие виделись ей окрашенными в разные цвета. Разные настроения, разные мысли, разное самочувствие, по цвету сразу видно, что у человека на душе.