Корунд и саламандра. Серебряный волк
Шрифт:
— Почему ты не ищешь сразу их встречу с гномами? — спрашивает Серж. Что я могу ответить?
— Ищу я! Не знаю, почему не выходит. Всплывают обрывки, хоть плачь.
— По мне, так ты просто устал.
— Да с чего бы!
— Известно с чего, с видений со своих! Ты на себя глянь!
Я пожимаю плечами.
— Серж, это даже не видения!
— Эти, — ехидно уточняет Серж. — А те, что на той неделе были?
Утекают безвозвратно дни — не мои, Карела. Уже и до гор рукой подать, а каждый упущенный день может оказаться роковым, у Карела впали щеки, осунулся, даже плечи вроде как и не такие широкие…
Я
И даже молитва не приносит успокоения…
Мне не хватает пресветлого. Его интереса, его задора и его направляющей воли. Светлейший отец Николас привычно осеняет благословением и отпускает:
— Работай, сын мой, и положись на Господа. Человек ходит, Господь водит, и не нам с тобой судить о путях Его. Всяким всходам свой срок…
Жди, короче, чего-нибудь да выждешь… Да когда ж они будут, всходы?!
В тот день, когда тревога и ожидание становятся совсем уж невыносимыми, рваные кусочки сменяются привычными связными видениями. Видно, правильно Серж говорил — и дару Господнему нужен иногда отдых…
Деревушку выдали петухи.
Стороживший на рассвете Лека, услышав кукареканье, сначала не верит ушам. Слишком уж это… слишком. В краях, где люди таятся от гномов, а пуще того — от других людей, так заявлять о себе может только сила. Лека будит Карела:
— Слышишь?
— Что? А, петухи… Так, где это? Буди Серегу, едем!
— Ты не думаешь, что там может оказаться застава? Или гарнизон?
— Заставы на тракте, Лека. А гарнизоны в городах. А здесь даже замков нет, не те места.
— Но петух… они ведь и не таятся!
— Петухов держат везде. От нечисти. — Карел встряхивает мокрое от росы одеяло. — Глупость, конечно, но в нее верят. К тому же на заставе был бы один петух, а там кричали два или три. Или четыре. Это деревня, Лека. Маленькая деревня. То, что нужно.
Но с поисками приходится немного повременить. Серый трясет почти пустой флягой, подхватывает котелок и идет к роднику. Карел, пожав плечами, раздувает почти погасший костер, достает холодное мясо, остатки хлеба. Едят молча, Серый все поглядывает то на Карела, то на Леку, наконец не выдерживает, спрашивает:
— Да что такое стряслось?! Лека, Карел?
— А что стряслось? — удивляется Карел.
— Тревожно мне, — бурчит Лека. — Кошки душу дерут. А Серега чует. Да ладно, решили так решили, чего уж. Сколько, недели три вслепую бродим? Давно пора чему-нибудь случиться.
— Кошки, говоришь? — Карел криво улыбается. — Может, нам там повезет, а, Лека? Поехали, ребята.
Тропка ведет к деревне, огибая странный лесок — поросшие грязно-серым лишайником, полузасохшие деревья, которые даже привычный к лесу Карел не может определить. Кони тревожно храпят,
прижимают уши, даже флегматичный гнедой Карела норовит взбрыкнуть и пуститься наутек. Когда корявые черные ветви сменяются привычными еловыми лапами, Лека вздыхает с облегчением, признается:— Давно мне так жутко не было.
— Да, не хотел бы я заночевать в том лесу, — кивает Карел. — Что-то там нечисто, это ясно.
— А что? — Серый оглядывается.
— Не знаю. Никогда о таком не слышал. Но, знаешь, раз люди рядом живут, оно на деле должно быть не такое страшное, как с виду. О, а вон и деревня!
— Ты был прав, — признает Лека, оглядывая горбы тростниковых крыш за невысоким плетнем. — Пять или шесть дворов, не деревня даже, выселки какие-нибудь.
Кони торопятся к жилью, навстречу метется брехливая кудлатая шавка, другая, Серый привычно цыкает. Из-за плетня выглядывает здоровенный мужичина, выходит навстречу и, загородив проезд, спрашивает с ленцой:
— Кто такие будете?
— Путники, — отвечает Карел. — Хлеба нельзя у вас купить?
— И куда путь держите, путники?
Карел неопределенно машет рукой в сторону гор.
— Ну, заезжайте… — Мужичина уступает дорогу.
— Постой, — быстро говорит Серый. — Что-то мне здесь не нравится. Слышь, дядя, а скажи-ка мне, вас тут вообще сколько?
— На вас троих хватит, — отвечает из-за плетня кто-то невидимый. — Так что милости просим. Нехорошо гостям заставлять хозяев ждать.
Карел оглядывается назад, на убегающую в лес тропку.
— Ускакать не успеете, — заверяет невидимый собеседник. — Вы на прицеле, а стрелки у меня хорошие. Заезжайте. Да, руки на виду держите.
Карел не двигается с места. Спрашивает с ледяным спокойствием:
— Грабим, значит? Так с нас взять особо нечего. А что есть… ну, попробуйте!
— Ну что вы! — Их невидимый собеседник наконец-то выходит из-за плетня, становится в воротах. Поправляет зеленый с фиолетовым берет на седых волосах. Острые светло-серые глаза, впалые щеки… шпага и кинжал на кожаной перевязи. — Я барон Агельберт, капитан отряда королевских горных стрелков. В этих землях представляю короля. Данной мне властью принимаю вас на службу короне и зачисляю в отряд. Заезжайте. Я не привык повторять приказы дважды.
— Но мы… — неуверенно начинает Лека.
— Вы драпали! — Злой взгляд барона упирается Леке в глаза. — Когда вашему королю нужен каждый боец. Теперь у вас есть возможность искупить вину честной службой, и скажите спасибо, что я готов не выяснять, куда вы все-таки шли… путники.
Что-то в голосе капитана подсказывает Леке: дальше спорить опасно. Он дергает плечами и трогает коня.
— Ладно, поглядим, — сквозь зубы цедит Серый.
И трое друзей въезжают в ворота деревеньки, обернувшейся для них ловушкой.
Барон оглядывает всех по очереди, цепко и остро.
— Как звать, кто такие?
— Ваганты, — хмуро отвечает Карел. — Были то есть… Голодно в Корварене, вот и…
— Родные где?
Карел мотает головой.
— Нет у него, — встревает Серый. — Мы ведь к ним и ехали, к его родне то есть, а там — пепелище. А нас дома не ждут, без нас едоков хватает.
— Ясно, — тяжело роняет барон. — Звать как?
— Кар… Каспар то есть, но я привык, чтобы коротко.
— Серж.
— Лека.