Корыстный интерес

Невольно засмотревшись на тонкие, изящные, безумно женственные запястья девушки, я не заметил, что и сам стал объектом пристального изучения.

Хотелось помириться, но гордость не позволяла. Или гордыня. Чёрт разберёт, что там не позволяет, но так и подмывало ввернуть очередную колкость. Решив, что это будет слишком — мы и так общались жестами — я улёгся на спину, закинул руки за голову и принялся рассматривать незнакомый звёздный небосвод.

— О чём ты думаешь? — неожиданно подала голос Акада. Я и забыл уже, какой он у неё... приятный. Она села рядом и примирительно протянула ветку с горячим куском хлеба. Недоверчиво покосившись на Акаду, я потянулся за угощением, и мой взгляд сам скользнул по декольте платья, что ей пожертвовала гостеприимная хозяйка.

— О твоих пирожках, — ответил я, с трудом возвращая взгляд к звёздам.

Даже не успел понять, что произошло, как лицо загорелось пощёчиной. Я вскочил на ноги, роняя ароматный хлеб на землю.

— Да что с тобой не так?! — взвился я. — Сейчас-то за что?

— За пирожки! — гневно воззрилась на меня Акада, прикрывая рукой вырез платья.

— Дура! Я имел в виду твои пирожки с капустой, которые ты там, в прежнем мире, готовила.

— Тогда я имела в виду комара, что впился в твою щёку! — надулась Акада, отвернувшись в костру.

Вот и помирились! Теперь она обиделась ещё сильнее.

Весь следующий день, пока мы шатались по пристани, она со мной не разговаривала. Лишь к вечеру, убедившись, что нас бесплатно никто на свою шхуну не пустит, она выдавила из себя дельный совет:

— Наймись в работники. Скажи, что грузчиком подработаешь.

— Да? — тут же вскинулся я. — Может, лучше ты предложишь себя капитану? Это и быстрее получится, и я спину не надорву, таская неподъёмные тюки да бочки.

— Сволочь.

— Нашлась тут... королевна! — гневно отшвырнув камень, что лежал рядом с моей ногой, вскипел я. — Почему женщины считают, что мужчины им вечно всё должны?! Ездят на мужиках как на ослах. Причём во всех измерениях! Сам факт, что ты женщина, вовсе не означает, что я обязан спину гнуть и тебе путь облегчать. Только и слышно, что «мужчина должен... мужчина обязан...» А, собственно, почему он что-то кому-то должен?! Он абсолютно такое же существо, с душой и телесными потребностями.

Она сузила глаза, уставившись на темнеющее море, и не издала больше ни звука, пока я изливал на неё всё негодование, что скопилось в моей душе. Простояли мы так недолго. Ненавидя Акаду за правоту — или саму ситуацию за безысходность — я пошёл наниматься моряком-разнорабочим на ближайшую шхуну.

Переночевали мы в портовой гостинице. На этот раз Акада даже рта не раскрыла, когда я вечером завалился спать рядом с ней. На двуспальную кровать у нас денег не хватило, иначе мы бы остались без ужина, поэтому, хоть и скрипя зубами, но она стоически вытерпела нашу вынужденную ночную близость.

За следующий день мне удалось заработать больше, и я уже был готов к тому, что Акада запросит отдельную комнату для себя, но, к моему несказанному удивлению, она потребовала иное.

— Вот, — уперев руки в бока, заявила Акада, указывая на два ведра воды и корыто.

— Что «вот»?

— Мойся, а то я рискую задохнуться ночью от портового парфюма.

— Поможешь? — ухмыльнулся я, заметив, что она постепенно впадает в ступор, наблюдая за моим раздеванием. Но тут она очнулась, раскраснелась и выбежала из комнаты в коридор.

Несмотря на горячую воду, мне так и не удалось смыть с себя дикое напряжение мышц. Завалившись в постель, я вытянул ноги, сокрушаясь, что впервые в жизни устал настолько сильно, что не могу ни расслабиться, ни заснуть. Да и близость Акады этому, мягко говоря, не способствовала.

Учитывая развратные нравы этого государства, было решено переодеть Акаду в парня, дабы не смущать женским полом команду корабля, на котором нам предстояло отплыть следующим утром.

Объяснялись мы с Акадой исключительно жестами. Такими же жестами я послал куда подальше Мотю и Маню, всё это время ошивавшихся возле портового отеля. Пёс и кошка ни в какую не соглашались залезать в ящик и притворяться товаром.

— Тогда вообще здесь останетесь! — шикнула на них Акада, поддержав мои рьяные жестикуляции. — Через пятнадцать минут отчаливаем. Быстро в ящик!

После чего Акада развязала узелок тканевого мешочка и вытащила пирожки, купленные у уличной торговки.

— Возьми, — стесняясь самой себя, предложила она мне, — ты почти ничего не ешь в эти дни.

— С чем пироги?

— С мясом.

— Ты же знаешь, что я не ем мяса. Я ловил тебе рыбу и приносил птицу для Моти, Маньки и тебя, но сам не ел. Зачем сейчас подсовываешь?

— Что за глупости? Ешь, тебе нужны силы. У тебя серьёзные физические нагрузки.

— От поедания трупов силы не прибавляются. Это самообман.

— Ты так исхудаешь.

— Разве? — не стесняясь прохожих, задрал я свою кофту. — Где ты здесь немощь углядела? — Акада отвела взгляд от рельефного тела, которым я не столько гордился, сколько принимал как должное. — Отравление даёт эффект насыщения, так как организму требуется чистка и срочный отдых, оно же оказывает стимулирующее воздействие. Такое же наблюдается у кофеманов, например.

— Первый раз такое слышу, — возмущённо фыркнула она, натянув мне кофту обратно. — Хватит здесь своим прессом светить! У вас все нефилимы вегетарианцы?

— Почти. И люди когда-то были вегетарианцами и сейчас таковыми оставались бы, если бы не разучились слышать ушами и уразуметь сердцем. Вам ещё в Библии всё сказано было: «Не убий!» и «Только плоти с душою, с кровью её не ешьте» или «Я взыщу и вашу кровь, в которой жизнь ваша, взыщу её от всякого зверя, взыщу также душу человека от руки человека», ибо «заклающий вола — то же, что и убивающий человека». И много, что там сказано было на эту тему, но половину священного знания никто и никогда не увидит, а другую половину неправильно переводят и заведомо искажают ложными разъяснениями.

— Там и про мясо сказано, — съехидничала она. — Даже животные перечислены, коих есть можно.

— Теперь там много что сказано, — в тон ей передразнил я. — И даже про месть, и про то, как нужно обращаться с иноземцами, и как лицемерить, и про многожёнство, и про многое-многое другое. Что же теперь, всему следовать? Почему-то святые отцы вашей церкви сами мясо не употребляли. Не говоря уже об Иисусе.

— А вот и неправда! — весело отсекла она.

— Правда, — даже заморгал я. Как-то непривычно было спорить с простым человеком, хоть и полукровкой, на темы, которые я знал наверняка. Доказывать ничего не хотелось, но и позволить Акаде одержать верх я не мог. — Акада, я не стану с тобой спорить. Просто ты пойди и сама проверь: убей хотя бы Маньку. Сможешь?