Кощег
Шрифт:
— Грустно. Она прибыла сюда и погибла? — спросила Злата.
— Да.
— Неужто не осталось того, кто вынес бы ее с поля брани? Или не выжил никто из боевых товарищей? На Руси с давних времен заведено не бросать ни своих, ни даже ворогов.
— Ее никто и не бросал, — сказал Кощег. — Здесь она среди своих.
— Как это? — не поняла Злата. — На чужбине?
— Поскольку воевала она на стороне Кощея Бессмертного, то приняла и его земли как новую родину.
Злата рот ладонью прикрыла в замешательстве. Никак не могла взять в толк как волшебница, умевшая пустыню в сад обратить, мертвое жизнью напитать, а значит, точно злой и до крови охочей не являвшаяся, согласилась
— По любви чего только ни вытворишь, — задумчиво проговорила Злата. — Недаром говорят, бабий ум короток.
Кощег аж остановился. Постоял некоторое время, посмотрел на нее, а потом громко расхохотался.
— Королевишна восточная? Влюбилась? В Кощея?! Ой, умора!
Злата скрестила на груди руки, голову к плечу склонив, сощурилась. Временами провожатый был просто невыносим.
— А зачем она тогда приняла сторону всякой нежити?
— И нечисти.
— И нежити, и нечисти, и чудо-юд каковым нет числа, — сказала она.
— Кощей хотел людям открыть книгу Рода, в коей написано все прошлое, настоящее и будущее. В ней весь замысел Творца понятно изложен, а эти скоты трусливые… — Кощег в ярости ударил кулаком по собственной ладони. — В общем, посчитали люди, а особливо их цари с королями, что от знания пойдет зло великое, а опосля и правяне решили также. За власть свою, мрази, перепугались. Ну ясно же: кто станет спину гнуть перед глупцом трусливым и подлым, хоть корону напяль тот, хоть дружину собери, если известно, что жизнь не одна и за гранью ее ожидает отнюдь не забвение. Нынче так лишь волхвы поступают: не боятся ни живых, ни мертвых, ни полона, ни пыток, ни гибели. А если бы не некоторые так поступали, а вообще все? Трусость, подлость, алчность, низость всякая, злоба да зависть давно издохли бы.
После слов этих пошел Кощег вперед, не оглядываясь.
— И что? Зло добро победило бы? — спросила Злата, к шагу его примериваясь и стараясь если и отставать, то не слишком сильно.
— Да, — бросил он коротко.
— Значит, прекратилась бы и жизнь сама.
— С чего бы?
— А с того, что колесо Рода от поступков людских крутится.
— Нет… не только.
— Род лишь крутанул его в первый раз, — заспорила Злата. — По идее, давно бы оно остановилось, если бы никто не подталкивал, а подталкивают его все живущие. Зло и добро вечно борются. Не всегда и поймешь, кто в белом плаще, а кто в черном. Часто случается, тот, кто прикрывался высокими словами о справедливости, и сам кровью захлебывался, и тех, кто шел по его стопам, топил нещадно, не говоря уж о врагах. Бывало, те, кто зло чинить желали, наоборот, мир и сытость приносили в дома люда простого, о котором не собирались даже задумываться. Ну? Скажешь не так?
Кощег промолчал. Ответил лишь когда Злата окликнула:
— Да… так.
— Открой Кощей книгу людям, незачем стало бы тем жить, понимаешь? Все изначально ясно, не к чему стремиться. Застыл бы мир триединый будто мушка в смоле.
Кощег нахмурился. До самой зари шли быстрым шагом и молча. Хотелось Злате думать, что непросто так. Она поочередно поглядывала то на небо светлеющее, то по сторонам, однако ничего больше не привлекало ее внимания. Исчезли проклятые сокровища, болото казалось обыкновенным: серым да скучным. Колдовские огни умаялись в салки играть, поблекли, таять начали. Не всплывали больше чуда-юда поглядеть кто смелый такой вторгся в их владения. Даже лягушек видно не было.
— Может, и верно, — проговорил наконец Кощег. — Я о том еще подумаю.
Длинное и толстое змеиное тело лежало поперек гати. Чуть поодаль из воды высовывалась
крупная треугольная голова. Злате казалось, если чудище пасть откроет, то в один присест заглотнет и ее, и Кощега.— Ну чего вылупилась глазюками своими? — выкрикнул тот, к змеюке обращаясь. — Башкой своей крутишь уродливой! А ну уползай пока цела!
— Она, как те лягушки, замуж за тебя хочет? — спросила Злата.
Кощег глянул на нее удивленно, коротко хохотнул и потянул из ножен саблю.
— Ой, вряд ли, — сказал он. — Кровь да русский дух учуяла, питаться хочет. Разум твари такие обретают только к сотому годку, а этой дряни болотной хорошо если семьдесят стукнуло.
Гадюка — а присмотревшись внимательно, Злата поняла, что это она, только очень уж большая — раскрыла пасть и издала протяжное шипение, от которого заныло в животе и лоб сковал невидимый раскаленный обруч.
— Держись, — Кощег подхватил ее под руку, не дав упасть.
— Она ж еще и ядовитая, — предупредила Злата, головой тряся. От движения стало легче.
— Не совсем она, но… Короче, смотри за хвостом, как из воды высунется и жало покажется, стреляй или беги, коли жизнь дорога.
«Куда здесь бежать-то? Ты ополоумел что ли», — могла бы сказать Злата, но Кощег уже выпустил ее локоть и пробежал несколько шагов, что отделяли их от змеи.
Взвизгнула о воздух сабля, опустилась на гадюжье тело, синие искры из чешуи высекла, но до мяса не дорубилась. Лишь несколько чешуек отвалились и в воду с громким бульканьем упали. Голова чудища отклонилась назад, а затем выстрелила, намереваясь то ли съесть, то ли сбить Кощега в воду. Тварь целилась в ноги. Кощег же подскочил на месте, пропуская змеиное тело под собой, снова рубанул по нему в этот раз удачнее.
Злата заставила себя взгляд отвести. Чай не на увеселительном ристалище.
«Кощег зря предупреждать не станет», — подумала она, прилаживая тетиву на лук.
Вовремя управилась: вода бурлить начала и из нее вскорости поднялся чешуйчатый хвост с погремухой на конце. У гадюк подобных сроду не бывало. А чего не могло быть тем паче так это дополнительной пары глаз треугольных с белыми щелками зрачков, на хвост помещенных.
Увидав такое, Злата тотчас за стрелой потянулась. Не хватало еще, чтобы хвост змеючий еще и пасть отрастил. Вжикнули стрелы одна за другой. Метко в глаза попали, но змеюка не зашипела, не задергалась даже. Прошла по ее телу судорога и попадали стрелы в болотную жижу, а на другом месте уже две пары треугольных глаз открылись.
«Да это же просто узор на чешуе, — поняла Злата, — внимание отвлекает. От чего только?..»
Посмотрела она на кончик хвоста и ахнула. Едва жало не проворонила! То — чем-то напоминающее осиное, но с двуручный меч длинной, поблескивающее изжелта-зеленым ядом, вылезло почти полностью. Но главное, при этих движениях чешуя чуть слезла вниз, обнажив сизое мясо.
Упускать столь удачный момент Злата не стала. Сразу три стрелы ударили в незащищенное место. От даже не шипения, а визга заложило уши. Тотчас нечто сшибло Злату с ног, но барахтаться в попытках вырваться она не спешила.
— Замри, — приказал Кощег, и она послушалась.
Над ними, обдавая смрадом гнили, пронеслось огромное тело. Громкий плюх и бултых возвестили о том, что упало оно в воду. Гать ударила Злату по животу поднимая ввысь, а затем опала обратно. Долго еще на волнах раскачивалась. В вышине закаркало, захохотало, трижды сверкнуло — Злата и через сомкнутые веки увидела — а затем так грохнуло, что уж было отошедшие от визга уши снова заложило.
Сколько времени так лежали неясно. Тихо стало вокруг, болотная гладь больше не колыхалась, мерно квакали лягушки.