Кощег

Некоторое время шли спокойно, ничего не случалось, лишь изредка взбирались на гать крупные, как специально откормленные, лягушки и просили, а то и требовали у Кощега взять их замуж. Тот привычно пинал их с гати. Только на последнюю, величиной с поросенка-корытника, саблей замахнулся. Оценив движение, та сама в воду плюхнулась, кучу брызг подняв. От них Кощег рукавом закрылся, но не особенно удачно, потому теперь ходил весь в грязевых подтеках. Злата всякий раз на него смотрела и посмеивалась, а Кощег делал вид будто не замечает и повыше задирал острый нос.

Все было хорошо и даже весело пока на гати в десяти шагах впереди не разобрала Злата полупрозрачную фигуру. По виду вроде женскую, закутанную в темно-серый плащ.

— Тихо, — Кощег вновь оказался рядом, за руку схватил. — Замри.

Злата сама догадалась, что они с призраком увиделись.

Сколько так простояли неясно. Все это время ничего не происходило вокруг, даже туман, по-прежнему стоящий над поверхностью, чуть поредел. Наконец двинулась фигура вперед медленно и плавно. Вокруг ее головы заплясали зеленоватые и золотистые колдовские огни, руки в стороны протянулись, и Злата глазам не поверила: прямо из воды начали расти стебли величественных трав и деревья. И мига не прошло, а вокруг целый лес вырос, вернее сад.

— Пойдем за ней, — прошептал Кощег. — Только небыстро.

Не только не быстро, но и не медленно — это опосля выяснилось, когда Злата обернулась и увидала тьму, окутывавшую гать в десяти шагах позади.

Так и продолжили движение. Впереди летел призрак, едва бревен носами сапожек касаясь — да не сафьяновых, красных, как на Руси носили, а нежно-голубой кожи неведомого зверя или и вовсе чудо-юды, — затем Кощег и Злата, не просто веревкой связанные, а вцепившиеся друг в дружку словно полюбовники, а уже за ними мрак сплошной, в который уж точно лучше не попадать было.

Сад к тому времени разросся еще сильнее. Расцвел яблоневым и сиреневым цветом. Аромат стоял такой, что кружил голову и мысли дурманил. Вскоре сменился цвет плодами огромными, соком наливными, красивыми — глаз не отвести. Злата сглотнула.

— Только не вздумай сорвать цветок или ягоду. Про яблоко вообще молчу.

— Чай сама догадалась, что нельзя, — прошептала Злата и подумала: теперь точно не поддастся искушению. Да даже если бы есть плоды можно было, не притронулась и не надкусила назло Кощегу.

Так до самой зари вечерней шли. Как сумерки опустились, призрачная фигура остановилась, поколыхалась, колдовскими огнями подсвеченная и, в единый миг развернувшись, посмотрела на преследовавших. Упал капюшон с головы. Глянула на них призрак в действительно женском обличии. Вот только лицо ее было раскроено словно надвое. Одна часть принадлежала девице, еще недавно девочкой прозываемой, вторая же — древней старухе с цепким взглядом. Сам собою возник и засиял на лбу призрака золотой венец, яхонтами украшенный. Подняла она руку и… пропала, как и не было, а вместе с ней сад чудесный.

— Хорошо хоть гать не исчезла, — проворчал Кощег, и Злата с ним согласилась, — а-то всякое бывало.

Что именно бывало из всякого рассказывать он не стал. Впрочем, Злата и не просила. Только страшных историй ей сейчас недоставало. Таковые россказни хорошо слушать у костра да в доброй компании, когда тепло, сытно и каждый в случае нужды готов спину прикрыть, а не посреди болота, полного опасных тварей, находящегося незнамо где.

Ночь опустилась вокруг, только идти светло было. Повсюду светились гнилушки, колдовские огни друг за дружкой над водой носились, в глубине переливались разноцветьем упрятанные в трясину сокровища и пустые глазницы мертвецов — куда же без них. Однажды забурлила вода, нечто огромное поднялось к самой поверхности, выпростало голову на длинной шее, чем-то напомнившей хобот элефандина, но путниками, по гати бредущими, не заинтересовалось, поймало зубастую рыбину, одновременно напоминавшую щуку и сома, да убралось восвояси.

— Это чудо-юдо мирное, — сказал Кощег, — бывало, коркодил вылазил, а пасть-то у него не в пример больше.

— Ты живойта в виду имеешь? — уточнила Злата.

— Ну а кого ж еще?

— Красиво здесь ночью, — заметила Злата.

— Это ты еще головы не поднимала.

Кощег указал ввысь на наконец-то очистившееся от белесой хмари небо. Злата взглянула и ахнула. Весь купол сиял глубинным светом. Звезды в салки на нем играли. Ржали и били копытами стрибожьи кони. Пролетела Баба Яга в ступе, помелом направление задавая.

— Ты смотри, смотри, — прошептал Кощег, — я поведу, не дам оступиться.

Злата едва рот не открыла от того, чего увидела. Показалось, в вышине повстречались обе зорьки-заряницы: утренняя и вечерняя. Были они очень похожи, ничего не стоило спутать.

— Удивлена? В грозник любят зорьки ходить рука об руку, — сказал Кощег. — Двойницы они, сестры родные. Надоедает им дружка за дружкой по небосводу бегать, хочется встретиться да посекретничать о своем девичьем.

Ехал на огненном жеребце босой воин с копьем и кудрями венком украшенными, собирал облака с пастбищ и гнал на север. Одна маленькая звездочка слишком заигралась и скатилась с небосклона где-то за лесом. Злата проследила ее движение, моргнула и охнула. В болоте, оказывается, тоже творилось неожиданное.

Кочки с зеленой травой то тут, то там повылазили из-под воды темной, и на каждой стоял то сундучок, то ларь раскрытый с сокровищами, дорогими мехами и тканями, златом-серебром. От бус, венцов, кокошников тонкой работы в глазах рябило. На кустах голых и чахлых висело всевозможное оружие: и ятаганы басурманские, и честные прямые мечи двуручные, колчаны с чудо-стрелами, обязательно в цель попадавшими, а уж всяким ножам да кинжалам счета не было.

— То-то ты зубы мне заговариваешь, Кощег, — сказала Злата. — Думаешь, как увижу побрякушку какую аль перстенек, все забуду и кинусь к нему, с гати сойду и в трясине утопну? Я все же дочь царская и у батюшки моего казна не пуста стоит.

— Вот именно потому, что ты дочь царская и хотел поберечься, — проронил тот. — Люди царских кровей на золото и каменья падки посильнее прочих разбойников.

Злата фыркнула, затем вспомнила Забаву. Сестрица ни одной ярмарки не пропускала, а тем паче, если приезжали заморские купцы. Обожала она наряды новые и безделицы из блестящих самоцветных камушков. Если что по душе приходилось, начинала канючить, как дите неразумное, кручиниться, слезы лить и не успокаивалась, пока батюшка не купит понравившееся. После этого вмиг веселела, хорошела, излучала радость.

Да, Забава, пожалуй, могла бы поддаться искушению. Но только она. И Гордея, и Василиса точно вылеплены из другого теста. Злате же всегда были безразличны сокровища. И не только потому, что Ягафья еще в младенчестве поведала откуда появляются в Яви богатства — все они из мира Подсолнечного, загробного, оттого и Кощей богаче всех, ест и пьет на золоте, — а Путята доказал неоднократно первичность умения над оружием. Даже ковка метала особой роли не играла коли воин действительно умел мечом махать, а уж от красы оружия тем паче ничего не зависело.