Кощег

— А в это время Кощей, тот самый аль просто именем тем же прозвавшийся, вполне может прибыть и забрать Василису, Гордею, Любаву или Забаву, — вздохнув, она кинула еще один взгляд на ивы и повернула обратно.

До поляны, поросшей сон-травой, они дошли молча, размышляя каждый о своем.

— Раз нужно оно тебе, спроси, — нарушил тишину Вольх. — Не сомлевайся, Златка, я вытащу. Раз уже вытащил и сейчас сумею.

— Я и не сомневаюсь в тебе, братец, — ответила Злата. — Осьмнадцать мне сочлось осенью, а о проклятом злодее ни слуху ни духу. Батюшка уж бояться перестал, снова на пирах насмехается над хозяином замка зачарованного, а дружинники и вовсе бахвалятся подвигами ратными, ими никогда не свершаемыми. Послушать, всякий вызывал на бой колдуна самого и приставлял меч к его шее, грозя снять с нее буйную голову. У меня всякий раз уши горят от баек этих. Накличут беду, ох, накличут.

— Люди… — Вольх тихо зарычал. — Ненавижу таких. Кто там у вас самый бойкий? Яшка-аршин да Еремка-оглобля?

Злата кивнула.

— На позапрошлой неделе пошли Феклу с Просковьей до деревеньки Изгоры провожать, да так о своих подвигах брехали, что Лихо пробудили, вылезло из ямы оно близ дороги, единственным глазом на них луп-луп.

— И?

— Лихо оно на то лихо и есть, ему покон не писан, но на саму дорогу никогда не сунется, это ж для нее что река. Так девки о том с младенчества ведали, как шли так и продолжили, а дружиннички ваши… — Вольх сощурив янтарные глазищи посмотрел на Злату.

— Ты чего? — удивилась та. — Говори.

— В общем, с первым медвежья болезнь случилась, а второй похрабрее оказался, просто портки обмочил. Развернулись и деру дали.

Злата расхохоталась.

— Защитнички! — и тут же посерьезнела. — Вот видишь, нельзя мне уходить выполнять последнее испытание, пропадут без меня, если беда случится. Может, конечно, и со мной пропадут, но я хотя бы винить себя не стану: буду знать, что все посильное сделала.

— Не кручинься, Златка.

— Видать, снова придется мне с вопросом прийти на поляну.

— Когда ждать тебя? — деловито спросил Вольх.

— Сегодня в полночь.

Волколак удивленно хмыкнул.

— А чего тянуть? — Злата недоумевающе приподняла брови. — Чем раньше узнаю, тем лучше.

На том и порешили.

Когда вышла Злата к дереву без коры, Купало зенит миновал и к виднокраю заспешил. На валуне хлеба уж не было, зато стояло лукошко, полное грибов да ягод.

Поблагодарила Злата лесного хозяина, поклонилась ему в пояс, обулась и побежала из леса. Дорога пусть и близка, а все равно время занимала. Девки, с которыми она в лес уходила, вряд ли воротились и рассказали, что царевну потеряли, но поспешить все равно стоило.

Глава 2

— Златушка! — сестрица Любава, только завидев, подбежала, схватила Злату за руки, закружилась на месте, в хоровод на двоих увлекая.

Злата едва-едва успела сунуть лукошко проходившей мимо чернавке.

— Да что случилось-то, сестрица? — спросила она.

От сердца отлегло. Значит, не переполошились, не обеспокоились ее отсутствием.

— Ой, Златушка! Ведь допрыгнул. Двух бревен всего не дотянул до оконца!

Это Любава о женихе очередном рассказывала. Все старшие сестры, что не вылетели еще из отчего дома собственные гнезда вить, озаботились поиском женихов. Как и положено царевнам, выходить замуж они собирались не абы за кого, а за самых лучших. Женихам приходилось исполнять их условия. Царь-батюшка это только приветствовал: одного из зятьев он намерен был посадить на трон в будущем.

— А сам-то хорош! Волосом черен, очи, как уголья, а усищи!.. Знатные! У самого старого сома в пруду, которого уж и не поймешь сом он али уже водяник, и то таких не имеется!

— Иноземец? — встревожилась Злата.

— Из земель угрийских, зовется Элодом, — ответствовала Любава.

Злата выдохнула с облегчением. Не стал бы Кощей называться чужим именем. Ни к чему ему, да и страшиться некого.

— А какой у него конь! — Любава подпрыгнула от распиравших ее чувств. — Ох, если бы ты видела, Златушка! Истинно бурый! Одна шерстинка золотая, другая серебренная.

Любава долго так могла скакать, радостью своей делясь, да вышел на крыльцо Путята Аскольдович — царский воевода — окликнул, Злату к себе подозвал.

— Царь-батюшка видеть тебя желает, к себе требует, да не ко трону, а в горницу.

Злата кивнула, махнула на прощание Любаве, но та уже нашла себе других слушателей.

— Царь-батюшка гонцов к соседям посылал. И к Еремею, и к Авдею, и к Дадону. Ко всем, как оказалось, калика приходил. Каждого стращал, что украдет дочку Кощей Бессмертный. К Годону и Гведону только не заглядывал, да и ясно: у них сыновья лишь, — сказал Путята шепотом, пока по дворцу царскому шли.

— И что же? — спросила Злата. — Он полагает, беда минула?

— Он — да, но не ты?

— Не я.

Вот они и до резной двери дошли, через порог переступила Злата уже в одиночестве. Путята остался снаружи ждать.

— Здравствуй Златушка! Проходи, голубушка.

Для своего обыкновенно мрачного настроения царь казался очень уж приветлив. Таким младшая дочь привыкла видеть его лишь на пирах с чаркой зелена-вина в одной руке, ногой лебединой в другой. Означало ли это то, что и сейчас батюшка навеселе был? Характерного запаха не ощущалось.

— Радость у нас великая, Златушка! — продолжал тем временем Горон. — Оказалось, не на нас одних пало бремя взора кощеева.

— Чему ж тут радоваться, батюшка? — удивилась Злата. — Тому, что не над одними нами меч навис?

— Вот же, дура-девка! Хоть как парня и воспитывали, а все равно бабий ум короток, — махнул на нее рукой царь. — Да не этому я радуюсь… а хотя бы и этому. Ай, совсем ты меня запутала!

Злата скрестила руки на груди.

— Кощей ведь не падишах какой, ему гарема не надобно, — молвил царь. — Поняла теперь?

— Нет, — стояла на своем Злата.

— Дура! Стращал он нас всех! — выкрикнул Горон. — Не знаю, забавлялся так, наверное. Он ведь нечисть, ему человеческие увеселения неинтересны, дай жизнь кому попортить, напугав до полусмерти! — Голос царя вдруг стал мягче, проникновеннее: — Я ведь звал повиниться перед тобой, Златушка. Порушил злодей твое детство, сызмальства была отвлечена ты от нарядов да забав девичьих, вот и женихов твои сестры себе ищут. Тебе ведь тоже хочется, я ж вижу. Сердце родное не обманешь.

— Не надобно мне ни нарядов, ни женихов, — вымолвила Злата. — Вот уж чего не доставало!

— А чего надобно? — Горон сощурился. — Судьбы богатырок хочешь, которые на лошадях по-мужески скачут и бьют ворогов с ратниками наравне?

— А коли и так, то что?

— На них же ни один мужик не посмотрит. В жене первая добродетель — кротость должна быть. Твоя мать знаешь какой была… эх…

Злата вздохнула. Ругаться расхотелось, но это вовсе не означало, будто она желает нарядов и замуж!