Кошка в сапожках и маркиз Людоед

– Красных сапог, - сказал Огрест очень серьёзно. – Значит, дело не в них. Но что вы сделали этому дуболому, Кэт? Опять пытались творить добро?

– Клянусь, я его даже не знаю!..

– Зато я знаю, - он посмотрел вслед удиравшему парню таким взглядом, что я снова вздрогнула.
– Это работник Миттеранов. Вы уверены, что не пытались помирить его, к примеру, с престарелой бабушкой?

– Вы ещё шутите?! – воскликнула я. – Не знаю, что я ему сделала! Он напал на меня… Я всего лишь спросила, как пройти до деревни ткачей!..

– Ладно, выясним это позже, - Огрест пнул шапку, оброненную парнем, и поднял нож, - бежать этому идиоту всё равно некуда, его поймают самое позднее – завтра. И если он отморозит по дороге до города уши, жалеть точно никто не станет. Теперь объясните насчёт Марлен и ткачей. Я прочитал вашу записку и ничего не понял, хотя и пытался.

– Она пошла за лентой, - сказала я, стуча зубами. – За голубой лентой, чтобы разрушить проклятье леди Юджени.

– Какая лента? Что за бред? – маркграф снял свой меховой плащ и завернул меня в него, хотя я пыталась противиться.

– Легенд своего города не знаете? – сбивчиво говорила я.
– Чтобы победить Большой Холод, горожане соткали голубую ленту, оплели ею город, и мороз отступил… Да заберите вы плащ! Хотите воспаление лёгких подхватить?!.

– Зубами-то вы стучите, - ответил он. – И при чём тут Марлен?

– Госпожа Беатрис – портниха, рассказывала про колдовство, любовь и зиму… И Марлен решила выбрать колдовство… То есть волшебство… - я пыталась снять плащ, а Огрест снова натягивал его мне на плечи.

– Если честно, звучит странновато, - сказал он. – И опять непонятно.

– Что тут непонятного?! – я закатила глаза. – Марлен верит, что при помощи голубой ленты можно спасти леди Юджени… Марлен сама мне об этом говорила, а я пропустила мимо ушей… А сегодня нашла в её игрушках голубые ленточки – она оторвала их с платья и связала, но он короткие… И ещё я ей рассказывала, как сбежала из дома в её возрасте!

– Вы сбежали из дома?
– переспросил Огрест немного ошарашенно.

– Нет, - тут же оговорилась я.
– Я не в том смысле... Просто, скорее всего, Марлен приняла мои рассказы и городские сплетни, как руководство к действию.

– Идти можете? – коротко спросил он.

– Спрашиваете! – возмутилась я. – И заберите вы свой плащ! Я в нём только ползти смогу!

Мы ещё перепирались, когда на дорогу со стороны города лихо вырулили сани, запряжённые гнедым жеребцом. Лиленбрук правил стоя и щёлкал кнутом. Нам он тоже замахал кнутом и натянул поводья:

– Эй, молодёжь! В санях-то быстрее будет?

Огрест мигом закинул меня под медвежью шкуру и, наконец-то, надел плащ.

– Это вы послали Робера с поручением? – спросил Лиленбрук, глядя через плечо, как мы устраиваемся в санях. – Что-то срочное? Он летел со всех ног. И даже шапку потерял.

– Нет, он действовал по собственному усмотрению, - мрачно сказал Огрест и показал Лиленбруку нож. – Напал на барышню Ботэ. Пытался зарезать.

– Что?! – изумился господин Савё.

– Давайте об этом потом, - взмолилась я, не желая вспоминать то, что произошло сейчас на дороге. – Едем уже к ткачам, иначе я точно сойду с ума!

– Трогай, - маркграф бросил нож на дно саней, хлопнул Лиленбрука по спине, как простого возчика, и скомандовал: - Кэт, смотрите налево, я направо.

Сани понеслись сквозь снежную пелену, и я, завернувшись в тёплую шкуру, внимательно смотрела на обочину дороги. Столбики мелькали, как лошадки в карусели, а потом показалась мельница, и вместе с ней - каменные дома ткачей.

Господин Лиленбрук знал, куда ехать, и вскоре сани остановились у небольшого домика, где мягко светились окошки, занавешанные кисейными шторами с оборками. Огрест выпрыгнул ещё на ходу, взлетел на крыльцо и скрылся за дверью. Лиленбрук помог мне выйти из саней, и вместе с ним мы без стука зашли в дом следом за Огрестом.

Нам открылась самая чудесная и счастливая картина, которую только можно было вообразить – в кресле у камина преспокойно спала Марлен, укрытая клетчатым пледом. Огрест склонился над ней и протянул руку, касаясь тёмных распущенных волос девочки, а госпожа Беатрис стояла рядом, прижимая к груди голубую атласную ленту.

– Простите, милорд, - лепетала она, - но барышня попросила ленту, а у меня как раз оставался голубой атлас…

– Могли бы сообщить, что девочка у вас, - строго сказал Лиленбрук. – Мы весь город перевернули.

– О, простите… - госпожа Беатрис совсем перепугалась.

Но Огрест даже не обратил на неё внимания. И даже не стал ругать Марлен, когда она проснулась и начала оправдываться. Да и мне расхотелось шлёпать эту нарушительницу спокойствия. Вскоре Марлен была одета в свою синюю шубку, закутана в шаль госпожи Беатрис для дополнительного тепла, и посажена в сани. Я села рядом, укрыв девочку медвежьей шкурой, и обняла для верности – чтобы больше маленькая колдунья никуда не исчезла. Лиленбрук дёрнул поводьями, пуская коня шагом, а милорд Огрест пошёл рядом с санями, держась за борт. Я настаивала, чтобы мы шли по очереди, но Огрест только отмахнулся. Он был счастлив, по-моему. Я посматривала на него искоса – как он ловил каждый взгляд Марлен, как поправлял на ней медвежью шкуру – и думала, что этому мужчине нужны свои дети. Чтобы он жил не памятью покойного брата, а собственной жизнью. Жил сам, несмотря ни на что.

Глава 20. Последние городские новости

Чтобы успокоить Марлен, мы сразу же испробовали голубую ленту, которую она привезла из деревни ткачей, бережно прижимая к сердцу. Признаться, я и сама надеялась на чудо – а вот вдруг! Вдруг голубая лента вместе с горячим желанием дочери разрушит злое колдовство, наложенное на мать?

Я опоясала лентой Юджени, а милорд Огрест завёл в подземелье Марлен.

Увы, чуда не случилось. Маркграф сразу же увел племянницу наверх, а я оказалась свидетелем, как женщина превращается из человека в кровожадное чудовище, бросаясь на прутья решётки, а потом снова становится человеком – и плачет от ужаса и отчаяния.

Эту ночь я продремала в кресле, в комнате Марлен, время от времени просыпаясь, когда слышала тихие всхлипывания со стороны кровати. Подходила, утешала, напевала колыбельную, ждала, когда Марлен уснёт, и сама начинала дремать. О том, чтобы оставить сегодня девочку одну, не могло быть и речи. Утром меня сменила госпожа Броссар, но вместо того, чтобы уйти к себе в комнату и спокойно поспать, я надела пальто и шапку, и спустилась по лестнице.

Огрест выглянул в коридор сразу, будто только и ждал, когда я появлюсь.

– Куда это вы? – спросил он, на ходу натягивая шапку и сбегая следом за мной по ступеням.

– Хочу сходить в церковь. Поставить свечу в благодарность за то, что с Марлен ничего не случилось. Просто удивительно, как она в такой мороз без приключений добралась до деревни.

– Удивительно, - согласился маркграф и накинул плащ. – Что ж, пойдёмте в церковь.

– Тоже хотите поставить свечу? – спросила я.

– Хочу быть уверен, что с вами ничего не случится, - ответил он. – Парня Миттеранов ещё не поймали.