Кошмар в летнем лагере
Шрифт:
Вик же стоял, облокотившись на перила чуть в стороне от Маши и Вани, и лениво поглядывал на противоположный берег озера. И выглядел непривычно — так, что я даже с шага сбилась. Вместо спортивных шорт и великой на три размера футболки на нем были черные джинсы и черная майка, открывающая широкие загорелые плечи. На руке появились часы, волосы, как и всегда, были в беспорядке, но каком-то ином — видно было, что Вик постарался. И сделал это совершенно зря, потому что в таком виде ему теперь точно нельзя в досуговый центр, его там на части порвут. Хотя, учитывая тенденцию, порвут скорее меня.
Глядя на Вика, я на мгновение пожалела,
Вик оглядывал меня с ног до головы все то время, пока я приближалась. Уж не знаю, что там в его голове творилось, но он улыбался. А я постепенно замедляла шаг, оттягивая момент столкновения. Мы виделись совсем недавно, перед ужином, но столько поменялось с тех пор! От волнения у меня кружилась голова и потели ладони, мысленно я перебирала варианты начала разговора, но все казалось глупостью несусветной.
В итоге Вик шагнул ко мне и подал руку, встречая.
Вот так просто? Мы уже держимся за руки?
В этом ничего такого… наверное. Мы с Виком уже держались за руки. Да и тот же Роман постоянно подавал мне руку, а мне и в голову не приходило возразить или увидеть в этом нечто особенное. Рука и рука. Не ахти какой контакт. Уж точно не причина застывать, сомневаться и трястись всем телом от мысли, что он возьмет меня за руку. Что мы соприкоснемся кожа к коже и, скорее всего, прогуляем так весь вечер.
Иногда на соревнованиях, да и на тренировках, замораживаются мелкие травмы, чтобы они не мешали выступать. Так я выступала с замороженным коленом, когда повредила его на прыжке. Так я выступала с замороженной поясницей, когда нашим хореографом была девушка из художки и слегка перестаралась с моей растяжкой. И заморозка поясницы ощущалась странно — холодком на спине, скованностью… а потом резким откатом, при котором чувствуешь, как онемение медленно отпускает каждый позвонок, и это хорошо и больно одновременно. И все это на спине, и все чувствуется…
…так же чувствовалась протянутая рука Вика, которой я даже не коснулась. Онемением спины и откатом, чем-то приятным, но вместе с тем болезненным и в перспективе опасным.
Его рука так и осталась висеть в воздухе.
Эту неловкость быстро скрасила Маша:
— Лана! Мы тебя заждались… — она посмотрела на Вика, а потом опять на меня: — А вы двое как будто на рок-концерт собрались, так похожи! Или вы договорились заранее? Может, я тогда вас сфотографирую? Сегодня закат такой красивый, и в озере отражается…
Ладно, насчёт неловкости я ошиблась — она ее не скрасила, а усугубила.
Не дожидаясь ответа, Маша потянулась за телефоном и, бубня себе под нос, принялась выставлять нужные настройки. Крытова у нас была фотографом по призванию и часто шутила, что если Олимпиада ей не светит как спортсменке, то она точно на ней поснимает. Маша всегда все фотографировала, это нормально, но разве не видно, что сейчас не время, что это неловко?
— Встаньте вот здесь, — приказала она, — чтобы отражение в озере вошло в кадр.
— Маша, я не думаю,
что это уместно…— Идем, я хочу эту фотографию, — в этот раз Вик не протягивал мне руку в ожидании, я просто взял мою, не дав шанса на отступление.
— Может, я не хочу? Ты похож на итальянского мафиози!
— Тогда со мной вообще спорить опасно, — убежденно ответил Вик. — А Маша фотограф.
— Не ахти какой!
— Лебедева, я же все слышу! — возмутилась Крытова.
— Да в этом, собственно, и цель.
Но мои возражения никто во внимание не принял. Так мы с Виком оказались в углу у перил, он встал позади, мягко положил ладони на мои плечи и слегка их сжал, словно призывая расслабиться. Но куда там! Я же чувствовала, что он так близко, между нами остались считанные сантиметры… Вик чуть наклонился, его пальцы проскользили по моим рукам ниже, пока он не скрестил их у меня на животе, вплотную прижимаясь к моей уже совсем окаменевшей спине. Он положил подбородок на мое плечо, и я забыла, как дышать. Кажется, у Крытовой все шансы сделать мою предсмертную фотографию.
— Лебедева, поверни чуть-чуть голову, чтобы не светить синяком в кадре. И улыбнись! Тебя как будто в заложники взяли, честное слово! — Маша двигала телефоном, пытаясь выставить свет.
— Если ты не заметила — так все и случилось. И никто не желает мне помочь.
Я почувствовала, как грудь Вика вибрирует от смеха, а его руки на моем животе сжимаются сильнее, меняя положение, комкая футболку и задевая голую кожу. Почему я просто не положила этому конец? Можно было Вика оттолкнуть, не под дулом пистолета же он меня так поставил. Но я просто не могла сдвинуться с места, утопая в его объятиях, в его запахе, чувствуя его улыбку и даже его волнение.
— Это что, мурашки у тебя на руках? — шепнул на ухо Вик.
Я повернулась к нему с намерением возмутиться. Объяснить, что мурашки скоро будут у него, потому что полетит он с мостика в холодную воду — явно же напрашивается человек поплавать. Но все возмущения застряли в горле, когда мы с Виком оказались так близко — нос к носу. В нескольких сантиметрах от поцелуя.
Вик смотрел на мои губы так остро и жадно, что я не сомневалась — сейчас, прямо сейчас все повторится, но вмешалась Машка и ее восторженный возглас:
— Вау! Получилось очень красиво. А теперь, ребят, можете сесть на край так, чтобы я поймала ваше отражение и…
— Нет, хватит уже фотографий, — хриплым голосом ответила я, выпутываясь из рук Вика. — Тебе, Крытова, только волю дай — до утра заставишь позировать и ловить отражения во всех местных озерах.
— Ну ладно, — расстроилась Машка, убирая телефон, — в другой раз.
— В другой раз, — пообещал Вик, глядя на меня с улыбкой. А потом вдруг обратился к Машке: — Скинешь мне фотки?
Такого я вообще не ожидала:
— Что?! Зачем?
— Мы же на них вдвоем. Логично, что они и для меня тоже.
— Нет! То есть… я сначала должна посмотреть.
— Ой, нет, не давай ей посмотреть, — влезла Машка. — У Ланы уровень самокритики до небес, она вечно удаляет хорошие снимки. Продиктуешь номер? Я все отправлю вам обоим…
— Там же фингал видно!
— Не видно там ничего.
Мне только и осталось смотреть, как момент величайшей неловкости, запечатленный на фото, летит от Машки прямехонько на телефон Вика. А у Крытовой последний айфон, уж он-то все до последней мурашки заснял, без сомнений.