Космаец

— Как ты думаешь, товарищ комиссар, истратим три патрона или?.. — спросил взводный Ристича и поднял ладонь к горлу, показывая, что он готов удавить пленных.

— Нет, расстреливать не будем. Передадим в штаб, пусть там решают, — комиссар обернулся: — Мрконич, веди их с глаз моих долой. Передай заместителю командира. И это барахло пускай заберут, — он пнул ранец ногой.

— Катица, возьми хоть шелковые чулки, черт побери, — улыбаясь крикнул Штефек. — Ты таких небось никогда не носила.

— Мрконич, смотри, чтобы они у тебя не сбежали, — крикнул Стева им вслед.

Мрконич только крепче сжал винтовку и с облегчением вздохнул. Он никогда не думал, что могут быть такие встречи. Ладони у него вспотели. Все чаще чувствовал он на себе испытующий взгляд одного из пленных и читал в нем вопрос: «Ты узнал меня, мародер?»

— Вперед, вперед, — торопливо покрикивал Мрконич, подталкивая пленных винтовкой в спину, — ну, что застыли, как деревянные.

Когда они отошли подальше от партизан и скрылись в небольшом леске, один из усташей замедлил шаг и, с усмешкой глядя в лицо Мрконича, спросил:

— Что, приятель, не узнал меня?

Мрконич приставил винтовку к его груди.

— Вперед, сволочь, если не хочешь копыта вытянуть.

— Да, Анте, не думал я, что мы так встретимся, — выдержав враждебный взгляд Мрконича, продолжал пленный. — А ловко ты к ним примазался… Ну, это хорошо, когда среди врагов находятся друзья.

Мрконич почувствовал озноб.

— Замолчи, пока я не заткнул тебе глотку свинцом, — взвизгнул он. — За кого ты меня принял?

— За своего товарища, за кого же еще. Я думаю, что ты меня еще не забыл.

Усташа замедлил шаг, намеренно отставая от двух других.

— Ты, Анте, только развяжи меня, — усташа протянул ему посиневшие руки, — никто не узнает, ей-богу… Помнишь, как ты сбежал от меня? Ведь как раз из-за тебя меня и послали в Вышеград, и я там чуть было не засыпался… Меня отпусти, а этих гони дальше, скажешь, что я убежал… Антон, ради бога, мы ведь свои люди…

— Послушай, ты, падаль, — оскорбленно выкрикнул Мрконич, — что ты там лаешь, я тебя и в глаза не видал.

— Брось дурачиться, Антон, ты что, забыл ту кафану [28] , где мы пили пиво, а ты схватил мою винтовку?

28

Кафана — трактир, кафе.

— Замолчи, скотина, пока я тебе все зубы не пересчитал.

— Ну, ладно, ты всегда был сволочью… Давай, гони нас, я как-нибудь вывернусь, только не знаю, каково тебе придется. Ты ведь, наверное, не все сказал, когда явился сюда, к ним? Не рассказал небось своему комиссару, как резал партизанских детей и вешал женщин?

Мрконич бросил на него пронзительный злой взгляд. Сердце его сжалось, он стиснул кулаки, замахнулся и тяжело ударил усташу в лицо.

— Ну, что же, и за это спасибо тебе, Мрко, — промычал усташа, он даже не мог утереть кровь, которая лилась из носа и рта. — Только я ничего не забываю. И это я тебе тоже припомню.

Мрконич дрожал как в лихорадке, у него постукивали челюсти, вздрагивала каждая жилка. Перед глазами потемнело. Спины пленных показались ему огромными, как у великанов, они едва помещались среди деревьев. Он уже не сомневался, что Ненеза выдаст его. В самом деле, они вместе служили в усташах, вместе отправлялись «охотиться» на партизан, жгли их дома, расстреливали родителей, резали детей и вешали жен. Если партизаны узнают все это, ему не миновать виселицы. Жизнь показалась ему отвратительной. Мелькнула мысль сбежать вместе с Ненезой, но ее сменила другая, пришло на память, почему он бежал от усташей.

Это было прошлой весной. Мрко так отличился в борьбе против партизан, что его перевели в небольшой городок в штаб сатнии [29] . Сделали его чиновником и пообещали офицерский чин. Но время шло. Операциями штаб не занимался, поэтому не было ни женского барахла, ни денег, ни золотых вещей, которые можно было отнять. А деньги в городе еще нужнее, чем в отряде. Что делать? Из каждого положения можно найти выход, если человек умеет воровать. Нашел Мрко выход, да попался.

29

Сатния — полк (хорв.).

— Вот и дурак, — говорил ему тогда Ненеза, ведя Мрконича в тюрьму. — Ты что, по-другому денег достать не сумел, у офицера украл. Ты бы меня спросил, где я деньги добываю. Лучше всего это получается, когда делаешь обыск в домах коммунистов. Я в первую очередь требую показать золотые вещи, соглашаюсь и на серебро. На пасху я получил от одной пресвятой мадонны бриллианты и продал за двести тысяч кун.

— Пока меня не перевели в штаб, я тоже так делал, — нехотя ответил ему Мрко, — а сейчас меня в дело не посылают.

— Дурак, меня тоже никто не посылает, я сам иду… Понадобятся мне деньги, беру с собой еще одного парня, автомат на шею, гранаты на пояс, шлем на голову. Шлема люди боятся больше, чем винтовки. Вваливаемся в первый попавшийся дом. Всех, кого застанем, в один угол, и начинаем обыск. — Ненеза зевнул, почесал затылок и продолжал: — Только вчера нам не повезло. Чуть было в западню не попали… Идем, видим хороший дом, ну, думаем, тут найдется чем поживиться, а там, оказалось, живет немецкий офицер. Мы в двери, а он за пистолет… Бедный Крле Воделяча, ты его знал, ездовой из рабочей роты, так и остался на мостовой… В городе суматоха. Немцы, как ищейки, окружили целый квартал. Нас форма спасла, мы сделали вид, что прибежали на помощь, так и удалось замешаться среди них… Знаешь, я должен пятьдесят тысяч кун. Одолжи мне денег, я тебя отпущу, скажу, что ты сбежал… Вчера у одного нашего часового сбежало двое коммунистов. И ты бы мог удрать. Раз украсть мог, значит, и сбежать можешь. У меня в кармане ни крейцера, а мне как раз захотелось выпить кружечку пива.

— У меня в башмаках спрятано пять тысяч, давай зайдем в кафану, я бы тоже выпил.

— Не лукавь, Мрко, где есть пять, там и пятьдесят найдется.

— Клянусь тебе, больше нет. Неужели я не заплатил бы пятьдесят тысяч за свободу? Я бы и сто заплатил, если бы было. Поверь мне в долг.

— В долг я и в постель со шлюхой не лягу… Хорошо, что хоть пять тысяч есть, можно немножко закусить.

В кафане было тихо. Давно миновали мирные счастливые времена, когда здесь кипела жизнь, как в улье, когда подвыпившие крестьяне разбивали кружки, ломали стулья и стреляли в потолок — там и сейчас еще видны следы пуль. Старик хозяин дремал у окошка, дожидаясь вечера, когда нагрянут немецкие и усташские офицеры с девками, приведут певичек с голыми спинами и всю ночь будут слоняться по углам, пить и гулять.

Когда открылась дверь и на пороге показались Мрко и Ненеза, хозяин нехотя встал, недовольный тем, что перебили его сладкий сон, и в сердцах подвинул стулья.

— Чего изволит ваше величество? — ядовито спросил хозяин, когда они уселись за стол.

— Смотри, старый осел еще брыкаться может, — улыбаясь кривыми желтыми зубами, заметил Ненеза и приказал: — Давай, черт гнедой, принеси нам две кружки пива. Только поживей поворачивайся, а то как дам сапогом в толстый зад.

Мрко не спешил, пил пиво маленькими глотками, тянул время, надеясь улучить момент и обезоружить Ненезу.