Космаец

— Хватит с меня твоих кусков, — не глядя на отца, ответил Драган. — А я воевал за родину и короля, если убивал, так за него убивал. И сейчас жалею, что мало убивал. Были бы мы покруче, до этого бы дело не дошло.

— Из-за тебя мне стыдно людям в глаза смотреть, — упрямо продолжал старик. — Я тоже королю служил. И побольше тебя. Я пять лет был в армии. Албанию прошел, Салоникский фронт, а на своих никогда руки не поднимал. А ты? Что тебе сделал Душан Тодорович? За что ты его повесил? За что поджег дом Станислава Окетича?

— Я выполнял приказ короля.

— Эх, короли уходят, а народ остается, — вздохнул старик и скрылся за дверью.

Драган спешил сбрить бороду. До вечера он хотел поспеть на станцию и сесть в первый же поезд. Сначала он собирался спрятаться в городе, оттуда уже легче будет пробраться на запад, куда, по слухам, ушли уже почти все коляши. Но бритва была тупая, а борода жесткая. Он морщился, скрипел зубами, слезы текли из глаз. За этим делом он не услышал бешеного собачьего лая во дворе. Он пришел в себя от выстрела, который заставил замолчать собаку. В это время он успел сбрить только полбороды. Драган подскочил к окну. Во двор въезжало шесть верховых. Он выхватил револьвер и стал за приоткрытой дверью, не спеша поднял пистолет, прицелился, нажал на курок. Раздался выстрел. Один из всадников растянулся посреди двора. Остальные рассыпались, залегли в укрытиях и начали стрелять из винтовок.

Пули разбивали стекла на окнах, дырявили оконные рамы, откалывая от них щепки, стучали по черепице. Между строениями метались папахи четников, они окружали дом, прячась, как могли.

Мать Драгана, услышав выстрелы, выбежала из кладовой и окаменела. Мимо пробежал четник, сжимая окровавленную винтовку.

— Детушки, родные, — завопила Станойка, — что вы делаете, детушки?

Четник повернулся к ней, вытянул карабин и, не целясь, выстрелил.

Перед глазами старухи вспыхнул розовый огонек, что-то, словно пчела, ужалило ее в грудь, дыхание остановилось, и все вокруг завертелось с головокружительной быстротой. Ноги подкосились, и она свалилась на землю, кропя траву кровью.

Дуэль затянулась. Драган отстреливался, перебегая от окна к окну. У него было больше тридцати патронов и две гранаты. Он надеялся продержаться до сумерек. Дверь забаррикадировал столом и лавками. Дом был каменный, в два этажа, на второй этаж без лестницы не подняться. За полчаса перестрелки он успел снять троих. Если и дальше так пойдет, ни один не улизнет от него.

Стрельба и крики во дворе не прекращались. Длинная пулеметная очередь сорвала остатки оконного переплета и продырявила потолок. Посыпалась штукатурка. Комната наполнилась пылью и запахом пороха. Четники рвались вперед, как бешеные собаки. Они были полны лютой злобы на своего командира, который предал их, сбежав, пока они спали.

Вчера, после атаки на партизан, потеряв своих лучших бойцов, они отступили через Космай, спустились в Рогачу и заночевали в крайнем доме. После ужина, где было выпито немало ракии, все улеглись на сеновале, а когда утреннее солнце разбудило их, майора с ними не было.

— Спрашиваешь, видел ли я вашего командира? — прищурившись переспросил крестьянин, у которого ночевали четники, когда Мрконич спросил его о Петровиче. — Эту сво… этого пай-мальчика из Селишта?

— Ты, бродяга, немного повежливее, если не хочешь подавиться собственными зубами, — налетел на него Мрконич, который за месяц успел завоевать доверие Петровича и стать его заместителем.

— А как же, видел я его, — уже степенно ответил хозяин и повернулся к Селишту: — Домой он отправился. — И с иронией добавил: — Скоро вернется. Винтовку у меня в кладовке оставил.

— Слышишь? Винтовку бросил, — Мрконич повернулся к коляшам.

— Поздравляю. Хоть один раз в жизни совершил умный поступок, — ухмыльнулся один из лохмачей.

— Береги морду! — заорал на него Мрконич, вытаращив глаза.

— Сейчас самое главное — голову спасти. Командир показал нам пример…

— Седлать лошадей, — приказал Мрконич.

Его короткая курчавая борода подрагивала от страха. Он чувствовал, как со всех сторон сжимается железный обруч, из которого не было надежды выбраться. Мрконич собирался пробраться из Валева через Саву в Срем, там немцы пока еще неплохо себя чувствовали, но вихрь закружил и бросил четников на Космай, а оттуда оставалась открытой только одна дорога на Белград, да и ту могли перерезать каждую минуту. «…Хоть тебе я отомщу, — стреляя в окно из винтовки, злобно думал Мрконич, — раз уж не удалось отомстить твоему брату». Пуля ужалила его в плечо. Брызнула тонкая струя крови, словно из зарезанного барашка, несколько капель попало на бороду.

— Плесень вонючая! — заорал он, в ярости выхватил гранату, в несколько шагов перемахнул расстояние от укрытия до дома и замахнулся.

Граната просвистела в воздухе, описав кривую дугу, и пропала в отверстии окна. Раздался звук, словно разбилась электрическая лампочка. Петровича сильно ударило в спину, он споткнулся, вытянул руки, пытаясь удержаться за что-нибудь, и выпустил револьвер. Боли стянула судорогой тело, он медленно терял сознание. Глаза затягивала темная колючая пелена, он тонул в беспокойной полудремоте. И не почувствовал, как ворвались к нему в дом и перевернули его на спину.

— Вот где прячется эта падаль, — сквозь стиснутые зубы процедил Мрконич и вытащил у него из внутреннего кармана кошелек с деньгами. — Собирался братца встретить, бороду хотел сбрить.

В другом углу комнаты на полу лежал мертвый старик. Пуля прошла под левым ухом и вышла над правым. У его головы стояла черная лужица запекшейся крови, засыпанная штукатуркой. Под ногами бандитов хрустело разбитое стекло и осколки посуды. Они торопливо перебирали и бросали вещи, взяли лучшее из того, что попалось под руку, нацедили в погребе по чутурице [53] вина и, наконец, поймав несколько перепуганных крестьян, приказали им таскать в дом солому.

53

Чутурица — фляжка.

— Это мой сорок девятый дом, — похвалился один из бородачей, зажигая спичку. Потом он бросил ее в солому, разбросанную по всему дому.

— И последний, видно, — заметил ему кто-то из сообщников.

— Нет, еще один подожгу, пусть хоть отцовский дом будет. На старости лет найдется о чем рассказать.

Занялся огонь и побежал по соломе. Дым потянулся к потолку и пополз сквозь разбитые окна. В соседних дворах залаяли собаки. По дороге зацокали копыта. В садах послышались выстрелы. Село опять всполошилось. Четники бросились к лошадям, но длинная автоматная очередь уложила многих на землю. Мрконич ощутил, как горячая пуля укусила ногу, и опустился на колени, схватился за кобуру, хотел вытащить револьвер, повернул голову и увидел перед собой Космайца.

— Ни с места! — крикнул партизан. — Бросай оружие!

Мрконич автоматически выхватил револьвер, но грохнул выстрел и оборвал его последнюю мысль. Несколько пуль, словно осы, искусали его голову.

Со двора не вышел ни один четник.

XII

Перед сумерками небо утратило всю красоту своей праздничной голубизны, спряталось за хмурыми облаками. В голых ветвях гомонили птицы, а за облаками слышался печальный крик журавлей, летящих в чужие, незнаемые земли. Воздух, напоенный ароматом осени, то и дело потрясал грохот пушек и гудение самолетов. С каждым шагом все сильнее чувствовалась напряженность, близость великого сражения и счастливых встреч с солдатами, которые пришли с востока, с великой Волги, и ценой крови своих товарищей принесли освобождение братскому народу. И даже лошади, словно понимая все это, спешили вперед. Космаец ехал впереди своей маленькой колонны, беспрерывно курил, глядя в одну точку между ушами своего коня, туда, где начиналась густая черная грива. На краю села он остановился, еще раз бросил печальный взгляд на Космай, который стоял как одинокий утес среди безбрежного океана, на Селиште, окутанное серыми облачками дыма, и тяжело вздохнул.