Космаец

— Штефек, прикажи связать их и отвести в штаб, — распорядился заместитель командира роты и спрятал пистолет в кобуру.

Иовица Симич сам был из соседнего села и хорошо знал деревенских богатеев, знал, как они встречали партизан во время войны, поэтому он сейчас едва сдерживал себя. Он был разведчиком и из-за них, случалось, не раз чуть было не попадал в лапы четников. Это кулачье было страшнее немецких псов. Многие заставляли своих сыновей идти с четниками. А те, у кого не было взрослых сыновей, сами шли жечь дома партизан и резать их детей. Может быть, как раз этот четник поднес огонь к его крыше и зарезал его старую мать.

— Крепче его вяжите, — приказал Симич Остойичу, когда принесли веревку, — и гоните его с глаз моих долой.

Раненого четника уложили на рядно и вынесли из дома. Дачич, который все время вертелся рядом, направил автомат на хозяина и толкнул его в спину.

— Иди вперед, — приказал он.

В доме причитала женщина. Несколько партизан взяли ее под руки и вывели из комнаты. Потом выбросили ей вслед кровать, стол, стулья и лавки, сундук задвинули в угол и стали носить солому. Уже светало. В белесом утреннем свете проступали белые дома с красными крышами. Всюду под стрехами висели жерди с нанизанными на них початками кукурузы, связки красных перцев, тыквы для изготовления сосудов. У конюшен и загонов стояли, как часовые, стога сена, копны соломы и кукурузных листьев. Уже просыпались и поднимались крестьяне. Кое-где скрипели вороты колодцев. Стучали топоры у дровяников. Жизнь в селе начиналась так же, как всегда, только у домов во дворах стояли часовые. По дороге прошел патруль, и когда он отошел на порядочное расстояние, Дачич придвинулся к крестьянину и быстро развязал ему руки.

— Беги, — шепнул Дачич, — и если когда встретишь Петровича, командира четников, скажи ему, что тебя спас его шурин.

Крестьянин недоверчиво взглянул на него.

— Не снимай пока веревку с рук, — шепнул Джока. — Пройди вперед, а когда я стану сменять парня, что несет раненого, ты припускайся бежать.

Они быстро прошли вперед, и, оказавшись на узкой улочке, которая вела в довольно глубокий, поросший леском овражек, Дачич остановился и подошел к Остойичу.

— Давай я тебя сменю, а ты гони эту дохлятину, — сказал Джока.

Носильщики остановились, опустили раненого на землю и на минуту все повернулись к нему. Дачич взял угол рядна из рук Остойича, краешком глаза наблюдая, как крестьянин свернул на улочку и скрылся за плетнем.

— Стой! — заорал он и бросился в погоню за беглецом. — Стой, стрелять буду!

Еще два партизана побежали за ним. Но Джока бежал впереди, не давая им возможности открыть огонь. Зверски ругаясь, он на ходу давал очередь за очередью. Пули свистели высоко над головой беглеца. Село всполошилось. Во дворах залаяли псы, закрякали перепуганные селезни. Часовые, стоявшие во дворах, открыли огонь. С высотки над селом застрекотал пулемет. На небе засветилась радуга трассирующих пуль. Но переполох продолжался всего несколько минут и скоро все успокоилось. Только Джока не унимался, он изрыгал одно ругательство хлеще другого и грозил Остойичу местью.

— Это ты, проклятый, виноват. Пока я его вел, он и не подумал удирать. Я хотел тебе помочь, а ты, разиня, всегда копаешься… Помог бежать этой сволочи четнику.

— Почему это я ему помог? — усмехнулся Остойич.

— А кто же еще? Тебе сразу бы надо взять его на прицел. А ты вылупил глаза на эту падаль, — Дачич подошел к четнику, снял автомат и наставил дуло на раненого, готовясь спустить курок.

— Ты это оставь, — Остойич отвел дуло автомата в сторону, — если один сбежал, другой не виноват.

— А, ты еще его защищаешь? — закричал Дачич. — Одному дал бежать, а этого защищаешь, да?.. Ну погоди брат, ты за это ответишь мне, головой ответишь.

— Отвечу, да не перед тобой, — зло огрызнулся Младен.

— А зачем передо мной, у нас командир и комиссар есть.

Когда Джока вернулся из штаба, командир и комиссар спали, а когда они проснулись, он спал, и так они до вечера не встретились. День был хмурый. В полуголых ветвях плакали воробьи, над горами курился туман, а голубизну неба скрывали усталые облака, сквозь них только иногда пробивались скупые лучи солнца.

Космаец долго стоял во дворе, смотрел на туманные горы и в мыслях уже был дома. До родного села не больше часа хода, а верхом и того меньше. Если бы его отпустили, он доскакал бы за полчаса. Как все знакомо вокруг: и дома с высокими белыми трубами, и широкие грязные улицы, и колокольня посреди села. Сколько раз он слышал звон ее колоколов, когда пас овец в горах. Уже партизаном он несколько раз проходил через это село. Космаец ненавидел Большую Иванчу — здесь партизаны часто встречались с немцами. Каждый раз, когда в сорок первом они останавливались здесь, сюда сразу же мчались немецкие грузовики. Никто из этого села не хотел идти в партизаны. Все склонялись на сторону четников. Вот и теперь, когда война кончается, здесь не видно ни одного сожженного дома, только кое-где над дверями чернеют флажки. Да и эти погибли где-нибудь вместе с четниками или недичевцами. Он насмешливо смотрел на крестьян, которые сновали среди партизан, угощая их крепким молодым вином, и притворно улыбались. И опять его взгляд рвался вверх, к Космаю. После обеда небо немного прояснилось, а туман поднялся из низин и окутал вершины гор.

— Ну, ты уже дома? — спросила его Катица Бабич, которая после гибели Стевы исполняла должность комиссара роты. Сейчас она вернулась к себе на квартиру после беседы с бойцами.

— Не совсем еще, но близко. Наша деревня по ту сторону Космая.

— Почему ты не попросишь у командира разрешения отлучиться домой.

— Ты что, гонишь меня в пасть к четникам?

— Можешь взять с собой один взвод, заодно проведи разведку.

— Я думал об этом, да неудобно… Люди и так устали.

— Устали, конечно, но я на твоем месте не выдержала бы. Все равно бы пошла, хоть черту в зубы.

— А я и не знал, что ты такая храбрая, — рассмеялся Космаец.

— А почему бы и нет? Не люблю трусов.

— К сожалению, все мы не можем стать героями.

— И я тоже так думаю, — Катица искоса взглянула на Космайца и усмехнулась в каком-то непонятном волнении. — Знаешь что мне сказал сегодня Дачич после беседы? Будто Остойич намеренно упустил того крестьянина, которого арестовал Симич.

— Вое, что услышишь от Дачича, мотай на ус и делай наоборот, — посоветовал Космаец. — Ах, да, я и забыл, что у тебя нет усов!.. — тут же спохватился он.

— Зато у нашего нового комиссара усов хватит на целый батальон, — тоже с улыбкой ответила Катица.

— Да разве комиссар может быть без усов?

— Ты хочешь сказать, что я не могу быть комиссаром?

— Ты почти точно поняла меня.

— И откуда у тебя такие выводы?

— Вот услышала от Дачича какую-то сплетню и готова ей поверить… Вспомни, как нас встретил его отец, и сама…

— А ты привык всех людей мерить одним аршином.

— Война меня многому научила.

— Могут ведь быть исключения.

— Жаль мне, что ты так много видела в жизни и осталась такой наивной. В тебе сейчас соединяется женская мягкость и комиссарский гуманизм, и если ты не изменишься, это будет очень тебе мешать. Я прошу тебя, останься женщиной и сделайся комиссаром, настоящим комиссаром. Вспомни, в прошлом году, когда мы были в Бании, к нам в роту пришел комиссар. Помнишь? Я всегда вспоминаю его слова: «Комиссара бойцы должны любить в два раза больше, чем мать, и бояться в два раза больше, чем отца», а я еще добавлю: «Комиссару должны верить больше, чем самим себе».