Космаец
Шрифт:
— Раде, — Катица заглянула ему в глаза, — знаешь, я тебя не узнаю.
— Напрасно.
— Скажи правду, какая муха тебя сегодня укусила?
— Ее зовут Катица, мотылек, комиссар второй роты пролетеров, мой правый глаз и левая рука. — Космаец засмеялся и, заметив, как сошлись у переносицы густые брови девушки, весело шепнул ей: — Наша жизнь только еще начинается, а ты уже хмуришься. Что же с тобой будет под старость?
— Ничего умнее ты не мог выдумать?
— Мне некогда думать, воевать надо.
— Удивляюсь, как это я тебя полюбила.
— Меня тоже удивляет, только я помалкиваю.
— Боишься сказать?
— Ты очень обидчивая.
— Я и не
— Да.
— А ты?
Космаец пожал плечами.
— Эх, Раде, Раде, — вздохнула Катица, — ты вроде раны, от которой человек не умирает, но и жить она тоже не дает.
Они замолчали. Раде еще раз бросил взгляд на затуманившийся Космай. Катица отошла на несколько шагов, поднялась на крылечко и остановилась у дверей, где расположилась канцелярия, потом вернулась назад и шепнула на ухо потпоручнику, чтобы не слышали бойцы:
— После ужина соберем партийное собрание, комиссар батальона обещал прийти познакомиться с коммунистами.
— Хорошо, что ты мне сказала, я иду проверять сторожевое охранение и предупрежу Симича.
Космаец не успел сесть на коня, как со стороны Космая затрещали винтовки, застрочил пулемет, а через минуту ему ответили с другой стороны. Шла перестрелка, это мог понять даже малоопытный боец. Партизаны без команды схватились за оружие и побежали за командиром роты туда, где сторожевое охранение вело бой. Разорвалось несколько гранат. Послышались крики. Космаец хлестнул коня и, перескочив через плетень, вылетел в открытое поле. Лошадь проваливалась в густую грязь пашни, пошла медленнее. Несколько бойцов обогнали командира. Первым бежал с пулеметом Звонара, в нескольких шагах за ним Остойич. Один из бойцов тащил на спине сумку санитарки. Десанка бежала без туфель, в коротких мужских шерстяных чулках, подвязанных завязками.
На пашне бойцы вытянулись в стрелковую цепь, выбрались на утоптанную ногами стерню и сквозь низкие кусты выбежали на косу, где стояло сторожевое охранение. Неприятеля уже не было, только на поляне чернело несколько трупов. В глубокой промоине на круглом валуне сидел Симич, а перед ним стоял связанный четник. Спутанная рыжая борода падала на грудь, длинные пшеничные волосы спускались по плечам. Воспаленные заспанные глаза злобно смотрели на партизан. На четнике были новые немецкие башмаки и суконный гунь, обшитый шнурками. На цепочке для часов поблескивал медальон с черепом и скрещенными костями.
— Эх, черт побери, многие ушли, — встал Симич навстречу Космайцу. — Шли прямо нам в объятия, но на левом фланге кто-то выстрелил — нервы не выдержали… Мне кажется, что их привел тот мужик, что от нас утром сбежал. А вот этого мы поймали уже в овраге, да он ничего не хочет сказать.
— Какие еще тебе нужны признания. Ты небось послал уже тысячу пуль, пошли еще одну.
— Ну нет, это будет слишком легкая смерть.
— Оставь, Иовица, любая смерть тяжела, — Космаец соскочил с лошади и подошел поближе к пленному. — Молчишь? Разве тебе нечего сказать? — со злостью глядя на него, спросил потпоручник.
— Что бы я ни сказал, все равно не поверите, — ответил тот и наклонил голову.
— Почему? Я тебе поверю.
— Пощады просить не собираюсь. Я знаю, что меня ожидает. Только поскорей. Не люблю волынку тянуть.
— А ты мне нравишься, — Космаец усмехнулся. — Такие бродяги нечасто встречаются. Да ты откуда сам-то такой храбрец?
Четник горько усмехнулся.
— Чтобы вы мой дом сожгли? Жену и детей убили?.. Иди, жгите, убивайте, мстите, — с надрывом закричал он, — ну, ничего, я вам тоже неплохо отомстил.
— Нет, ты молодец, я люблю людей, которые не хнычут перед смертью,
ты настоящий солдат. Скажи только кто у вас был командиром?— Кто был, того нет.
— Погиб?
— Погиб.
— Ты, случаем, не из комбинированного отряда Петровича?
— Теперь такого отряда нет.
— Раньше был?
— Пока король не предал нас.
— А почему ты тоже не убежал?
— Некуда.
— С немцами.
— Я их ненавижу.
— Почему же ты воевал вместе с ними?
— Я присягал королю, я за него воевал.
— Король вас предал.
— Мы в этом не виноваты. Мы клялись и выполнили свою клятву.
— А сейчас кто вами командует?
— Это военная тайна. Я ее не выдам.
— Имеешь полное право выдать, ведь и тебя предали.
Четник подумал и вздохнул.
— Будь у нас хороший командир, не стоял бы я тут связанный… Усташа, который служил два года Павеличу, полгода вам, вывертывается наизнанку, как поношенный гунь…
— Это ваш командир?
— Он.
— Мрконич?
Четник отвел глаза в сторону.
— Кто вас сюда привел? — спросил Симич.
— Кончайте быстрее свое дело, а то ваши веревки здорово тянут, — вяло проговорил четник.
— Эх ты, старуха беззубая, погоди, тебя еще не так скрутит, — ответил ему Космаец. — Ты думаешь мы тебя так легко избавим от мучений? Мы тебя перед народом поставим, пусть тебя люди судят.
— Если бы ты мне в руки попался, я бы не искал на тебя суда. Сразу бы снес твою большевистскую тыкву.
— Мы тебе тоже снимем, — пообещал Космаец и приказал Симичу послать пленного в штаб батальона, а сам вскочил в седло и выехал на поляну, где лежали погибшие четники. Легкий ветерок шевелил им бороды. Некоторые были тяжело ранены и корчились от боли. Партизаны снимали с них оружие, не обращая никакого внимания на их стоны.
Космаец увидел Остойича с легким пулеметом через плечо. Парень шагал гордо, держа «зброевку» как опытный пулеметчик.
— В овраге нашел, — встретив потпоручника, доложил Остойич, — наверно, бросили, когда бежали… Товарищ потпоручник, разрешите мне его взять. Помните, вы обещали мне, если я захвачу пулемет…
— И ты захватил?
— Конечно.
— Тогда имеешь на него право.
Остойич весь зарумянился и побежал догонять свой взвод, который уже направился к селу.
Космаец верхом объехал поле вдоль и поперек, останавливаясь около каждого убитого четника, словно искал знакомого, и, не найдя никого, погнал лошадь на небольшой холм. Но и отсюда еще нельзя было видеть родное село, и он быстро повернул коня обратно. Рота растянулась на целый километр. Ни с кем не разговаривая, он проскакал мимо и, оказавшись в голове колонны, догнал Катицу и Десанку. Они шли молча, держась под руки. Десанка осторожно вытягивала ноги из грязи, боясь оставить в ней носки, которые ей, вероятно, подарил кто-то из бойцов. Голые ноги девушки посинели от холода, и она тесно прижалась к Катице, желая согреться ее теплом.
— Товарищ, — позвал ее Космаец и соскочил с лошади, — садись верхом… И какой черт тебя понес сюда, — сердито бросил он.
Десанка взглянула на него заплаканными глазами, быстро отвернулась и еще теснее прижалась к Катице.
— Не нужна мне лошадь, — отказалась она.
— Не ребячься, Десанка. — Катица потянула ее за руку и потащила к лошади: — Раде, помоги ей взобраться в седло.
— Я сказала, не надо, — Десанка хотела вырваться, но Космаец схватил ее на руки и поднял. Она крепко обняла его за шею, как женщина может обнимать только любимого человека. И когда он усаживал ее в седло, она с трудом оторвала руки от его шеи.