Космическая шкатулка Ирис
Шрифт:
Лота, как подхваченная ветром соринка, вмиг оказалась вне стен столовой и помчалась в сторону своего дома. Вбежав на свой этаж, она приказала Азалии никому не открывать двери, кто бы это ни был. У Радослава были свои ключи, к тому же Радослав не из тех гостей, кто приходит каждый день. Да и гость ли он? Скорее тот, кому тут всё и принадлежит, только особой нужды у него в таком вот добре нет.
Едва успокоившись и убедившись, что тут для неё угрозы нет никакой, да и в многолюдной толпе этот человек никогда не посмеет подойти к ней, чтобы её добить, раз не сумел в уединённом месте. Да и зачем ему это надо? Какую угрозу она могла для него представлять? Какую лютую ненависть надо испытывать к человеку, чтобы вонзить в него нож? Тем более к такому, кого и не знаешь, не знал никогда.
И в этот самый миг раздался трезвон звонка за её дверью. Азалия спросила через дверь напряжённым голосом, – Кто ты?
Послышался ласково-повелительный голос Сирени, – Я – магиня Сирень. Мать владельца помещения. У меня есть разговор к Ароме.
– К какой ещё Ароме? – грубо спросила Азалия. – Тут таких нет!
– К Лоте. Арома – это её домашняя кличка была. Она знает.
Азалия примчалась к паникующей Лоте и объявила о визитёрше. Пришлось открыть дверь, хотя сомнения в том, а стоит ли это делать, возникли. Ведь по закону об аренде арендуемое помещение полностью находится во владении того, кто и платит деньги, пока договор существует. И кого впускать, а кого нет, решает только тот, кто и платит за временный свой дом. Хозяин общается только со служащими из бюро по предоставлению жилья внаём, а не с теми, кто жильё арендует.
Перед Лотой предстала та, кто и сотворила на свет того, кто подарил Лоте ребёнка как производное их совместной любви. Сирень была всё та же, да и времени прошло не слишком уж, чтобы она изменилась. Хотя про Лоту такого сказать было нельзя. Сирень критически осмотрела исхудавшую златолицую, бывшую возлюбленную своего сына. Конечно, Лота успела отчасти и смыть со своей кожи нестойкий загар после жизни в субтропических широтах другого континента, но его следы оставались, и женщина была похожа на помутневшее от времени золотое изделие, покрытое тёмной патиной. Лота и прежде была миниатюрной, а теперь казалась и вовсе малюткой. Худенькое заострённое личико уже не излучало непобедимого очарования. Тревожные глаза Лоты казались намного больше, чем прежде, и под ними были заметны тени хронического утомления. Зато грудь стала подозрительно выпуклой. Сирень пока что не догадывалась о том, что Лота – кормящая мать. Довольная тем, что Лота подурнела и уже не казалась юной чаровницей, а заурядной рабочей пчёлкой, каких в ремесленном квартале для златолицых столько, что в глазах рябит, Сирень самоуверенно уселась на гостевой диван. Она вела себя так, словно бы Капа так и пребывал тут, а она как мать и старшее должностное лицо над ним, да и над всеми, властвует. Лота же как была вне чёткого определения своего статуса для Сирени, таковой и осталась.
Сирень насторожилась, услышав в отдалении детский плач. Азалия поспешила к ребёнку в детскую комнату.
– Это что такое? – Сирень подняла дуги своих ярких бровей. Сняла розоватый шарф, похожий на облако, со своих седых волос, но уже окрашенных в розоватый оттенок. Расправила шёлковые цветастые складки длинного платья. Платье было также розовато-белым. По светлому полю были разбросаны вышитые букетики алых цветов с узкими атласными листьями, нашитыми поверху. Лота залюбовалась работой как профессионал. Сирень оценила её восхищение и заметно подобрела. – Чьё там дитя плачет?
– Моя дочка. Ей уже год. Она встала на ножки, – ответила Лота.
– Так ты родила? И почему так долго кормишь грудью?
– А чего не кормить, если дитя просит? Её это успокаивает, а меня предохраняет от нежелательной беременности.
– Чушь это! Выдумки простонародья. Опять пустилась в прежний блуд, раз предохранение тебе необходимо?
– Я не магиня, чтобы такие слова знать. Да и почему бы мне не любить, если мне того хочется? Я разве старуха?
Или не вызываю желания у крепких мужчин?– Я же не мужчина, чтобы отвечать тебе на подобные вопросы. По мне так ты как была, так и осталась гуляющей кошкой. Только прежде ты обладала атласной золотой шкуркой, а теперь вся облиняла. Паршивая ты какая-то, если честно. Но видимо, у твоего потребителя нестандартные вкусовые пристрастия. Судя по тому, где ты обитаешь, бродягой он не является. На какие средства ты роскошествуешь?
– У меня есть роскошный мужчина для нашей взаимной и также роскошной телесной радости.
– Ах! – отмахнулась Сирень от её слов, – никак не могу привыкнуть к такому пошлому жаргону златолицых шлюх! И что же твой роскошный мужчина влиятелен? Если позволяет своей истрёпанной подстилке жить в элитном жилье?
– Кто бы меня и трепал, – возразила ей Лота. – Я веду очень достойный образ жизни. Мой мужчина у меня один.
– Как я понимаю, если судить по времени, ребёнок от моего сына? Или ещё кто-то был?
– Не было никого, кроме Капы. Теперь другой появился.
– А между Кипарисом и этим другим было бессчётное количество всех прочих?
– Не было никого. Я жила на континенте бронзоволицых в большом имении. Я сильно боялась бронзоволицых. Они бешеные, крикливые и злые, – искренне поделилась с Сиренью фактами своей жизни Лота, так и оставшаяся наивной.
– Как же боялась, если работала у бронзоволицего хозяина?
– Хозяин был белокожий.
– Вот как! – воскликнула Сирень, – и как же его звали? Он не был случайно лысым и огромным? С пушистой рыжеватой бородой?
– Да. Был лысым и очень могучим телесно.
– Вот как! Так ты и ему давала то, что ты называешь телесной радостью?
– Нет. Он никогда не смотрел на меня как на женщину. У него была своя белокожая и очень красивая жена. Был почти взрослый сын и маленькая дочка.
– Вот как? – Сирень помрачнела, – У Золототысячника опять появились дети? От кого бы это?
– Дети не его. Приёмные. И его не звали Золототысячником. – Лота покорно отвечала на все вопросы властной магини, хотя было большое желание выгнать её вон. Если она и магиня, то её вера не есть вера Лоты. Её власть не та власть, какой Лота обязана подчиняться.
– Как же его имя?
– Белояр Кук.
– Что за странное имя? Кук? Ну да. Имён у него может быть столько, что он меняет их при каждой смене погоды. Конечно, на континенте бронзоволицых проживают белокожие люди, да ведь их единицы, и не каждый же из них лысый с рыжеватой бородой, к тому же обладатель могучего облика. – Сирень задумалась. – Ничего нет удивительного в том, что Золототысячник не обращал на тебя внимания. Ты стала настоящим страшилищем, Арома. Кипарис точно тобою бы пренебрёг. Не знаю даже, чем прельстился тот мужчина, который платит за твоё дорогое жильё. Вероятно, ты обладаешь чем-то более ценным, чем внешние данные. Ты же всегда была искуснейшей шлюхой.
– Никогда я ею не была. Я всегда была верна тому, кто меня выбирал.
– При условии, что выбирали тебя многие и многие, и они же тебя бросали после употребления по назначению. Только такой дурак как мой Кипарис и мог в тебе увязнуть. Чего же ты и хочешь. Он маг, а им предписано воздержание во всех сферах жизни. А молодость на то и молодость, чтобы все предписания нарушать. Он на любую бросался, как возможность возникала. Хотела бы я взглянуть на того, кто выбрал тебя сейчас. Уверена, что он урод.
– Нет! – закричала Лота, – Тебе, старухе, и не мечтать о таком мужчине! Он сильно похож на Капу. Только он более зрелый человек, более великодушный, более умный.
– Совершенство, короче. И вот решил хоть как-то разбавить собственное совершенство тем, что завёл себе ущербную женщину.
– Ты сама ущербная! Ты зачем пришла? Оскорблять меня? Кто тебе сказал, что я тут живу?
– Сколько вопросов сразу, – засмеялась Сирень, довольная тем, что уязвила Лоту. – Но я отвечу. Мне о тебе доложил мой бывший телохранитель Кизил. Он иногда приходит в мой дом ради пропитания. Я не отказываю бывшим своим верным людям. К тому же я спасла ему жизнь. Ты знаешь о том, что его приговорили к утоплению в океане? Но я выхлопотала ему милосердие.