Космонавт. Том 2
Шрифт:
Блондин остолбенел, а рыжий попытался выдернуть руку:
— Ты кто такой вообще?!
— Курсант Громов, — я не ослаблял хватку, глядя ему прямо в глаза. — И если вы сомневаетесь в моих словах, предлагаю пройти к замполиту. Уверен, подполковник Карякин с радостью разъяснит положения Устава.
Блондин нервно дёрнул напарника за рукав:
— Лёх, брось. Нам ещё на политподготовку…
Рыжий фыркнул, наконец высвободив руку:
— Ладно, защитничек, — он окинул меня внимательным взглядом. — Тебя я здесь раньше не видел, значит, новенький. Ну ничего, ты ещё поймёшь, что в Каче свои законы. — Он ядовито ухмыльнулся
Когда они скрылись за поворотом, парень вытер пот со лба и обратился ко мне:
— Спасибо. Я… не ожидал, что кто-то вмешается.
— Как фамилия? — спросил я, поднимая упавший учебник. На обложке мелькнуло: «Основы аэродинамики».
— Кольцов. Андрей. Второй курс.
— Громов. Тоже второй. — Я протянул ему книгу. — Держись твёрже. Такие как они только на слабых рыпаются. Но если силу почувствуют — отстанут.
Он кивнул, поправляя форму:
— Они с третьего курса. Вечно заставляют младших за них работать. Старшина их в курсе, но закрывает глаза…
Я вздохнул. Объяснять парню прописные истины и говорить о том, что в мужских коллективах всегда проверяют на прочность — мне сейчас не хотелось. И в Каче, как выяснилось, дисциплина держалась не только на идеалах, но и на умении вовремя напомнить о правилах.
— Читай Устав, — посоветовал я, прежде чем продолжить свой путь к библиотеке. — Там много полезного написано.
От автора: Прошу прощения за долгий перерыв без предупреждения. Лежал в больнице. Сегодня выпустили на волю, и я вернулся к работе. Спасибо вам за ожидание и ещё раз прошу прощения.
Глава 15
Вечернее построение сопровождалось ледяным ветром, гулявшим над плацем. Январский воздух Волгограда впивался в легкие ледяными иглами, а тени от прожекторов дрожали на утоптанном снегу, подобно отражениям далёких звёзд. Снежная крупа била в лицо, цепляясь за воротник.
Рота замерла, выстроившись в три линии. Слева от меня, прижав локти к рёбрам, стоял черноволосый парень с подбитым глазом — видимо, последствия утренних «тренировок» старшекурсников. Справа, упёршись взглядом в заснеженный горизонт, застыл крепыш с квадратной челюстью — эталонный образец из устава.
Построение началось стандартно: перекличка, затем последует доклад старшины о наличии личного состава. Глухов шагал вдоль шеренг и сверял фамилии по списку. Его сапоги хрустели по насту с методичностью метронома.
Пока старшина проводил перекличку, командир роты — капитан Ермаков, высокий и подтянутый мужчина средних лет с седыми висками — стоял перед строем, заложив руки за спину, и зорко следил за происходящим.
— На вечерней поверке присутствует семьдесят два человека, товарищ капитан! — гаркнул старшина, вытягиваясь по стойке смирно, после завершения проверки.
Командир роты покинул орлиным взглядом стройные ряды курсантов.
— Кто отсутствует? — Сухо спросил Ермаков.
— По докладу дежурного, — тут же отозвался старшина, — трое курсантов из третьего взвода отсутствуют по уважительным причинам. Один в санчасти, двое в наряде.
— Хорошо, — кивнул Ермаков. — Занесите в журнал.
— Есть, товарищ капитан!
Внимательный взгляд командира неспешно заскользил вдоль шеренги: от сапог
к макушкам, от воротников к подбородкам, выискивая малейший намёк на расхлябанность. Даже ветер, круживший над плацем, казалось, затихал, когда он останавливался напротив очередного курсанта, заставляя того вжать голову в плечи.— Курсанты! — его голос вдребезги разнёс тишину, заставив вздрогнуть даже ворон на дальнем заборе. — Проверка формы!
По рядам прошла волна шуршания подворотничков и щелчков пряжек. Старшина Глухов, приземистый мужик с лицом, словно вырубленным топором, методично шагал вдоль шеренг, цепляясь взглядом к каждому пуговичному ушку. У меня не вовремя зачесалась спина под гимнастеркой — выданный комплект формы немилосердно натирал шею.
— Громов Сергей Васильевич! — выкрикнул Ермаков мою фамилию, когда проверка формы подошла к концу. — Шаг вперед!
Я вышел из строя, выполняя команду и почувствовал, как множество глаз впились в спину. Без предисловий, Ермаков начал представлять роте нового курсанта, то есть меня:
— Курсант Громов. Зачислен особым приказом Министерства обороны из Московского аэроклуба имени Чкалова. — Капитан сделал паузу, давая роте прочувствовать вес каждого слова. — В ноябре 1964 года он мастерски выполнил аварийную посадку во время показательных выступлений, избежав жертв среди зрителей. За что и был награждён переводом в наше училище…
В строю зашуршало, будто ветер прошелся по сухому камышу. Я чувствовал, как взгляды курсантов прожигают спину. Кто-то хмыкнул, кто-то присвистнул. «Вот это повезло», «Прямо как герой», «А что за посадка такая?» — доносились до меня обрывки фраз.
— Молчать! — гаркнул старшина Глухов. Его взгляд, тяжёлый, как чугун, прошёлся по строю, заставляя всех замолчать.
Тишина стала плотной, почти осязаемой. Где-то вдалеке взвыл гудок товарного состава, но даже этот звук казался приглушенным. Капитан обернулся к строю, и я уловил в его взгляде едва заметное одобрение — словно сотрудник музея, демонстрирующий редкий экспонат.
— Впервые в истории училища курсант принят без вступительных экзаменов. — Теперь в его интонации зазвучал холодок. — Приказ подписан лично маршалом Малиновским. — Пауза ударила по ушам гулким эхом. — Надеюсь, товарищ Громов понимает, какая честь ему оказана… И какая ответственность на него возложена.
Последние слова он произнес, глядя мне прямо в глаза. В них читался немой вопрос: «Стоишь ли ты того?» Наконец, Ермаков кивнул, давая команду вернуться в строй. Я шагнул назад, думая о том, что слава — это палка о двух концах. Вроде и приятно, но задолбало уже одно и то же. Следом вспомнился усталый взгляд Гагарина с толикой тоски по небу во время визита в наш аэроклуб. Я, конечно, не Юрий Алексеевич, но сейчас понимал его, как никогда.
Пока я размышлял о плюсах и минусах популярности, Ермаков скомандовал:
— Вольно! Заслушаем информацию о распорядке на завтра.
Старшина достал блокнот и начал зачитывать:
— Завтра, товарищи курсанты, первый взвод отправится на теоретические занятия к восьми ноль-ноль. Второй взвод — на аэродром, практическая подготовка. Третий взвод идёт на уборку территории.
По строю пробежал едва слышный ропот. Ещё по прошлой жизни я помнил, что практическая подготовка на аэродроме считалась привилегией, и сейчас я знал, что многие завидовали второму взводу.