Космонавт. Том 2
Шрифт:
Рядом лежали конспекты лекций с пометками капитана Резникова. Преподаватель особо выделял работы маршала авиации Савицкого, чьи схемы перехвата я старательно копировал на кальку. Библиотечный сторож, проходя мимо, одобрительно кивнул, увидев разложенные топографические карты с расчерченными зонами ПВО.
К восьми тридцати доклад обрёл структуру: введение, три раздела с подпунктами по видам боевых порядков и заключение с цитатой из приказа Министра обороны. Аккуратно сложив листы в папку, я поспешил в казарму — в девять должно было начаться вечернее построение.
На следующий день, ровно в 13:45 — во время большого
— Товарищ старший лейтенант! Курсант Громов просит разрешения обратиться по личному вопросу!
— Входи, — Фролов отложил папку с документами.
Подавая заранее подготовленный рапорт, я кратко изложил суть: необходимость получения увольнительной с одиннадцатого по пятнадцатое марта в связи с приездом девушки. Командир взвода внимательно проверил приложенную копию письма Кати с датами, затем красным карандашом поставил резолюцию «Не возражаю» и визу в углу документа.
— Занеси запись в журнал посещений у дежурного, — произнёс Фролов, отдавая мне документ. — К командиру батальона майору Ковалёву можешь подойти завтра после утреннего развода. Время согласуй с адъютантом.
Поблагодарив лейтенанта, я покинул его кабинет. А вот у дежурного по роте пришлось ждать десять минут, пока тот заканчивал заполнение графы «Состояние воинской дисциплины» в сменном рапорте. В толстой книге с кожаным корешком я аккуратно вписал чернилами: «26.02.1965. Курсант Громов С. В. Цель визита: согласование увольнительной. Разрешение старшего лейтенанта Фролова № 17/с от 25.02.65». Дежурный сверил запись с моим рапортом, поставил печать училища и расписался фиолетовой штемпельной краской.
Остаток дня прошёл спокойно, как отлаженный механизм. Даже вечерняя поверка обошлась без замечаний — редкая удача. Но ждал я вечера не поэтому. Сегодня была моя очередь навещать Андрея. Прихватив пачку конспектов, я направился в санчасть.
Андрей встретил меня приподнятым настроением, несмотря на гипс, торчащий из-под одеяла как белая корабельная мачта. От былого уныния не осталось и следа.
— Вот, принёс тебе теорию, — я похлопал ладонью по конспектам. — Чтобы мозги не закисли.
— Спасибо, Серёг, — он кивнул на тумбочку, где уже лежала стопка книг. — Тут Зотов вчера пол-библиотеки притащил с этой же целью. Говорит, знания лечат. Сомнительно, конечно, но спорить с ним себе дороже.
Отсмеявшись, мы разложили тетради на кровати, и следующие полчаса я объяснял Андрею тонкости расчёта лобового сопротивления.
— Ладно, на сегодня хватит, — сказал я, кинув взгляд на часы. — Мне скоро пора на выход. Как вообще лечение? Врачи не лютуют?
— Да нормально. Колят что-то, рентген делали вчера. Говорят, срастается нормально, — Андрей махнул рукой, и в его глазах мелькнул знакомый задор. — Тут Наташка каждый день заходит. То градусник принесёт, то книжку… Внимательная, как мать родная.
— Мать родная, говоришь? — Я приподнял бровь. — Да ты, брат, втрескался по уши.
— Скажешь тоже, — он попытался швырнуть в меня карандашом, но промахнулся. — И ничего я не втрескался. Уж точно не по уши.
— Ага, — улыбнулся я, возвращаясь на своё место с поднятым карандашом. — Оно и видно.
В этот момент
дежурная медсестра громко постучала в дверь: время посещений истекло.— Ладно, болезный, — я собрал конспекты, — через Стёпу новые конспекты передам. Выздоравливай скорее, а то без тебя на брусьях даже посмеяться не над кем.
— Да иди ты, Громов, — рассмеялся Андрей и швырнул в меня подушкой. На этот раз попал, но расплата наступила мгновенно — потревоженная нога дала о себе знать, и Кольцов, охнув, откинулся на спинку кровати. Медсестра принялась ворчать, приговаривая: «Как дети малые, право слово. А ещё лётчиками зовутся…»
Дальше я не слушал, взялся за ручку двери и потянул на себя, но на пороге столкнулся с Натальей — она несла в палату Андрея стакан с компотом. Её синие глаза стрельнули в меня лукавой искоркой, а на губах заиграла лёгкая улыбка.
— Вечер добрый, — кивнул я, придерживая перед девушкой дверь. — Ваш подопечный сегодня особенно упрям. Пригрозите ему уколом, что ли, а то конспекты учить отказывается.
За спиной раздался возмущённый возглас Андрея, а Наталья, сдерживая смех, пролепетала:
— Постараюсь, курсант.
Обернувшись, я подмигнул Андрею — тот сиял, как прожектор на аэродроме. В ответ он показал мне кулак, но улыбка сгладила весь фальшивый гнев.
На следующий день, надев парадный китель с новенькими петлицами и начищенные до блеска ботинки, я явился к кабинету майора Ковалёва ровно в десять ноль-ноль. Адъютант, проверив мои документы, велел ждать вызова. Через неплотно прикрытую дверь доносились обрывки фраз: «…полётные листы за февраль нужно утвердить до…». В сказанное я не вслушивался, прокручивая в голове заготовленные ответы на возможные вопросы.
Когда очередь дошла до меня, я вошёл, и с первого же слова командира понял, что моя подготовка не была лишней.
— Курсант, вы осознаёте, что увольнительные на период учёбы выдаются только по исключительным причинам? — майор листал мой рапорт, сверяясь с графиком. — Четырнадцатого вы участвуете в соревнования между курсами.
— Так точно! Но согласно расписанию, соревнования завершатся к трём дня. Я уточнял, старт в десять утра, награждение в четырнадцать тридцать. Готов отработать возможные часы дополнительными дежурствами.
Командир поднял глаза, оценивая мою выправку. Молчание длилось ровно столько, сколько требовалось по уставу для принятия решения. Синий штамп с резолюцией «Разрешить» поставил точку в этом диалоге. Оставалось лишь в шесть вечера десятого марта получить подписанный бланк увольнительной у дежурного по училищу. Но это уже была простая формальность.
— Учти, — погрозил пальцем майор, — это аванс. Чтоб первым прибежал.
— Есть первым прибежать, товарищ майор! — отчеканил я.
— Можете быть свободны, курсант, — проговорил Ковалёв, слегка улыбнувшись.
Дверь кабинета захлопнулась за мной с глухим стуком, но чувство лёгкости от удавшегося разговора с майором мгновенно испарилось, едва я спустился на первый этаж. В полумраке коридора, у подножия лестницы, чётко вырисовывался знакомый силуэт в серой шинели с краповыми петлицами.
Капитан Ершов стоял, изучая стенд с фотографиями отличников боевой подготовки, и будто случайно повернул голову ровно в тот момент, когда моя нога коснулась последней ступени. Мазнув по мне безразличным взглядом, он отвернулся.