Космопроходимцы (вторая часть). Ксеноопера "Жнец, Швец, Игрец"

– Чтобы меня оставили в покое, - сказал Жнец, глядя на сияющие заснеженные склоны по левую руку.

Понятно было, что в покое оставят только покойника. Учредитель сказал: по закону я должен уволить тебя и нанять нового Жнеца. Был прав, он ведь и есть закон. Триада не может существовать без убийцы, кто-то должен устранять проблемы. Повсеместно, везде, где есть пересадочные станции. Тысячи тысяч убийств.

– Как же они без меня?
– спросил Жнец, глянув направо, куда спускалась от шоссе лестница. Бар Испанца вот он, как на ладони, осталось только спуститься. Рыжая крыша, терраса, полосатый тент, похожий на брошенную кверху корешком ученическую тетрадь.

– Глупо, - сказал Жнец.
– Школяр, учиться тебе и учиться. Ты всего лишь реализация, система может наплодить таких идиотов, сколько ей надо. Не исключено, что сейчас ты кого-нибудь расчленяешь, лишаешь связности или дезинтегрируешь. Справился бы с заданием - узнал бы об этом позже, в следующей жизни. Не понимаю, зачем начальству меня увольнять. Я ведь ничто. Реализация бессмертного ублюдка. Неувязочка в Законе у тебя получается, дорогой Учредитель. Врал ты мне что ли, чтоб поскорее сграбастать память Ноя?

Он стал спускаться к бару. 'Всё, что у меня есть в этой жизни - дырявая память. Если б не она, впору прямо сейчас сигануть со скалы'. Он выбрался на террасу. Под тентом никого. Местным на море смотреть тошно, терраса для приезжих, которых пока нет. Не сезон. Он подошёл к парапету, глянул вниз. Отлив начался, на треть обнажились скалы. Добро пожаловать в небытие, дорогой Жнец. Прыгай.

– Нет, - сказал он.
– Это никогда не поздно. Я не тороплюсь, начальник. Возможно, ты ждёшь, что я уволюсь по собственному желанию, но нет. Я поживу ещё чуток и подштопаю память. Глядишь, что-нибудь полезное вспомню.

– Ждёшь с моря погоды?
– услышал он.

'Испанец', - подсказала память Ноя. Ничего странного, пришёл в бар Испанца - не удивляйся, если встретишь его самого. Не просто так подышать вышел - увидел меня со второго этажа, спустился. Большая честь - дон Сабас Дельгадо самолично выперся на крыльцо поприветствовать блудного Ираклия Антониадиса. Отвечать Жнец не стал, справедливо решив, что раз уж дон Сабас снизошёл до того, чтобы встретить посетителя, пусть сам и предложит тему беседы. Скрипнул гравий. Испанец кашлянул за правым плечом, потом спросил:

– Каковы прогнозы?

– Устрашающие, - в тон ему ответил Жнец.
– Через неделю ожидается туристический шквал. Владельцам прибрежных забегаловок рекомендуется выстроить дамбу из ящиков с горячительными напитками. Уровень дневной выручки поднимется до критической отметки.

Дон Сабас хохотнул, прогудел довольным басом: 'Ты не меняешься'. Жнец глянул искоса, понял - доволен Испанец. На парапет опёрся, свесил руку. Но не просто так поболтать вышел, улыбка фальшивая. Это хорошо, что ему кажется, будто я не меняюсь. Знал Ноя как облупленного. Но почему-то поговорить решился только сейчас. Наводил справки?

– Зачем мне меняться?
– спросил Жнец, повернувшись к собеседнику.

Испанец смотрел на него искоса, снизу вверх, губы кривил, точно не мог решить: улыбнуться ещё раз или хватит?

– Затем, Ираклий, что кроме меня тут много кому известно, каким ты был раньше, когда не был Ираклием.

– Кому это интересно?

Испанец покашливал, тянул паузу. Не дождавшись продолжения, бодро проговорил:

– Ну да, ну да. Потерялся один человек, нашёлся другой, значит так нужно. Хозяину прибрежной забегаловки всё равно, кто будет лакать виски, деньги у всех одинаковые.

– На меня особо не рассчитывай, с деньгами сейчас туго.

– Ты это брось, не о деньгах речь. Я из тебя столько выкачал, что могу себе позволить довести постоянного клиента до белой горячки на дармовщину. Слова бы тебе не сказал, но...

– Ну давай уже, выкладывай, Сабас. Не тяни жилы, нас тут никто не слышит.

– Не знаю, не знаю, - бормотал Дельгадо, разглядывая лицо Ноя.
– Впрочем, тебе я верю. Иначе слова бы не сказал. Хозяину бара не стоит вмешиваться в чужие дела, лучше держать язык за зубами. Один бродяга интересуется личностью другого бродяги - а мне что с того, кроме петли на шею? Говорят, что-то такое случилось на 'Ковчеге'...

'Откуда он знает про Роберта Корка? Для него я Ной, бывший каторжанин, бродяга, барный завсегдатай. Бродяга интересуется личностью бродяги - это уже кое-что. Кто-то ещё приехал, кого я не видел'.

– До 'Ковчега' мне дела нет, - сказал Жнец.
– До бродяг теперь тоже. Меня, видишь ли, потянуло к оседлой жизни. Подлечусь вот, устроюсь к Ван Хорнам в мастерские мальчиком на побегушках, детишек наделаю - тебе на радость, чтоб было кого спаивать в межсезонье. Много сегодня в баре народу?

– Больше, чем вчера, - выпрямившись, веско проговорил дон Сабас.
– О чём я тебе и толкую. Понаехали тут разные, хоть и не сезон. А мне что? Лишь бы деньги платили. Моё дело корыстное, ну какой смысл отваживать посетителей? Даже если кому здоровье не позволяет. Вот тебе, Ираклий, думаю, пить сегодня вредно, особенно у меня в баре.

– Ты ошибаешься, Сабас. Спасибо за заботу, конечно, но пить мне давно уже не вредно, особенно у тебя в баре. Наоборот, очень полезно оседлому жителю опрокинуть пару стаканчиков с понаехавшими. Мне предписаны развлечения, и потом, ты же меня знаешь. Я к тебе поутру, как в аптеку.

– Ладно, пойдём лечиться, - проговорил Испанец. Вздохнул, двинулся к бару, бормоча: 'Не до болтовни мне, отчёт надо писать. И закупкой самое время заняться, раз такой ожидается выторг. Слова твои, Ираклий, лучше жёлтой пемзы. Дай Боз, чтобы подтвердились прогнозы. Ха! Дамба из ящиков. Неплохо бы'.

Жнец шёл следом. Дышал ровно, готовил тело к передряге. За две недели тренировок вышколил мозг - мог теперь в ущерб кое-каким функциям увеличить пропускную способность ментального столба. Выпивка этому не мешала, даже наоборот. Правда, потом наступала реакция, ресурсы не безграничны, но ничего. Испанца Жнец перестал слушать, понятно было, что ничего полезного тот больше не скажет, заметает следы. Выламывается перед прочими посетителями, делает вид, что просто вышел развеяться и почесать язык с постоянным клиентом.

– Совсем неплохо, - громко сказал дон Сабас, распахивая перед Жнецом дверь из поддельного чёрного дуба.
– И за такое приятное предсказание, дорогой Ираклий...

Жнец шагнул в полутёмный зал, сохраняя на лице гримасу алкоголика, предвкушающего первую утреннюю выпивку. При этом пытался оценить расстановку сил: одним взглядом охватить всех, кто был в баре.

– ... сегодняшние лечебные процедуры не будут стоить тебе ни гроша, - говорил Испанец. К стойке сопровождать гостя не стал. Взялся за перила, поставил подошву шикарной своей туфли на первую ступень лестницы, крикнул: 'Одри, прими постоянного пациента! Сегодня будешь отпускать ему лекарства в счёт заведения'. Затем стал подниматься на второй этаж. В синей своей визитке, при бабочке, топорщившей бархатные крылья у ворота кремовой рубашки, выглядел великолепно. Стриженые усы, бородка - дон Сабас Дельгадо, самый аристократичный содержатель питейного заведения на всём побережье. Не верится даже, что на Террану сбежал после растраты.