Костанътинъ
Шрифт:
Но все равно, в Калининграде было по-своему хорошо и уютно. Гилберт, по ночам, рассказывал мальчику свою историю жизни, связанную с тем, когда он был еще государством Пруссией. Костя видел, как загораются от ярких воспоминаний глаза крестного; как улыбаются его губы сами собой, вспоминая веселые деньки; какой у него мечтательный вид, когда он говорит о «старом Фрице» (1); как его голос крепнет и громче звучит по комнате, вспоминая о былых победах.
О Великой Отечественной, Гил говорить не любил, но все равно упоминал, как они с братом сцеплялись с Иваном, полные ярости, гнева
Мальчика удивило поведение отца в самом начале, когда только они прибыли на вокзал, так как, судя по его виду, он собирался...
– ... ты поедешь со мной? – переспросил еще раз Константин, не веря в то, что услышал.
– Да, – ответил Иван, выбирая взглядом купе поближе к голове поезда, его выражение лица мальчик не видел из-за маски, – мне надо повидать твоего декана и директора. И кое-что с ними обсудить...
Как только отец загрузил все чемоданы, Константин вошел вместе с ним в купе. Но там уже кое-кто находился...
В купе находился всего один пассажир, дремавший возле окна. Незнакомец был одет в поношенную, штопаную-перештопаную мантию. Болезненного вида и изможденный, но совсем еще не старик, светло-каштановые волосы едва тронуты сединой. Он напоминал тяжело больного или неизлечимого мужчину.
Константин некоторое время с осторожностью вглядывался в него, но Иван толкнул его спину, подталкивая в купе.
– Иди уже!
Тот, зайдя в купе, плюхнулся на сидение, но спящий так и не проснулся. Иван закрыл дверь и сел подальше от окна.
– А это кто такой? – шепнул тихо Константин.
– Профессор Р. Дж. Люпин, – не замедлил с ответом отец.
– Откуда ты знаешь?
– Посмотри на чемодан. – Он показал на полку над головой мужчины.
Маленький потрепанный и явно много раз отремонтированный чемодан был перевязан веревкой, аккуратно связанной из множества маленьких веревочек. В одном из углов была надпись: «Профессор Р. Дж. Люпин».
– Интересно, что он преподает? – Константин, прищурившись, глядел на его бледный профиль. – Я его раньше не видел.
– Защиту от темных искусств. Только по ней у вас вечно нет преподавателя. – Хладнокровно заметил Иван, вытаскивая из-под пиджака сложенные газеты как на русском, так и на английском языке.
Некоторое время они молчали; отец шелестел газетными листами, вчитываясь в строки, а паренек читал книгу.
Поезд тронулся.
– Значит, Сириус Блэк убежал из тюрьмы. – Иван продемонстрировал Константину разворот газеты, где изображался неряшливый, с бородкой и не постриженными, длинными и грязными волосами, человек, держащий в руках табличку с номером и весь закованный в цепи. – Ты знаешь, тебе нужно быть осторожнее... По определенным причинам, по каким ты прекрасно знаешь сам.
Их взгляды, фиолетовый и темно-зеленый с фиолетовыми искрами скрестились. Обрели понимание, они отвели друг от друга взгляд.
– И куда только смотрел Артур... – Иван неосознанно смотрел на стенку позади мальчика. – Ведь эта тюрьма необычна...
Дверь в купе дернулась. Рон и Гермиона обняли друга и с удивлением уставились на закрытое маской лицо Ивана, которое несомненно узнали. И поздоровались. С подозрением глянули на
незнакомца, но все же поделились с другом.Гермиона почти сразу начала рассказывать о своем лете, Рон в двух словах упомянул о своем. Константин с Иваном порассказали как и они тоже отдыхали... Если это можно было назвать отдыхом. Коснулись и сбежавшего преступника:
– И как это он сбежал? – поежился Рон, знающий о тюрьме не понаслышке, из рассказов бывавшего там по работе отца. – Из Азкабана? При такой-то охране? Ведь он сверхопасный преступник.
– В этом мире, молодой человек, – не видно, но звучно усмехнулся Иван Рону, – все возможно, насколько мне показывает мой опыт.
– Его должны поймать.- Голос Гермионы был тверд. – Я слышала, сейчас поднята на ноги даже полиция маглов.
– И всех стран-государств, – поддакнул ей старший Брагинский. – У нас в России тоже на него получены ориентировки...
Рон и Гермиона ушли из купе к себе, и Константин собирался поспать, как вдруг...
Не успел он закрыть глаза и расслабиться, как поезд замедлил ход.
Иван почти сразу же принял боевую стойку и извлек свою волшебную палочку, ощущая всей своей кожей что что-то явно не так.
– Нам еще далеко ехать, – заметил он удивление сына.
– А чего же мы тогда останавливаемся?
Поезд ехал все медленнее. Шум двигателя утих, зато ветер и дождь за окном как будто усилились.
Константин, находившийся ближе к двери, выглянул в коридор. Из других купе тоже высовывались любопытные. Но отец, к полной неожиданности, втащил его за шиворот в купе, прошипев:
– Сидеть! Я чую опасность. Не высовываться!
Поезд дернулся и остановился. Судя по звукам в вагоне, с полок посыпались вещи. Неожиданно погасли все лампы, и поезд погрузился в кромешную тьму.
Иван прижал одной рукой мальчика к себе, а другой выставил руку с зажатой палочкой вперед. Профессор Люпин наконец проснулся, и Константин услышал шорох его одежды в углу.
Слабый треск – и в купе забрезжил свет. В ладонях профессора Люпина подрагивал огонь, освещая усталое, серое лицо. Глаза его, однако, были ясны и настороженны.
– Оставайтесь на месте. – Сухо произнес Иван, опережая преподавателя, – я знаю, кто это... Что это за твари...
Константин чувствовал холод. Ему стало нехорошо. Дверь в купе дернулась и пошла в сторону.
Дрожащее пламя в руках Люпина осветило упиравшуюся в потолок фигуру, закутанную в плащ. Лицо пришельца было полностью скрыто капюшоном.
Глаза мальчика метнулись вниз, к горлу подступила тошнота. Из-под плаща высунулась рука: лоснящаяся, сероватая, вся в слизи и струпьях, как у долго находившегося в воде утопленника. Рука торчала наружу долю секунды: существо как будто почуяло взгляд и поспешно спрятало ее в складке черной материи.То, что было под капюшоном, протяжно, с хрипом не то взвыло, не то вздохнуло, словно хотело засосать не только воздух, но вообще все вокруг.
Присутствующих обдало ледяной стужей. У Константина перехватило дыхание. Мороз пробирался под кожу, в грудь, в самое сердце. Но это был злой мороз, темный, похожий на...