Кот и крысы

– А чего их пороть?
– спросил Шварц.
– Они мне для дела сгодятся. Выпороть никогда не поздно. Слушайте меня. Две у вас дорожки - либо упираетесь и молчите, тогда - ко мне в подвал, тем более, что кнута вы заслужили. Либо - с сего дня становитесь моими ушами. Куда бы вы ни нанялись, работаете на меня, мои приказы выполняете. Платить буду, когда сочту нужным. Коли согласны - вас сейчас же всех перепишут поименно и, оставив ваши паспорта и отпускные бумаги в канцелярии, отпустят. Найдете новых хозяев - тогда получите их обратно. Коли нет - не обессудьте.

– А чего делать-то?

– осмелившись, спросил человек в ливрее, о котором Архаров сразу мог бы сказать - кучер, и кучер толковый.

– Ушки на макушке держать. Коли велю - присмотреть за каким человечком, куда пошел, да что делал, да с кем говорить изволил. Служба нетрудная. Не угодно - мои молодцы в подвале к вашим услугам. Что, Вакула, не пожалеешь кнута?

Вакула оглядел пленных с видом знатока.

– Лучших плетей не пожалею, - прогудел он.
– Коли кому не терпится - можно прямо отсюда же ко мне в подвал.

А больше ничего и говорить не пришлось.

Ужас на лицах был лучшим ответом и говорил о полнейшем согласии.

Однако не на всех.

– Эй, братец, поди-ка сюда!
– велел Архаров высокому лакею с напудренными волосами. Тот подошел. Архаров сделал еще знак рукой и встал так, чтобы его новый собеседник оказался спиной к шулерской челяди.

– Вот этого, Ваня с Вакулой, вы мне сейчас на дыбу вздерните, и чтоб не меньше трех висок, да еще пощекочите-ка мне его горящими вениками, - спокойно, как если бы приказывал подать горячий кофей, сказал Архаров.

– С нашим удовольствием, - отвечал Ваня.
– Ваша милость, да он глухой!

На лице лакея не отразилось ни страха, ни даже волнения.

– Кабы глухой - не так уж глупо. В притоне такой слуга на вес золота был бы - там всякое говорят… Нет, Ваня, он не глухой, - произнес Архаров даже как-то задумчиво.
– Я все за ним слежу… Рожа-то у него тоже говорящая…

– И что же говорит?
– спросил Шварц.

– А то и говорит, что не глухой - глухие, дожив до таких лет, приучаются по губам понимать. А просто по-русски не разумеет. Ваня, сделай милость - выгляни, кликни Тучкова. А ты, Вакула, стань в дверях. Потом этих голубчиков за то, что не выдали, вниз…

– Ваше сиятельство!
– с таким истошным криком арестованная дворня, чуть ли не вся разом, повалилась Архарову в ноги.
– Простите, помилуйте дураков!… Не виноваты мы! Он так велел!

– Кто это?
– дождавшись тишины, спросил Архаров, тыча пальцем в не разумеющего по-русски лакея.

Не успел хоть кто-то из дворни собраться с духом, как вошел Левушка.

– Чуть было нас не околпачали, - сказал ему, усмехаясь, Архаров.
– Спроси этого мусью, как его прозвание.

– Тебя околпачишь!
– развеселился Левушка, задал вопрос и получил пространный ответ.

– Его звать мусью Перрен, - вместо Левушки перевел один из коленопреклоненных.

– Он говорит, что главным у них был кавалер де Ларжильер, - добавил Левушка.

– А вы что скажете?
– спросил Архаров у дворни.- Молчите? Заврались вы, братцы. Все еще его боитесь? Не след. Вам бы вон Вани бояться, а с этим мы живо разделаемся…

И тут Архаров, к общему удивлению, быстро и ловко, как кот лапой, сдернул с Перрена парик.

– Ну, точно он, Карл Иванович, глянь - левое ухо обгрызенное!

Шварц подошел и на попытку Перрена прикрыть ухо отвечал неожиданно - ухватив его за пальцы, так их вывернул, что француз взвыл.

– Вон оно, ухо. А сей кавалер долго еще карт в руки не возьмет, - преспокойно произнес Шварц.

– Ты, сударь, никакой не Перрен, а парижский мошенник Дюкро, - по-русски сказал Архаров.
– Левушка, растолкуй ему по-французски, что он Дюкро. И что его по «явочной» от парижского обер-полицмейстера отправят туда, где он уже давно заслужил бессрочную каторгу - во Францию то бишь. А вы, дурачье, сподобились-таки кнута… Нашли кого покрывать…

– Николай Петрович, они честно полагали, что мусью Дюкро найдет способ вывернуться и отомстит им за предательство, - неожиданно вступился за дворню Шварц.
– Они были свидетелями подобных наказаний, я полагаю, и сейчас поодиночке дадут показания. Потом же господа Коробов и Клаварош переведут показания на французский для отсылки господину де Сартину. Ваня, возьми этого мазурика, спрячь понадежнее. В известный чулан.

– Как вашей милости угодно, - сказал Ваня, сгреб сопротивлявшегося шулера и выволок из кабинета.

Вакула же стал подпихивать к дверям растерявшуюся шулерскую дворню.

– Стой, - велел ему Архаров.
– И помолчите все, ради Бога.

Впрямь воцарилось молчание. Архаров смотрел в бумаги, ждал, пока оно сделается совсем тягостным. И тогда негромко позвал:

– Павлушка!

Тут же он поднял голову и уставился в то лицо, что и глазами, и разинутым ртом откликнулось на призыв. Парень был курнос, явно белобрыс, щекаст - этакий простонародный Купидон, именуемый среди свах «кровь с молоком». Обалделый вид шестуновского беглого лакея свидетельствовал - и тут не вышло промашки.

– Вакула, забирай, - велел Архаров.
– И все пошли вон отсюда.

После чего он действительно занялся взятыми у шулеров бумагами, среди которых была и какая-то сомнительная купчая на дом в Кожевниках, и отпускные слуг, и паспорта, и много всякого иного добра.

– Внушительный ты мужчина, Карл Иванович, - сообщил Архаров Шварцу потом, когда новоявленные осведомители, дав показания о подвигах Дюкро-Перрена, записавшись у Дементьева и обязавшись, побожась перед образами, сообщить о своем новом местожительстве, убрались. Хотя Шварц как был в первый день их знакомства, так и оставался худощав.

Немец понял суть комплимента, но даже не улыбнулся - Архаров сказал то, что он и без посторонних людей про себя знал. Хотя было ему приятно, что наконец оценили.

– Я должен быть, - с глубоким удовлетворением произнес Шварц.
– И все должны знать, что есть я.

– Вижу, - согласился Архаров.
– Да не косись ты на меня. Ты бы его вовеки не определил - он игрок, он лицом владеть должен, иначе никого не облапошит. А я как раз и присматривался - кто из них роже воли не дает. Так что, продолжаем следствие?