Кот, который умел искать мины (Оборотень в погонах)
Шрифт:
– Не надо, – отмахнулась гоблинка. – Если название указано правильно, бесы найдут.
– А еще... не фигурирует ли где в качестве учредителя или акционера некто Дмитрий Никитич Карлин, – добавил я, спохватившись.
Таня подозрительно глянула на меня.
– Но ты понимаешь, Валя – конфиденциальных данных...
– Ни в коем случае! – Я замахал руками. – Только общедоступные. Главное, поскорее... И посмотри, где еще проходит руководство этой «Эфы».
– Четверть часа тебя устроит? – хитро прищурилась гоблинка.
– Быстро, – с одобрением заметил я. – Что, запросов мало?
– Нет, нам базу данных обновили, – объяснила Танечка. – Раньше у нас какие-то азиатские
– Тогда я перезвоню. – Я взмахом руки стер изображение с зеркала и опять оказался нос к носу с собственной унылой физиономией.
– У вас довольно обширные знакомства, брат Зорин, – заметил Серов не то одобрительно, не то насмешливо.
– Крутимся помаленьку. – Я пожал плечами. – А чем вы там, собственно, заняты, брат?
– Да... – Киллер-аквариумист покраснел. – Увлекся... думал, как тут взаправду аквариумы расставить.
Мы впятером (включая Македонского) посмотрели на него, как на идиота.
За время ожидания я успел выяснить через справочную еще несколько телефонов. Номер статистического отдела я набирал с некоторым трепетом.
– А, опять ты, сукин сын! – жизнерадостно приветствовала меня Танечка, продолжая наводить марафет. – Записывай.
Я взял перо на изготовку.
– Охранное агентство «Эфа». Адрес регистрации...
– Пока не надо, – перебил я.
– Закрытое акционерное общество, исполнительный директор – Кормильцев Илья Борисович.
– Замечательно, – пробормотал я. – А владельцы у этих акций есть?
– Ну... – неопределенно протянула Танюша.
– Хотя бы примерно! – взмолился я.
– Оэларион Гиладрелиен, – начала было гоблинка, но я прервал ее:
– Спасибо, хватит. А сколько акций принадлежит Кормильцеву?
– Нисколько, – пожала плечами Танечка. – Лицо, ограниченно дееспособное.
Я придержал челюсть.
– А Карлин? – Голосовые связки мои сработали независимо от мозга.
Оказалось, что Дмитрий Никитич является мелким акционером нескольких предприятий кленовского концерна. Ситуация прояснялась: таким способом наши олигархи часто поощряют сговорчивых чиновников.
– Спасибо, Танюш. Бывай.
– С тебя шампанское, – напомнила моя бывшая сокурсница. – Восьмая бутылка.
– А что значит «ограниченно дееспособное лицо»? – наивно поинтересовалась Марина Валевич, когда зеркало потемнело. – Дебил?
– Нет, милая, – проронил Серов в наступившей тишине. – Боюсь, что гораздо хуже.
– Юридически недееспособными, – объяснил я, – считаются не только идиоты и безумцы, но и все, кто не может отвечать за свои действия или быть привлеченными к ответственности за них. Это нечисть и нежить.
– А если учесть имя и прозвище господина Кормильцева... – вставил Шарапов.
Я кивнул:
– Да. Он, скорей всего, вампир.
Следующим в моем списке стоял Карлин – как мне удалось выяснить без особых сложностей, лицо высокопоставленное: помощник губернатора Долина. Поэтому на месте его не оказалось. Миленькая остроухая секретарша прощебетала, что Дмитрий Никитич будет после обеда. А это значило, что расспросить его мы сможем не раньше, чем через пару часов.
Время ожидания мы провели безо всякой пользы – в спорах, где истина, против общепринятого, не рождается. Рождались и рушились схемы изощреннейших заговоров против людей, эльфов, государства российского и злокозненных конкурентов. Я бы предпочел следовать заветам Исаака Ньютона и не измышлять гипотез – великий теолог и чародей
оставил потомкам немало полезного, но этот принцип я бы назвал главным, особенно в благочинской работе. Однако же спорщики поминутно интересовались моим мнением, так что я ахнуть не успел, как с пеной у рта доказывал, что серкелуин не могут быть связаны с госбезопасностью никаким боком: во-первых, из абсолютного презрения ко всем человеческим институтам, а во-вторых, потому что ни один человек в своем уме не станет связываться с эльфами-террористами. Не питая особенных иллюзий в отношении бывших инквизиторов (после брата Городницкого – трудновато), я все же полагал, что с головой у них все в порядке.Поначалу мы переругивались вполголоса, опасаясь привлечь внимание, но потом незаметно осмелели, и под освященными некогда сводами гуляло эхо. К обеду мы настолько уже одерзели, что я отправился в офис напротив поинтересоваться, как в здешних пенатах насчет пожрать.
Секретарша посмотрела на меня странно, но сообщила, что в подвале находится бывшая институтская столовая, а ныне – кафетерий «Синяя птица», излюбленный сотрудниками обретавшихся в здании фирм и фирмочек. Так что ежели у господ аквариумистов возникнет желание...
Желание было. Мы скатились по лестнице не хуже отпущенных с урока семинаристов и уперлись в негостеприимно закрытые двери столовой, откуда тянуло перекаленным жиром и ароматным, но невкусным кофе из кофеварки.
Очевидно, из уважения ко вкусам основных посетителей – купцов, подкупчиков и приказчиков средней руки да чародеев с золотыми цепями – столики в «Синей птице» были рассчитаны самое большее на троих, чтобы не стеснять почтеннейшую публику, и заполнялись, само собой, по шахматному принципу. В результате нас разметало по всему залу, и Невидимке, которому выпало за всех расплачиваться (я уже начинал волноваться за финансовое положение небольшого нашего отряда), долго пришлось убеждать домового в черном костюме, что вон там тоже сидят наши, и там... Домовой требовал называть себя половым и делал вид, что не понимает. В конце концов его удалось усмирить, потребовав жалобную книгу, и со стороны кухни поплыли вместе с неаппетитным дымком и звоном посуды тяжело груженные подносы. Слава богу, застиранные до дыр, и все равно неизменно замаранные жиром, какао и почему-то смазкой скатерти-самобранки раешных времен остались в прошлом, хотя ляхремонт, после которого, надо полагать, заведение и обрело свое гордое имя, затронул только зал – в полуоткрытых дверях мелькали мятые казаны с инвентарными номерками на боку.
Смолотив тарелку солянки – дежурного блюда всех послераешных едален, – я вернул способность воспринимать окружающее не через призму острой мизантропии и в ожидании перемены блюд принялся прислушиваться. Народу было много, места уходивших посетителей тут же занимали новые, и острый слух мой вырывал из многоголосицы то одну, то другую фразу:
– Прикинь, этот муфлон мне впаривал, что персидские ковры хуже японских! В тех, говорит, моль не заводится! Я его развел по Кольцевой прошвырнуться...
– В общем, скажи, что, согласно модельному анализу по Дамблдору... Что? Записываешь? По буквам тебе? Де-а-ме-бе... Короче, наплети ему что-нибудь позаковыристее!..
– Нет, с этими, из «Волхва Велимудра», дела иметь нельзя. Они же отмороженные там все, волчий хвост. Тут Маги-банк с ними пытался разобраться, так они благочинных с лестницы спустили, с ребятами Гырмаша – знаешь таких? клыки длинней хера – на стрелку выехали, так от тех только половина вернулась. Говорят, у велимудровцев большой блат в нижних сферах, чуть ли не у самого Азрамаила...