Ковен озера Шамплейн
Шрифт:
– Странно.
– Что странно? – спросила я, подойдя ближе, пока Коул разбирался с травмами Джефферсона и несанкционированным появлением Гидеона.
– Твое заклятие… Оно великолепно. – И прежде чем я успела смутиться от такой искренней похвалы, Хоакин продолжил: – Ты придумала его на основе моей истории о восьми жертвах, принесенных ради свержения Анхеля, я прав? Твой дар сотворения кроется в музыке… Ты изменила заклятие, но, как и сказал Паук, не изменила суть. Это заклятие тотального уничтожения – и души, и ее сосуда…
– К чему ты ведешь? – напряглась я.
– К тому, что Тимоти Флетчер и есть сосуд. Он не должен был выжить, однако твой друг сейчас везет его в полицейский участок. Так почему жертвенный ритуал
В отличие от меня, Хоакин не собирался слишком долго размышлять над этим. Он выпрямился и, отряхнув руки, пожал плечами:
– Видимо, даже в магии случаются осечки. Не бери в голову. Лучше постарайся сделать так, чтобы у нас больше не было поводов встречаться, Одри Дефо.
Он вернулся к Луне и Эмиральде, обняв последнюю за талию. Та улыбнулась мне и даже помахала рукой, прежде чем скрыться в червоточине, что открылась прямо в корнях клена, – из нее веяло ароматом чили и жаром раскаленного песка. Проводив сестру, Луна повернулась ко мне, хромая на одну ногу, и щелкнула хлыстом, открывая рядом точно такой же портал.
– Как и сказал Верховный кретин, это в первый и последний раз. Больше не зови на помощь. Все равно не приду, – хмыкнула Луна, и это было единственное, что она сказала мне за всю нашу встречу. Впрочем, ничего удивительного.
– Ну-ну, тише. Есть вещи, которые не дано знать никому, даже царицам и провидицам. Ты ведь еще ребенок, – хлопотал тем временем вокруг Морган Исаак, пока та сидела в прострации на поваленном дереве. Когда наши глаза встретились, Морган тут же отвернулась, будто не хотела, чтобы я подходила к ней. Пшеничные волосы спрятали от меня выражение ее лица, блестящего от слез, но я все равно увидела, что щеки у нее неестественно красные.
– Ну что, возвращаемся домой? – спросил Коул, очутившись рядом и выдернув меня из мыслей. Весь в крови и черной запекшейся жиже, но живой и более-менее здоровый, он улыбался так тепло, что я не сдержалась и улыбнулась ему в ответ:
– Да. Возвращаемся домой.
Но прежде я заметила, как что-то поблескивает в жухлой траве рядом с кратером. Жемчужное колечко, подобранное следом за скрипкой, оказалось целым. Оно больше не жглось и не вибрировало, но выглядело все так же прекрасно.
Коул внимательно смотрел, как я надеваю его на палец, а затем взял меня за руку, и вместе мы вернулись в Шамплейн.
XV
Да здравствует семья
Несмотря на то что мы все едва волокли ноги, по возвращении в Шамплейн никто не спешил ложиться спать. Дом вдруг наполнился жизнью: повсюду звенели тарелки, пел граммофон и слышались споры да смех. Смеялись, конечно, не все: ни Тюльпаны, ни Морган даже не было видно. Зато Джефферсон опустошил весь барный глобус на пару с Исааком (кажется, после второй стопки они нашли общий язык), а Сэм и Зои что-то бурно обсуждали на кухне, стряпая несколько мясных блюд на скорую руку. Диего играл с Баксом и Баби в оранжерее, в то время как Гидеон и Ферн уединились на веранде. Оттуда не доносилось ни звука: они просто сидели плечом к плечу на садовых качелях и даже не пытались разговаривать. Коулу, однако, это все равно не нравилось, потому он расхаживал взад-вперед перед витражными окнами, как сторожевой пес. Волосы его топорщились, еще влажные после ванны, где мы оттирали друг друга больше часа и где снесли полку с шампунями, слишком увлекшись. Губы ныли, опухшие от поцелуев, и это была моя самая приятная травма
за сегодняшний день.Решив не отрывать Коула от слежки за братом, я помогла Сэму и Зои накрыть на стол. Впервые за много лет он был сервирован на целых одиннадцать человек – одновременно и поминки, и торжество. Каждому было что праздновать и каждому было о чем скорбеть. На солнечно-желтой скатерти лежали блюда со свежими фруктами, тарталетками и острым чоризо, а в кубках плескалось клубничное вино, оставшееся из запасов на Остару. Все снова улыбались и строили планы на будущее, не страшась, что его перечеркнут обсидиановыми когтями. Жизнь наконец-то возвращалась в привычное русло… Но мои мысли возвращались к кое-чему другому.
«Тимоти Флетчер и есть сосуд. Он не должен был выжить».
– Сэм ведь отвез Тимоти в участок? – спросила я Коула, обняв его со спины, когда он снова завис напротив окна в прихожей, пялясь на Ферн и Гидеона. Те выглядели наедине совсем невинно, соприкасаясь только плечами, но от одного этого зрелища Коул уже беспокойно заламывал руки.
– Да, отвез. Ох, сколько же отчетов нам с Сэмом заполнять завтра!.. Тоже до сих пор не веришь, что все закончилось?
Он вслепую развернул меня и прижал лбом к своей груди. Я растаяла, позволяя ему перебирать мои распущенные волосы – даже на его пальцах виднелись свежие шрамы. Несколько нашлось и на лице Коула – например, вдоль скулы, прямо поперек очаровательной ямочки. Залюбовавшись им, наконец-то домашним и умиротворенным, я нехотя отстранилась.
– Тебе не кажется все это подозрительным?
– Ну мне просто стыдно просить тебя снова накладывать на Миллера морок, – забормотал Коул, абсолютно не поняв, к чему я веду. – Да и улики как-то подвязать все равно нужно…
– Я не об этом! А о том, что Флетчер не должен был выжить. Согласно жертвенному ритуалу, он…
– Одри. – Коул вздохнул и, наконец-то оторвавшись от надзора за старшим братом, опустил ко мне голову. Его взгляд был теплым и обволакивающим, как шерстяное одеяло, из которого не хотелось выбираться. – Я всего лишь атташе. Я совсем не разбираюсь в магии, но… Думаю, ты зря переживаешь. В конце концов, что ни делается, все к лучшему. Благодаря тому что Флетчер выжил, родители бедных детей получат свое правосудие. Гораздо больше меня волнуют Морган и Тюльпана… Первая отказалась спускаться на ужин и попросила ее не беспокоить, а ко второй я даже стучаться боюсь.
Я вздохнула, уже представляя себе это безудержное веселье, но послушно кивнула, ластясь к шершавой руке Коула щекой.
– Я с этим разберусь. Заодно поищу обломки от ошейника Анхеля. Ты их, случайно, не видел? Они куда-то запропастились. Если бы мы только сразу знали, что в качестве шкатулки для диббука может сгодиться лишь его личная вещь…
На веранде кто-то закопошился, и Коул вновь утратил к беседе интерес, устремив взор в окно. Там Гидеон уже поднялся с качелей и, сложив руки на груди, встал напротив, у перил, с таким видом, что стало ясно: ему просто надоело чувствовать себя бактерией под микроскопом. Смутившись, Коул помялся еще несколько секунд, но затем набрал в легкие побольше воздуха и наконец-то решился выйти на веранду. Витражи, как и многие красивые вещи, искажают реальность, но, кажется, Гидеон улыбнулся в тот момент, когда открылась дверь.
Что же, пусть каждый снова занимается своим делом.
– Тюльпана, можно мне…
Едва я успела постучать в дверь, как та распахнулась и чуть не пробила мне лоб. Внутри спальни было темно и царил полный кавардак: зашторенные окна, сорванные с петель дверцы шкафа, прожженный балдахин и обломки сломанной мебели. Сама Тюльпана, однако, выглядела безукоризненно: переоделась в чистое платье, натянула каблуки и заколола волосы нефритовой фибулой. Черные стрелки и тени идеально сочетались с фиолетовой помадой и фарфоровой кожей, мерцающей от пудры, как жемчуг.