Краски вне линий (фанфик Сумерки)

– Страшно всем, – поделился я с ней, – Даже мне. И это нормально. Страх – это частица каждого. Есть такая поговорка: «Трусы умирают много раз до своей смерти». И так и есть. Все дети в твоем классе – они тоже боятся, так что не дай им одурачить тебя. Мне было бы очень неприятно думать, что ты отказалась от чего-то, чего по-настоящему хотела, из-за тех дурочек.

Она рассмеялась.

Я посмотрел на часы на ее прикроватной тумбочке – они показывали 9:37 вечера.

– Тебе давно пора в кровать, ребенок, – сказал я довольным тоном и с улыбкой, и я взял книгу, положив ее на столик рядом с кроватью.

Она выглядела такой уставшей, что даже не спорила со мной сегодня. Хорошо, ибо я был не в настроении выслушивать ее капризы.

Кэти свернулась калачиком под одеялом и улыбнулась, глядя на меня.

Я наклонился и поцеловал ее в нос, затем я немного переместил свое лицо и оставил несколько «поцелуев бабочки» ресницами на ее щеке. Она завизжала и захихикала, когда схватила меня за волосы, и это были самые лучшие звуки в мире.

– ПАПА, ПРЕКРАТИ! – сказала она сквозь смех, а я зарычал и сказал:

– СОПЯЩАЯ СОБАЧКА!

– НЕТ! – крикнула Кэти, когда я, изображая щенка, с сопением обнюхал все ее лицо и волосы, потершись об нее носом, поскуливая и тяжело дыша.

Я часто так делал, когда она была маленькой, и мы не могли завести ей собаку. Я превращался в собачку и делал все, что обычно делают щенки, когда сходят с ума, играя с детьми – сопел, лизался, зарывался носом ей в шею, …Кэти всегда любила это. И любит до сих пор.

– НЕЕЕЕЕТ, БЕЕЕЕЛЛЛААА, ПОМОГИ МНЕ! – пронзительно закричала Кэти, вырываясь из моих объятий, пока я продолжал сопеть, – ПАПА С УМА СОШЕЛ!

– Никто не поможет тебе СЕЙЧАС! – сказал я глубоким, дьявольским голосом Дарта Вейдера (один из главных героев «Звездных войн» – прим.пер.), щекоча ее.

Она снова закричала, и я прекратил, улыбаясь ей со словами:

– Спокойной ночи, женщина. Не позволяй сегодня Гарри Поттеру вторгаться в твои сны. И не вздумай с ним зажиматься.

– Оууу, ПАПА! – она нахмурилась, когда я снова поцеловал ее, на этот раз в щеку.

– Увидимся завтра, Кейт, – я улыбнулся, взял полную корзину с ее грязным бельем и понес ее к двери, гася свет и выходя через приоткрытую щель в двери.

– Пока, пап.

Через несколько дней Кэти сказала нам, что РЕШИЛА играть Джесси, и мы были очень горды ею. И было чем! За всю свою жизнь она видела вещи и страшнее, чем несколько отродий, смеющихся над ней. Она прошла через годы операций, тестов и лечения. Школьная пьеса – просто ерунда по сравнению с этим. Тем не менее, у меня было чувство, что здесь было нечто большее, чем просто страх или страх сцены. Но я не знал больше ничего о том, что на самом деле пугало ее в этой пьесе, …и почему она заплакала, пока пела эту песню.

Дважды в неделю и днем по воскресеньям Кэти помогала мне на конюшне с Дэнсер, чем просто изумляла меня. Она чистила раны, меняла повязки, смотрела на окровавленные, порванные мышцы, порой видя кости, …и ни разу не отступила. Похоже, что она должна была быть там. Дэнсер тоже ее любила, и время от времени лизала ее голову, дразня Кэти, пока та делала что-нибудь, стоя перед лошадью.

Кэти поднимала взгляд на Дэнсер и та почти отворачивалась, делая вид, что она тут не при чем. Было так здорово наблюдать, как на моих глазах проявляется личность Дэнсер.

Она отличалась от других лошадей, как Боб и сказал. Она страдала тихо, никогда не просила много и была благодарна за то, что ей давали, …она была очень любящей, если чувствовала, что доверяет тебе, …и теперь я видел новую ее сторону – игривую и милую.

Тогда Кэти опустила глаза и Дэнсер снова лизнула ее, прямо в макушку. Кэти рассмеялась, вытерла голову и сказала:

– Дэнсер! Веди себя хорошо!

И Дэнсер негромко по-лошадиному хихикнула, наслаждаясь обществом новой маленькой зверюшки, стоящей перед ней.

Вместе они смотрелись чертовски мило. Белла была права. Это была хорошая идея для всех нас.

Я продолжал видеться с доктором Питером, и однажды вечером мне пришлось особенно туго. Мы начали сеанс, затем я почитал ему немного из своего дневника, отыскивая в тексте определенные моменты и пытаясь расслабиться и дышать, пока читаю их. Это было не всегда легко.

Мы начали с того, что ненадолго вернулись к теме веревок. Я хорошо справлялся с этим, когда работал с веревками. Но в этот особенный вечер Питер по-настоящему поразил меня.

– Очень хорошо, Энтони, – сказал он после того, как я прочитал кусок из своего дневника и мы обсудили прочитанное. Мои глаза все еще были немного покрасневшими и опухшими от слез, но я был в порядке. Через несколько секунд он спросил у меня:

– Ты готов увидеть следующий предмет?

Я сделал вдох и кивнул, желая расслабиться.

Казалось, Питер мне поверил, когда открыл ящик своего письменного стола и сказал почти виноватым голосом:

– Сегодня у нас кое-что потруднее. Не паникуй.

И затем он своим указательным пальцем залез в ящик и вытащил цепь, …соединяющую два раскачивающихся кожаных наручника.

Я застыл и отвел взгляд, чувствуя, что мои ноги немного дрожат, когда он положил наручники на стол между нами, и цепь при этом негромко звякнула.

– Хорошо, Энтони…, – Питер подвинул свой стул ближе ко мне и наблюдал за мной, сидя сбоку, – Дыши, как я научил тебя. Сконцентрируйся на своем внутреннем дыхании, …вдыхай только через нос, …а выдыхай через рот. Хорошо.

Я не слишком хорошо себя чувствовал. Меня подташнивало.

– Медленно начинай вдыхать, легко и глубоко, мысленно считая до четырех. Сначала наполни воздухом нижние отделы легких, выталкивая воздух животом, затем средние и верхние отделы легких. Задержи дыхание, пока считаешь до семи, – наставлял меня Питер и я пытался слушать его.

– Очень хорошо, Энтони. Медленный и легкий выдох на счете «восемь». Пока выдыхаешь, пытайся избавиться от всех своих тревог, напряжения и стресса. Позволь им всем выйти, Энтони.