Красноглазый вампир

— Потому что я считаю, что тайна этого дела еще полностью не раскрыта…

— Но смерть чудовища должна поставить финальную точку в этой драме.

— Должна, да… Но это не тот случай. Я застал Грум- па в момент совершения им последнего преступления. Он сбежал, был невероятно хитер, он едва не скрылся от меня окончательно, признаюсь в этом. Во время погони он проявил себя гением… пока не попал в Гамбург. Тут все изменилось, и Грумп превратился в полного дурака, что позволило с легкостью взять его в Хильдесхайме. Словно бандит, ступив на землю Германии, лишился своего ума.

Ваше заключение, учитель?

Кто-то, кто намного умнее Грумпа, руководил его действиями в Англии. Но, вернувшись в Германию, он перестал подчиняться этому «кому-то». Этот «кто-то» убрал свою направляющую руку, сдав нам преступника беззащитным.

Но ведь в речах Грумпа ничего не предполагало этого?

Конечно нет! Грумп, которого я считал прожженным негодяем, еще не зная его, выглядел жестоким человеком, но его жестокость была внутренней, и он был согласен на всё, даже на эшафот. Я не мог объяснить этого достаточно ясно полиции Берлина, как и всем остальным. Эти люди не понимают ни ощущений, ни оттенков. Я тайно посоветовал им отложить казнь. «Почему? — спросили меня не без удивления. — На что вы надеетесь?»

Вопрос был логичным. На что я мог надеяться? Мои мысли пока не прояснились… Другой человек управлял Грумпом, когда он совершал преступления? Ничто этого не доказывало. Да и сам Грумп энергично отвергал наличие сообщника.

Вот почему, Том, получив телеграмму директора Зигенмейера, я был недоволен и едва не оставил ее без ответа.

Теперь, малыш, поймите, что я пока ничего не знаю. Следовательно, все вопросы излишни… Ладно, уже появился хороший небольшой оркестр, готовясь к выступлению. Я вижу партитуру Вагнера на рояле. Меня ни для кого нет!

* *

Оба сыщика добрались до Хильдесхайма под вечер следующего дня. Последний луч солнца золотил прекрасные фасады Брюннен-плац. Как всегда, кумушки собирались у фонтана, чтобы набирать свежую воду в огромные баки из синего фаянса. Славные пузатые буржуа курили громадные трубки, сидя на террасах пивных, где плавал запах свежего пенистого пива и светлого вина.

Мы словно в другом мире, — сказал Том, втянув ароматный воздух. — Здесь всё так спокойно и безмятежно, что мне кажется, мы ошиблись дорогой и не завтра на утренней заре здесь слетит с плеч голова.

Вдруг кто-то обратился к ним из темной глубины кафе:

— Возможно ли это? Сам господин Диксон и великолепный господин Уиллс, который тенью следует за своим учителем!

Маленький округлый человечек с улыбкой херувима на лице скорее подкатился, чем подошел к ним и сердечно протянул им руки.

— А, доктор Поппельрайтер! — воскликнул Гарри Диксон, с удовольствием пожимая обе руки человечка. — Видя вас здесь в таком виде, я говорю себе, что пиво Хильдесхайма самое лучшее в Германии!

— Австрии и прочих стран на земле, — подхватил человечек. — Надо освежиться! Таким почетным гостям следует выпить вина. Эй, кельнер! Подай «Хохмейер»… Две бутылки и лед!.. Вы приехали, чтобы присутствовать на казни Грумпа, господин Диксон? Благодаря вам мы смогли покончить с этим чудовищем. И благодаря вам немного славы за его поимку падет на скромного начальника полиции этого городка, вашего друга и служителя Поппельрайтера.

Гарри Диксон не стал разочаровывать приятеля. С невероятным терпением он выслушал его рассказ обо всех перипетиях процесса.

Том Уиллс слушал вполуха, окидывая восхищенным взглядом Брюннен-плац, здания которого вечерний сумрак постепенно окутывал голубой дымкой.

— Какой великолепный древний дом! — вдруг воскликнул он, указывая на стоящий на углу переулка высокий дом с коньком в виде шлема. Фасад его выглядел настоящим каменным кружевом.

Герр Поппельрайтер проследил за взглядом молодого человека и нахмурился.

— Это ваше мнение, господин Уиллс, — тихо сказал он. — Местные жители с удовольствием бы присутствовали при сносе дома, чтобы восхищенные взгляды посетителей не останавливались на нем.

— Это было бы плохо! — в запале воскликнул Том Уиллс.

— С вашей точки зрения, конечно, но не по убеждению моих сограждан. Этот дом называют «Геспенстер-Хауз», дом с призраками. И если эта часть площади по вечерам пустует и кафе ничего не зарабатывают с начала сумерек, то именно из-за этого проклятого жилища!

Интересно знать, в чем обвиняют это здание?

Особо никто не знает! Оно вот уже два века принадлежит древнему австрийскому семейству, которое занимается только его текущим ремонтом, а стоящая внутри мебель отличается удивительным неудобством. За две сотни лет в нем никто не жил! Раз в неделю нотариус, который охраняет его, появляется в сопровождении двух служителей. Они убирают дом и спешат покинуть его. Говорят, что далекие владельцы дома, графы Драгомины, оставили его призракам и духам ночи. Они никогда не сдавали его и не стремились продать. Как магистрат, я осуждаю такой подход, который вызывает ненужное волнение населения.

Гарри Диксон глянул на хронометр и встал.

Мой дорогой Поппельрайтер, надеюсь, вы меня простите. Нам еще надо пройтись по городу, а потом нанести визит вежливости герру директору Зигенмейеру.

Прекрасно! Увидимся завтра в более мрачных обстоятельствах.

Через четверть часа сыщик и его ученик явились к директору муниципальной тюрьмы.

Для этого чиновника, привыкшего общаться только с мелкими нарушителями закона, необходимость охранять Красноглазого Вампира и обеспечить его казнь оказалась тяжкой обязанностью.

Так решил Том Уиллс, видя, как им навстречу идет человек с озабоченным и напряженным от усталости лицом. Серый цвет кожи, запавшие глаза и отвисшая нижняя губа говорили о бессонных ночах и массе забот.

Однако после первых же слов Том был вынужден признать, что ошибся.

Добрый вечер, господин директор, — прерывая помпезные приветствия и уверения в признательности, сказал Гарри Диксон. — Полагаю, что не ради хвастовства и не ради желания видеть меня на казни вы вызвали меня на континент?

— О нет, господин Диксон! Вовсе нет!

Герр Зигенмейер поколебался несколько секунд, потом направился к двери, приоткрыл ее, убедился, что никто их не подслушивает, и с загадочным видом вернулся к сыщикам.

— Господин Диксон, — спросил он, — вы считаете Грумпа сумасшедшим?

— Ни в коей мере!

Директор энергично кивнул головой.

— У меня такое же мнение. Никто не рассуждает столь здраво, как этот несчастный, хотя он самый отъявленный преступник. Но вот уже несколько дней он ведет себя настолько странно и так непонятно, что я теряюсь в догадках.