Красноглазый вампир

Мой долг — предупредить мое непосредственное вышестоящее начальство. Но я опасаюсь, что меня грубо одернут, поставят на место и станут надо мной издеваться. В нашей профессии смех убивает вернее, чем в любой другой.

Коротко кивнув, сыщик дал понять чиновнику, что полностью с ним согласен.

— Так вот, господин Диксон, вот уже несколько дней Эбенезер Грумп испытывает страх!

— Есть от чего. Он знает, что близится последняя минута, — вставил Том Уиллс.

— Вовсе нет! Напротив! Он боится, что его не гильотинируют!

— Он предпочитает быструю смерть медленной агонии в приюте для умалишенных, — возразил Том Уиллс, который никак не мог отделаться от первоначальной мысли.

— Вы абсолютно неправы, господин Уиллс, поскольку Грумп, который ведет здесь приятную жизнь и ценит режим приговоренного к смерти, умоляет, чтобы казнь ни в коем случае не отложили.

Охранники постоянно слышат, как он бормочет: «Это было бы ужасно! Хоть бы я умер до того, как он появится!»

— Вы спрашивали, почему он так говорит? — спросил Диксон.

Конечно, но он только кивает с выражением страха на лице. Накануне того дня, как я послал вам телеграмму, он ранним утром вызвал меня. Я еще никогда не видел столь удрученного человека.

«Я требую, чтобы мне немедленно принесли цветы дикого чеснока», — умоляюще сказал он.

Я пожал плечами.

«Ну и каприз, Грумп. Я даже не знаю, где их раздобыть».

«Я знаю, — лихорадочно ответил он. — В соседнем с городом лесу растет дикий чеснок. Прошу вас, герр директор, чтобы мне их принесли до наступления ночи. Иначе меня ждет ужас! Несмотря на мои преступления, я не заслуживаю такой участи!»

Я собрался дать категорический отказ на его просьбу, когда он, внезапно понизив голос, сказал мне:

«Вызовите Диксона! Я скажу ему кое о чем… Очень мало, но это поможет. Ради бога, принесите мне цветы чеснока!»

Диксон нахмурился, и на его лице появилось такое тоскливое выражение, что директор замолчал и ошарашенно уставился на него.

Надеюсь, вы нашли цветы дикого чеснока? — почти с яростью спросил Диксон.

Да, нашел… Я не мог ему отказать…

Слава богу! — воскликнул сыщик.

Боже, — сказал директор тюрьмы, — похоже, вы лучше понимаете в этом безумии, господин Диксон.

Безумие! Никогда в жизни… Наоборот, должен сказать, что в моих мыслях наступило кое-какое просветление. Господин Зигенмейер! Готов биться об заклад, что нечто странное, необъяснимое произошло в ту ночь, после которой последовала просьба Грумпа.

Директор даже подпрыгнул на стуле. От невероятного удивления он раскрыл рот и выпучил глаза.

Откуда вы знаете, господин Диксон? Я потребовал абсолютного молчания о событиях той ночи со стороны персонала, который совершенно предан мне.

Я не знаю, но всё подтолкнуло меня к этой мысли! Безусловно, была попытка проникнуть в камеру смертника!

— Вы правы! И каким образом! Среди ночи охранник, который спит в камере смертника, был разбужен странным шумом.

К своему ужасу, он увидел тень, упавшую в камеру.

Он повернулся к окошечку и заметил, как какая-то неясная форма заслонила лунный свет.

Охранник вскочил. И заметил, что за железной решеткой появилось столь отвратительное лицо, что он в испуге отступил. В то же мгновение проснулся Грумп. И тоже обратил внимание на ужасающее видение. Охранник увидел, как заключенный схватил цветы чеснока и бросился к окошку.

Существо, бывшее позади решетки, увидело цветы и испустило такой вопль, что проснулась вся тюрьма. И тут же видение исчезло.

Я поднял тревогу и организовал поиски. Окошко камеры Грумпа находится в десяти метрах от земли. Мы не нашли следов ни веревки, ни лестницы, но заметили рядом с дорожкой следы крови.

Что мы могли подумать обо всем этом?

Грумп, когда его спросили о происшествии, ответил следующее:

«Он явился! Боже мой, хоть бы мне поскорее отрубили голову!»

— Дайте мне фонарь и принесите лестницу, — потребовал Гарри Диксон.

Оказавшись во дворе тюрьмы, сыщик принялся тщательно осматривать стены с помощью фонаря.

— Двух кинжалов достаточно, — наконец пробормотал он, — но в любом случае, он умелый скалолаз.

— Что вы хотите сказать, господин Диксон? — умоляюще спросил директор.

— С помощью двух крепких кинжалов, которые вонзаются в щели между камнями, ночное существо вскарабкалось сначала по стене, окружающей тюрьму, а потом и сюда. Черт возьми! Весьма необычный подвиг!

— Скажите же мне… — начал директор.

— Я ничего не могу вам сказать, господин директор, — сухо ответил сыщик. — Отведите меня к Грумпу.

Убийца лежал на кушетке с открытыми глазами и смотрел на лампу, которая едва освещала камеру. Он тут же узнал Диксона, и на его грубом лице с искалеченным подбородком появилось нечто вроде улыбки.

— Завтра мне срубят черепок, господин Диксон! — произнес он. — Я очень рад, что вы здесь! Это более надежно!

— Почему, Грумп?

Человек скривился:

— Завтра, у подножия эшафота я вам скажу, когда буду уверен, что умру!

Почему не сейчас?

Нет, надо еще провести эту ночь. А за ночь многое может случиться! Ради моего вечного спасения, господин Диксон, клянусь, что всё скажу при условии, что смерть наступит.

— Безумец, — прошептал директор.

— Нет! — твердо возразил Диксон. — Этот человек прав!!!

Сыщик на целую минуту погрузился в глубокое размышление.

— Грумп, дайте мне несколько цветков дикого чеснока!

Приговоренный к смерти издал радостный крик.

— По крайней мере, вы поняли! — крикнул он. — Вот цветы, господин Диксон… но обещайте мне одну вещь.

— Говорите!

— Обещайте мне, что завтра я буду гильотинирован!!!

Гарри Диксон молча вгляделся в Грумпа.

— Я обещаю вам это! — медленно произнес он.

— Да поможет вам Бог, господин Диксон! — пробормотал заключенный, когда сыщик покидал камеру.

— Что вы думаете обо всем этом? — простонал директор, когда они вернулись в его кабинет. — Всё это совершенно не соответствует… административным порядкам!