Красный лорд. Невероятная судьба революционера, замнаркома, флотоводца, редактора, писателя, дипломата и невозвращенца Фёдора Фёдоровича Раскольникова

Меньше чем за полчаса с эсминцами было покончено. Оставалась «Свободная Россия». С «Керчи» сделали залп по линкору из двух минных аппаратов. Одна мина прошла под килем корабля, другая взорвалась под носовой орудийной башней. Клуб чёрного дыма, поднявшийся из воды, закрыл серый борт корабля до боевой рубки. Корабль, однако, держался на воде. Ещё две мины, поразившие линкор в кормовой части, не изменили положения корабля. На «Керчи» нервничали, кончался запас мин, а бронированная громада не поддавалась. Пятая мина чуть не потопила саму «Керчь», что-то случилось в её механизме, и она заметалась в воде, меняя направление, то отдаляясь от миноносца, то вдруг направляясь прямо на него. Наконец, неожиданно вынырнув из воды, переломилась надвое и вмиг затонула.

Свободная Россия – линкор (с 1917 г.)

Шестая мина ударила в самую середину линкора. Густой белый дым окутал весь корабль. Дым рассеялся, и стали видны во многих местах огромные пробоины. Корабль, покачиваясь, начал медленно крениться на правый борт. Посыпались, перекатываясь по палубе, паровые катера, шлюпки. Тяжёлые круглые башни с двенадцатидюймовыми орудиями, отрываясь от палубы, катились по гладкому настилу, сметая всё на своём пути, и обрушивались в море, подымая столбы брызг. Через несколько минут корабль перевернулся, подняв кверху обросший тиной и ракушками тёмный киль, но ещё с полчаса держался на поверхности, будто губка, пропитываясь водой, пока не ухнул в пучину, образовав бурно кипящий водоворот.

Люди на берегу, как на похоронах, обнажили головы. Слышались сдавленные рыдания…»

(Лев Никулин запомнил слова, которые были сказаны Ларисой Рейснер по поводу затопления кораблей в Новороссийске, а также об эсерах и о себе:

– …Трагедия? – воскликнула она. – Да, трагедия. Но революция не может погибнуть! А левые эсеры – кокетки. Только путаются в ногах…

Этим левым эсером был писатель, учёный-филолог, теоретик кино Виктор Шкловский, который участвовал в февральской революции, был эмиссаром Временного правительства на Румынском фронте, а из рук Корнилова получил Георгиевский крест.)

В книге «Правда о потоплении Черноморского флота в 1918 году», вышедшей пять лет спустя после этих драматических событий, В. А. Кукель счёл необходимым отметить, что только приезд Раскольникова, его выступления позволили резко переломить настроение окончательно деморализованных к тому времени матросских масс. Другой участник этой операции – С.М. Лепетенко писал о том, что многие матросы-черноморцы считали: явись Раскольников в Новороссийск хотя бы на день раньше, флот удалось бы затопить весь полностью.

Тем временем «Керчь» развернулась, дала полный ход и вскоре скрылась за мысом. Она ушла к Туапсе, с тем чтобы там затонуть, как решила команда, благоразумно остерегаясь проделать это в Новороссийске. А на рассвете следующего дня она была затоплена недалеко от города Туапсе, и перед погружением на тёплое морское дно с антенны приготовленного к гибели корабля была отправлена печальная радиограмма:

«Всем, всем, всем. Погиб, уничтожив часть судов Черноморского флота, которые предпочли гибель позорной сдаче Германии.

Эскадренный миноносец «Керчь».

Так были потоплены миноносцы, эсминцы и транспорты «Гаджибей», «Калиакрия», «Пронзительный», «феодониси», «Громкий», «Сметливый», «Капитан-лейтенант Баранов», «Стремительный», «Лейтенант Шестаков», «Оксюз», «Эльбрус», «Женероза», «Фредерикс», «Сербия» и дредноут «Свободная Россия».

По воспоминаниям одного из очевидцев, город Новороссийск «в этот день не работал, и весь присутствовал на похоронах, всё было усеяно народом; очень многие не выдерживали такой картины, со слезами на глазах ругали и Советскую власть, и тех, которые ушли в Севастополь…»

Позднее были отправлены на дно ещё и 25 коммерческих пароходов.

А в Москве в этот день получили лаконичную телеграмму Раскольникова о проделанной им в Крыму работе:

«Приехав в Новороссийск… взорвал на внешнем рейде все находившиеся к моему приезду суда».

Выступая 28 июня того же года на IV конференции профсоюзов и фабрично-заводских комитетов Москвы, Владимир Ильич Ленин так говорил о потоплении русского флота:

«…Там действовал товарищ Раскольников, которого прекрасно знают московские и питерские рабочие по его агитации, по его партийной работе. Товарищ Раскольников сам будет здесь и расскажет вам, как он агитировал за то, чтобы мы лучше пошли на уничтожение флота, чем на то, чтобы на нём двинулись немецкие войска против Новороссийска».

Рейснер Лариса

Как писал потом в своей работе «Великая русская революция» Пётр Романов, «в революционном механизме есть передаточное звено – от вождей к массам. И без него – никуда. Раскольников и был таким революционным «дельцом» – одним из колёсиков этого передаточного звена». И если бы не было таких «колёсиков», то не было бы, вполне возможно, и самой революции. А, возможно, не было бы и любви, без которой нельзя было жить ни революционерам, ни поэтам. О чём и написал весной 1918 года в своей книге «Жили-были» писатель Виктор Шкловский:

«Помню как-то Маяковский пришёл в “Привал комедиантов” с Лилей Брик. Она ушла с ним. Потом Маяковский вернулся, торопясь.

– Она забыла сумочку, – сказал он, отыскав маленькую чёрную сумочку на стуле.

Через стол сидела Лариса Михайловна Рейснер, молодая, красивая. Она посмотрела на Маяковского печально.

– Вы вот нашли свою сумочку и будете теперь её таскать за человеком всю жизнь.

– Я, Лариса Михайловна, – ответил поэт, – эту сумочку могу в зубах носить. В любви обиды нет…»

Рядом с гостиничным номером, в котором расположилась тогда Рейснер, поселили матроса Анатолия Григорьевича Железнякова, вошедшего в историю фразой: «Караул устал», с которой он как начальник караула Таврического дворца обратился к депутатам Учредительного собрания, закрывая их заседание. Здесь же проживал и Фёдор Раскольников, который в эти дни уезжал в Новороссийск для потопления флота.

Глава третья На посту комфлота

После того как черноморские корабли умиротворённо легли на дно Цемесской бухты, Раскольников быстро организовал отправку спасённого им имущества, а сам с отрядом матросов пробился в Царицын. Потом, по возвращении в Москву, он сразу же получил новое задание – ЦК партии направил его на Восточный фронт членом партийно-следственной комиссии, наделённой чрезвычайными полномочиями, и 16 июля Совнарком принял решение о назначении Раскольникова членом реввоенсовета Восточного фронта, который летом 1918 года стал главным для Советской Республики. К тому времени части мятежного чехословацкого корпуса и белогвардейские отряды захватили крупнейшие города Сибири, Урала и Поволжья. Особенно тревожно было положение на Волге – враг, заняв первоначально Сызрань и Самару, неуклонно продвигался вверх по реке. Вскоре он овладел Симбирском, а к началу августа вышел к Казани, обошел её, отрезав пути отступления оставшимся в городе красноармейцам.

«Сейчас судьба России стоит на одной карте: быстрая победа над чехословаками на фронте Казань – Урал – Самара. Всё зависит от этого», – с такими словами обратился Ленин к командирам восточного фронта. Это не удивительно: на тот момент Казань имела стратегическое значение: здесь находился пороховой завод, а в местном отделении Госбанка хранился весь золотой запас Российского государства, так что это был важнейший железнодорожный узел. В связи с угрожаемым положением на Восточном фронте Центральный Комитет партии направляет Фёдора в качестве своего представителя в Поволжье. В мандате на имя Раскольникова говорилось, что он «назначается ЦК РКП членом партийно-следственной комиссии, учреждённой для расследования поведения всех членов партии в связи с военными действиями на фронте, и уполномоченный отстранять от всякой партийной и советской работы и исключать из партии всех членов партии, деятельность которых окажется несоответственной задачам партии и требованиям момента».