Краткая история белковых тел

– - Хорошо!
– - как дурак соглашаюсь я, и меня подмывает задать вопрос об отце, но я вовремя удерживаюсь. Мне до него нет дела, до этого папаши, кто бы тот ни был -- Кравчук или Евгений Иванович, главное, что Соснина признала правду -- ребенок не мой, и я не имею к нему никакого отношения. Теперь, когда расставлены точки над "и", я становлюсь добрым и щедрым, мне хочется отблагодарить Лизу, но пока не знаю, чем.

– - Ты точно не хочешь встретиться? А то смотри, посидим, попьём кофе.

– - Нет, мне теперь кофе нельзя. У меня много ограничений.

– - Ну, ты там не закисай! Хочешь, просто погуляем в парке, я слышал, что будущим мамам полезно гулять.

В трубке раздается негромкий смешок.

– - Ты хороший человек Данила. Спасибо тебе!

Закончив разговор, решаю, что обязательно вытащу Лизку на улицу -- нечего сидеть дома и смотреть на четыре стены.

И вот в один из солнечных ещё не холодных дней, мы идём с ней по парку. По бокам дорожек нападала листва, сухо, чистый воздух наполняет лёгкие свежестью. Под плащом у Лизы уже ясно обозначился круглый живот.

– - Слушай, -- обращаюсь я к ней, -- тут недалеко есть больница, хочу денег передать ребятам, они из Донбасса, лечатся там.

– - А ты откуда их знаешь?
– - удивленно вскидывает бровь Лиза.

– - Лежали вместе, -- вру я наглым образом, -- когда руку сломал в Египте, попал к ним в палату.

– - А-а...-- протянула Соснина, -- ну если хочешь, пойдем.

Я вижу, что ей не хочется уходить из этого теплого солнечного парка, уже растерявшего листву, но ещё не утратившего своего летнего обаяния, однако она пересиливает себя.

Об этих ребятах я видел сюжет по телевизору: кто-то из них был серьезно ранен, некоторые лишились рук или ног, но они не выглядели неудачниками, людьми, проигравшими войну. И меня с необъяснимой силой тянуло к ним. Словно там, под огнем, я был настоящим человеком, не аморфным телом, хныкающим от любой проблемы, не офисным планктоном, озабоченным в каком ресторане спустить бабки или где потусоваться в летнем отпуске. Я понял именно там, что война создает особое братство из тех людей, которые ежеминутно рискуют жизнью и потому понимают её настоящую ценность.

Скептически прислушиваюсь к своим мыслям. Они кажутся мне, при некотором размышлении, немного высокопарными, пафосными, словно я выступаю на патриотическом митинге как заматерелый оратор-популист.

Война -- это плохо, вот, что важно, а не братство, не чувства, не ностальгия.

Возле больницы, куда мы добрались пешком, был разбит небольшой скверик. Пользуясь последними тёплыми днями, больные выползли наружу, расселись на скамейках, вели неторопливые беседы друг с другом. Повсюду мелькают светло-синие больничные халаты, кажущиеся издалека мелкими капельками дождя, стекающими с желтой листвы. Эти халаты вызывали у меня странные ассоциации с тем самым полем подсолнечника возле села Засечное, жёлтым полем, утонувшем в голубом небе.

Добровольцев из Донбасса я обнаруживаю сразу, едва мой взгляд запечатлевает открывшуюся картину. Два парня в больничных халатах -- один в инвалидной коляске без ноги, а второй с перевязанной рукой, висевшей на ремне, -- сидели неподалеку.

– - Вон они, -- показываю на них Лизе, и чтобы её не смущать, продолжаю, -- ты постой здесь, я сейчас с ними поздороваюсь и дам денег.

– - Нет, я с тобой!
– - вдруг упрямится Соснина.

– - Ну, пойдем!

Мы подходим к парням, останавливаемся. Добровольцы с удивлением смотрят на меня, и я достаю деньги -- несколько тысячных бумажек, отдаю им с широкой улыбкой.

– - Выздоравливайте, хлопцы!

Мне хочется ещё что-то добавить такое тёплое, дружеское, искренне поддержать их, но внезапно у меня перехватывает горло от волнения, и я судорожно кашляю. Ополченцы берут деньги, всё так же удивленно глядя на меня и Лизу, и я вдруг с неудержимой силой чувствую, что меня тянет обратно в Донецк, на войну, что там моё место.

Мы отходим и встаём неподалеку.

– - Не знала, что ты у нас благотворитель, -- то ли насмешливо, то ли всерьез роняет Соснина, и я обнаруживаю на её губах опять ту же пренебрежительную усмешку, которая так меня всегда раздражала.

"Лиза возвращается к жизни, -- констатирую я.
– - Хищники не скатываются до уровня белковых тел. Даже душевно раненые".

– - Просто захотелось помочь, -- говорю в своё оправдание, словно меня принуждают оправдываться в хороших поступках.

– - Мужики, достал!

Я оглядываюсь на громкий возглас и замечаю, что к ополченцам подходит третий, то же в больничном халате, с бутылкой водки в руке.

– - Может, и ему подкинешь бабок?
– - насмешливо осведомляется Соснина.

Переступаю с ноги на ногу и не знаю, что предпринять. Однако мои сомнения рассеивает случайный больной, проходящий неподалеку. Увидев донецких бойцов, он реагирует весьма неожиданно:

– - Вот алканавты -- с утра пораньше!

– - А что каждый день закладывают?
– - интересуется Лиза, иронично поглядывая на меня.

– - Как попали в больницу после аварии -- так и не просыхают.

– - Какой аварии?
– - недоумеваю я.
– - В Донецке?

– - Послушайте, молодой человек, откуда Донецк, причем тут Донецк? Это ремонтная бригада. Они работали в области на теплотрассе и, там у них ЧП приключилось по пьяни, вот и попали сюда.

– - Спасибо!
– - я тихо бормочу, испытывая стыд за свой гуманитарный порыв, но Лизе ничего не объясняю. Она берёт меня под руку, и мы чинно удаляемся.

Когда отходим подальше, Соснина не выдерживает и прыскает:

– - Молодец Данила, хорошо помог Донбассу!

– - Ошибка вышла. Бывает!
– - вздыхаю я и оглядываюсь. На скамейке воссоединившаяся тройка в больничных халатах вершил свой суд над бутылкой водки.

21.

В середине ноября пошёл первый снег. Он сыпал крупными мокрыми хлопьями, прилипал к одежде, к тротуарам и проводам. Под мокрым снегом еще тёплая земля хранила незамерзшие лужицы, в которые я пару раз опрометчиво ступал черными кожаными туфлями. Они, как водится, промокли, и я порадовался, что на новой работе поставил под тумбочку сменную обувь. Сегодня придётся переобуваться.

За это время я нашёл работу. Особо не напрягался -- забросил резюме в интернете на пару-тройку сайтов и получил подходящее предложение. Теперь занимаюсь транспортной логистикой в сетевой продуктовой компании. Доставка грузов, разгрузка. Обыкновенная работа.

Несколько раз у меня возникало желание позвонить Ане -- той девушке на велосипеде, написавшей на дверном стекле моего "Шевроле" свой номер губной помадой. Этот номер я сфотографировал и иногда поглядывал на размашистые красные цифры, просто так, от нечего делать.