Край без Короля или Могу копать, могу не копать

Позавтракав каким-то неуловимо знакомым и очень вкусным варевом — не может быть, чтобы в основе его лежала давешняя каша! — хоббит решил, что пора прощаться. Он обнялся с Торном и получил от него клятву в верной дружбе и обещание помочь в беде любому из родичей Фонси. Фонси сердечно поблагодарил мальчика, хотя и был твёрдо уверен, что никому из его родни никогда не понадобится помощь вождя дунедайн посреди Глухомани.

— Скажи мне, мастер Хильдифонс, и прости за излишнее любопытство, — спросил подошедший Элрохир, — а для чего тебе нужно на север?

— Прежде скажи мне, мастер Элрохир, — осторожно осведомился Фонси, — не приходится ли тебе родичем Тингол, король эльфийский?

Тонкие надломленные брови Элрохира взлетели вверх. Он в голос расхохотался.

— Блестяще, мастер Хильдифонс! Великолепно! Вот такого вопроса мне за все мои две тысячи семьсот пятьдесят лет никто не задавал, и меньше всего я ожидал услышать его от тебя. С королём Тинголом мы и впрямь в родстве. По вашему счёту, он мой пращур.

— Тогда прости меня, мастер Элрохир, я не могу ответить тебе на твой вопрос, — покачал головой Фонси. — Спасибо тебе и дружине твоей за то, что выручили нас всех из плена. Кланяйся от меня своему батюшке, и брату, и всем остальным домочадцам, а мне пора.

— Что ж, мастер периан, доброй дороги тебе, и да сберегут тебя в пути Элберет, Кементари и покровитель странников в диких землях Оромэ. Будь осторожен в дороге и если услышишь ночью в лесу перестук, прячься получше. Прощай!

Въехав на холм, Фонси долго смотрел вслед обозу. Когда последняя телега скрылась за поворотом, хоббит развернул Горошка и поехал к северу.

ГЛАВА ШЕСТАЯ в которой встречается много мертвецов

...Большец, хрипло закричал и повалился лицом вперёд на землю, роняя меч. Фонси почувствовал, как что-то горячее и мокрое плеснуло ему в лицо. Хоббит прыгнул на спину большецу — добить.

Сражения в строю — не для хоббитов. Они отличные лучники и пращники, но никудышные наездники и скверные пехотинцы. Но неразумен тот, кто поведёт свои отряд драться с хоббитами врукопашную, на неровной почве, а тем более в полной темноте.

Вопреки распространённому мнению, хоббиты не слабее большецов, и напавшие убедились в этом на своей шкуре. Поднырнуть под удар меча, подойти вплотную, полоснуть по внутренней стороне бедра, оказаться сзади противника, рубануть под колено или по бедру сзади, так, чтобы перерезать жилу — и где твой рост, большец? Лежишь, такой высокий, большой и сильный, на земле, истекая кровью, а презренный половинец стоит на коленях у тебя на широкой спине и стаскивает с головы твоей шлем, чтобы удобнее было перерезать горло.

Шлем соскочил с головы большеца и остался в руках у Фонси. Было темно, но хоббит смог разглядеть, что шлем — остроконечный и крылатый. И почему-то — так часто бывает во сне — вид шлема вселил в сердце хоббита больше страха, чем само ночное нападение.

Фонси хрипло закричал и проснулся. Рядом заворочался и несколько раз кашлянул Горошек — ночи становились всё холоднее, и Фонси ложился спать, прижимаясь к тёплому ослиному боку.

— Тише, тише, — Фонси потрепал ослика по шее. — Спи. А я выйду на улицу, посмотрю, как там.

Он выполз из норы, вырытой прошлым вечером под корнями большой поваленной ели, и глубоко вздохнул. Дождь, зарядивший с вечера, всё так же моросил, еле слышно шелестя по хвое и опавшим листьям. Было совсем темно.

Фонси шёл на север уже больше недели с тех пор, как расстался с Элрохиром и его разъезжими. Страна здесь была лесная, холмистая и мокрая. И почти что пустая — за всё это время хоббит только два раза видел следы того, что здесь кто-то живёт: один раз наткнулся на недавнюю вырубку, а в другой раз, проходя по меловой пустоши, на несколько невысоких шалашей, примостившихся под нависшей плоской скалой. Шалаши показались ему слишком маленькими для большецов, и сначала он подумал — не живут ли здесь хоббиты? Было тихо, слишком тихо для обитаемого места, ни дымка не поднималось над шалашами. Фонси подошёл к одному из них и осторожно заглянул внутрь.

Внутри, скрестив ноги, сидел большей, совсем выцветший, и приветливо улыбался хоббиту усохшими губами; на плечах большеца лежала меховая накидка, а в глубине шалаша виднелась какая-то посуда и не то лопата, не то грабли. Движимый каким-то странным чувством, Фонси обошёл все шалаши и поклонился каждому обитателю — от двух или трёх из них оставалась только кучка костей у основания увенчанного оскаленным черепом шеста.

Фонси сел верхом на Горошка и поехал прочь по пустоши, что возвышалась над лесом, будто ранняя лысина на макушке братца Грима. Молодому хоббиту было не по себе, но в то же время ему казалось, что он совершил что-то нужное, навестив мёртвых — как будто побывал в гостях у троюродной прабабушки Арагинты Пухль. Старуха давно выжила из ума, принимала всех гостей за своих собственных детей, кое-кто из которых и сам успел умереть от старости, и мучила каждого, кто заходил к ней в комнату, одной и той же былью о том, какая большая репка выросла у них на огороде в году по широкому счёту одна тысяча сто и девяносто втором, — но так тосковала, если к ней долго никто не приходил, что братья Туки, их кузены Пухли и ещё другие родственники через отца этой самой Арагинты (Хилоноры, Вожжинсы и Хилонор-Вожжинсы) договорились между собой навещать её по очереди раз в три-четыре дня, так, чтобы никому это сомнительное удовольствие не выпадало чаще пары-тройки раз в год.

Продвигаясь по пустоши на север, Фонси опять приехал в лес и последние два дня шёл по лесу, ведя осла под уздцы, а на ночлег выкапывал норы, достаточно большие для себя и Горошка — умный ослик был приучен большую часть ночи спать лёжа. И вот теперь, подтянув штаны, хоббит вернулся в нору, закутался в плащ, привалился к хрипло сопящему во сне ослу и опять уснул.

— Ты что это, господин старший полусотник, нас за местных принял? — Фонси вытянул руку ладонью вперёд, закрывая болъшецу дорогу. — Союзников не опознаёшь? Отзови-ка своих людей.

— Чего-то я не припомню у нас в союзниках Большой Кучи Половинцев, — отозвался высокий большей, в остроконечном крылатом шлеме и в чёрном налатнике с белым деревом на груди. Знаком он приказал отряду держаться позади, а сам подошёл поближе к Фонси.

— Мы гвардия Артедайна, — сказал Фонси, нарочито по-артедайнски делая ударение на каждый слог, так, что слова его звучали с высокомерной ленцой, — у нас знамя со скипетром и башней за особые заслуги.

— Чего-то я не припомню в гвардии Артедайна подобной мелочи, — скривился старший полусотник, — да и самой-то гвардии Артедайна не припомню. Ты не путаешь, мелюзга?

— Это ты нас не заметил из-за разницы в размерах, — холодно объяснил Фонси, — но вы-то все огромные, как скалы, где вас носило, когда старик Зима взял Северск?

Это несправедливое, но, похоже, знакомое обвинение сбило гондорца с толку. Он задумчиво покрутил ус.

— Со скипетром и башней, говоришь? — сказал он, смягчаясь. — Ну ладно, на ангмарца ты и впрямь не похож, а на артедайнца — ещё как, кроме роста. Вы откуда и куда путь держите?

— Я у тебя, господин старший полусотник, твоих приказов не спрашиваю, и ты будь любезен мне такое же вежество оказать, — нахмурился Фонси, — и ступай себе мимо, куда сам шёл.

— Больно уж ты, как я погляжу, грозен, — усмехнулся гондорец, — ну да ладно, с твоим ростом иначе затопчут. Я тебя, мужичок-с-ноготок, запомню, может, ещё и встретимся.