Край без Короля или Могу копать, могу не копать
Шрифт:
Дни становились всё короче и короче, и хоббит проводил всё больше и больше времени в поисках и устройстве ночлега. Сперва Фонси не хотел оставлять на ночь костёр, чтобы не привлечь троллей, но проснулся однажды ночью и обнаружил в норе какого-то большого чёрного зверя, от крика хоббита тут же сбежавшего, но сон ему в ту ночь безнадёжно испортившего. Утром Фонси нашёл следы зверя, похожие на следы большого барсука, и решил, что теперь костёр надо жечь всю ночь.
Следы тролля он тоже однажды видел: глубокие отпечатки огромных босых ног уходили прямо в болото.
Болото в один прекрасный день осталось позади, но дорога на север всё равно не появилась — здесь начинались холмы, унылые и каменистые, карабкаться
Спустя несколько дней хоббита снова свалила лихорадка. На следующий день он оказался так слаб, что прошёл едва ли три поприща. Наткнувшись по дороге на поваленное бурей дерево, хоббит присел отдохнуть на его ствол. Голова кружилась, губы пересохли — новый приступ лихорадки давал знать о своём скором и неминуемом приближении.
— Так больше нельзя, — хрипло сказал Фонси. — У меня кончается еда, а я слишком слаб, чтобы охотиться. На одних лягушках с грибами долго не протянешь, да и становится и тех и других всё меньше. Зима скоро. Зажигать на ночь костёр — сожрут тролли, — рассуждал сам с собою хоббит, сидя на поваленном дереве. — Не зажигать — сожрут чёрные барсуки. Так или иначе, кто-то да сожрёт, вот ведь весело-то как.
Подступала лихорадка, и в голове было легко и пусто.
— Это если я не загнусь от этой самой лихорадки, — добавил Фонси, поразмыслив. — А скорее всего просто-напросто сдохну от голода, когда наступит зима. Вот оно как.
Хоббит вытащил из чехла купленный у Дори нож и стал играть сам с собой в ножички, бросая нож так, чтобы он втыкался в дерево.
— Жалко будет умереть. Впрочем, Лилия меня, верно, уже забыла. Повадится к ней какой-нибудь Сдобкинс или Хаггинс, а тётушки их и помолвят к равноденствию, а ближе к лету и поженят, и всё будет славненько. Братцам моим, опять же, больше достанется наследства.
Глаза хоббита сузились, лоб нахмурился. Он невесело улыбнулся.
— Идти назад — нет смысла, до зимы я даже к Пустограду не доберусь. Идти вперёд — а что там, впереди? Зимовать здесь — только оттягивать неизбежное. Может, сразу, а? — спросил он у ножа и сам ответил на свой вопрос. — Может, сразу.
Вытянув вперёд левую руку, так, чтобы задрался рукав, и зашипев от неожиданной боли в плече, хоббит размахнулся ножом и с оттягом, словно желая разом отхватить себе кисть руки, полоснул по запястью, чтобы перерезать жилы и выпустить кровь.
И когда тёплая его плоть ощутила смертный холод ножа, понял Фонси, что Лилия никогда не выйдет ни за кого другого, а умрёт старой девой, потому что упряма, горда и своевольна, и что братья будут горевать по нему, а его долю наследства раздадут бедным, и что нестерпимо жалко будет сейчас истечь тут кровью, когда столько уже пройдено.
Нож больно шлёпнул Фонси по запястью. Когда он успел повернуться в руке, хоббит не знал. Помотав головой, Фонси засмеялся. Радость жизни наполнила его, отогнав приближение жара.
— Олифан его заешь! — крикнул он на всю Глухомань, всаживая нож глубоко в ствол дерева. — Даже кровь себе не пустить! Ну и не надо!
Повернувшись на север, он грозно потряс в воздухе сжатым кулаком.
— Эй! — закричал хоббит. — Эй ты, Душитель! Попрощайся со своими двумя сильмарилами! Полюбуйся на них как следует — скоро ты и с ними расстанешься! Понял?!
Здоровенный валун лежал посреди прохода, загораживая дорогу на север.
Фонси замедлил шаг, а вскоре и совсем остановился, не дойдя нескольких шагов до валуна. Глубоко вздохнув, хоббит сел на лежащий неподалёку валун поменьше и стал растирать ноющее колено.Дорога на север появилась вскоре после того, как Фонси открыл свой тайный план Душителю — видать, добрые Стихии решили помочь хоббиту в его отважном предприятии и пораздвинули холмы в стороны. По крайней мере, Фонси было приятно так думать — эти мысли отвлекали его от того, что погода портилась всё сильнее, а чувствовал он себя всё хуже. А вот теперь на тебе — лежит камень посреди дороги и с места не шелохнётся, чтобы пропустить усталого путника, спешащего, как Верен, на север по важному делу. Давно лежит, вон как в землю врос. Серый и довольно гладкий, вот только посередине как будто чем-то исцарапанный.
Опершись о батог, хоббит с трудом поднялся и подошёл к валуну поближе. И правда, на камне была вырезана какая-то надпись в несколько строчек. Многие резы Фонси узнал, но надписи он сходу прочесть не смог. Скорее всего, написано здесь было на северном наречии.
Хоббит стоял, всматриваясь в надпись, пытаясь разобрать хотя бы слово, смотрел так пристально, что сами резы начали расплываться и двоиться. И вдруг он узнал, что было написано на камне. Не прочитал — слова по прежнему оставались непонятными, — а просто пришло знание неведомо откуда, как будто нашептал кто-то знакомый на ухо.
«На вершине ли холма, в камышах ли низины, мы не смеем охотиться, страшась маленьких людей.»
— Ну и дураки, — невежливо сказал Фонси, пожимая плечами. — Чего нас бояться?
Помогая себе батогом, он пролез между валуном и склоном холма и спрыгнул позади валуна. С любопытством осмотрев обратную сторону камня и не обнаружив там ничего особенного, хоббит двинулся дальше по тропинке между холмов и скал.
Снег повалил совершенно неожиданно, на третий день после того, как Фонси пришёл в эту холмистую страну. Голодный и усталый, хоббит брёл вверх по склону пологого холма, чувствуя себя отвратительно — лихорадка вновь решила посетить его, одновременно с ломотой в коленях, когда ветер в лицо усилился, и с неба полетели белые хлопья. Очень скоро их стало столько, что Фонси больше не разбирал перед собой дороги.
Снег облепил плащ, а ветер то и дело сдувал с головы хоббита капюшон, чтобы швырнуть пригоршню холодных хлопьев в лицо. Несколько раз Фонси поворачивался к ветру спиной и пытался идти задом, но каждый раз поскальзывался или оступался, так что затея эта привела только к тому, что хоббит напрочь перестал понимать, в какую сторону он идёт. Таким образом он дошёл до западного склона холма, что оказался гораздо круче южного. Сделав очередной шаг, Фонси подвернул ногу, упал и покатился под горку, ударяясь по дороге о камни, пока наконец не оказался в холодной слякоти в низине, той самой, где не смели охотиться неведомые резчики надписи на валуне, закрывающем вход в эту пустынную страну.
Опершись на ободранные ладони, хоббит приподнялся и встал было на ноги, но взвыл и снова шлёпнулся в слякоть. От боли в подвёрнутой ступне потемнело в глазах. Глухо застонав, хоббит уронил голову на руки и лежал так, на границе беспамятства, а снег всё летел и ложился на него сверху погребальным одеянием.
«Вставай!» — раздался в голове Фонси знакомый голос. — «Вставай, а не то замёрзнешь здесь!»
— Уйди, — промычал хоббит. — Уйди отсюда, каменный болван, дай мне отдохнуть.
«Вставай!» — властно рявкнуло в ответ. — «Отдохнёшь под землёй! Под землёй!»